18 марта в Самаре состоялся форум, посвященный культурному наследию российских городов. Самой слабой позицией градозащитников и главным аргументом их противников является сомнение в экономической целесообразности сохранения исторической среды центра города, иными словами вопрос: «Где деньги, Зин?».

Елена Короткова, старший аналитик Центра городских исследований бизнес-школы Сколково, отчасти ответила на этот вопрос, а также поставила под сомнение целесообразность строительства многоэтажек в историческом центре с точки зрения экономики.   

Прошу прощения за то, что буду говорить об историческом наследии в экономических терминах — стоимость, спрос, предложение, товар и так далее. Я экономист, и для меня архитектурное наследие — один из активов, которым город обладает или нет. У наследия своя экономика, оно приносит прибыль или убытки, поэтому выводить его за рамки экономической парадигмы было бы неправильно.

Историческое наследие или архитектурный капитал имеет особенность — ценность не пользователя. Деньги в чужом кармане не имеют к нам отношения и не имеют для нас ценности, в отличие от памятника архитектуры, расположенного в другом конце города. Рост этого капитала в сознании жителя Безымянки — задача, которая стоит на стыке информатизации и вопроса утилитарной стоимости ОКН. Это к реплике, что борьба за наследие не стала общегородской проблемой. Когда весь мир говорит об Эйфелевой башне, странно, если завтра её снесут, потому что кто-то не очень понимает её ценности.

Часто историческое наследие — это символический товар. Чтобы делать сувениры, важен образ, который можно изобразить на тарелочках или открытках. Совсем необязательно, чтобы этот образ существовал реально в виде какого-то объекта. На этом символе строится бренд территории.

Потребность в наследии имеет специфическую характеристику — мы должны понять, что это ценность. В этом смысле спрос на наследие необходимо создавать, он не дан нам изначально, как потребность в еде

Потребность в наследии имеет специфическую характеристику — мы должны понять, что это ценность. В этом смысле спрос на наследие необходимо создавать, он не дан нам изначально, как потребность в еде. С экономической точки зрения образовательные истории, информационная поддержка, экскурсии и прочее не просто форма досуга — это повышение стоимости объектов в глазах девелоперов, власти, жителей города. Люди изучают товар в ходе потребления. И застройщиков тоже можно научить пониманию ценности этого товара.

Спрос на товар ограничен двумя параметрами — временем, которое мы тратим на использование, и суммой денег на то, чтобы его потребить. На потребление архитектурного наследия не нужно тратить денег. Существует такой термин — провал рынка: тот, кто отреставрировал свой дом, не может собрать деньги с тех, кто пользуется этим товаром.

Вопрос во времени. Когда вы идёте через исторический город на работу, вы не тратите времени на то, чтобы пользоваться этим товаром. Когда для этого нужно совершить специальную поездку на определённую улицу, временная стоимость этого объекта вырастает, количество потребителей, которые жаждут воспользоваться этим товаром, сокращается.

Спрос на наследие проявляется в различных видах. Спрос на визуальное наслаждение, спрос людей, живущих в этих домах, на историческую среду, спрос градозащитников на сохранение, спрос замещающий — речь идёт о покупателях сувенирных тарелочек. Туризм, наконец. Кстати, кажется странным, что туристические компании Самары не участвуют в общественной работе по защите исторического наследия — объекта, приносящего им прямые доходы.

Стоимость объекта, стоящего на земельном участке, состоит из двух частей — цены объекта и цены земельного участка. Проблема сноса заключается как раз в том, что земельный участок и локация часто оцениваются дороже, чем сам объект. И в этом смысле важно сделать объективную оценку объектов исторического центра, которая поможет высвободить территории, занятые строениями, не представляющими ценности. Наверное, мы не можем позволить себе использовать дорогую территорию в центре города под сараи. Но это не призыв к сносу.

Горожане также по разному оценивают градостроительные ограничения. Одни двумя руками за, потому что появляется гарантия, что перед окнами ничего не построят, другие — против, потому что “кому ты продашь эту историю, на которой даже гвоздь нельзя забить без разрешения”

Отношение к охранным режимам, ограничивающим строительную деятельность на территории вокруг объекта, у участников экономических отношений может быть разное. С одной точки зрения, запрещая строительство, мы уменьшаем ценность территории для застройщика, но если судить по Европе и США, ограничения повышают общий ценник по городу, а стоимость недвижимости в охранных зонах повышается на 5-25%.

Горожане также по разному оценивают градостроительные ограничения. Одни двумя руками за, потому что появляется гарантия, что перед окнами ничего не построят, другие — против, потому что “кому ты продашь эту историю, на которой даже гвоздь нельзя забить без разрешения”.

И тех, кто против, можно понять — как только город наложил ограничения и ничем не помог собственнику, объект недвижимости падает в цене. Он его и продать не может, и отремонтировать — получается чемодан без ручки. Но город владеет набором инструментов, которыми покрывают потерю рыночной стоимости недвижимости — пониженная арендная плата, снижение земельного налога и другие. В противном случае экономические условия, созданные для собственника, могут оказаться настолько тяжелы, что дешевле уничтожить этот объект и построить новый. Довольно распространенная практика.

Мы провели сравнительный анализ пяти самарских кварталов. Первые три квартала — исторической застройки и два квартала современной застройки микрорайонного характера. Понятно, что большие здания уменьшают количество фасадов, выходящих на улицу, 15 против 54. Прогулка по улице из исследования, приключения превращается в монотонный путь мимо однообразных фасадов, подъездов и так далее. Плотность в последних двух приближается к московской микрорайонной застройке. Анализ функционального наполнения показал, что в 4 и 5 кварталах жилые площади достигают 90%, а точки общепита, банки и торговые площади в 4-м квартале отсутствует вообще.

Важно, чтобы улица жила не только днём, но и вечером. Мы любим Европу за вечернюю историю. Город не засыпает, как деревня после заката. Мы посчитали время работы заведений, расположенных на первых этажах всех кварталов, и вывели среднее. Первые два квартала засыпают в 20:00, что при разбросе даёт определённое количество заведений, которые работают круглосуточно или до 22:00. 4-й и 5-й кварталы засыпают к 7 вечера. В 5-м квартале лишь 8% заведений работает после 20:00, в 4-м —28%. Посчитали количество предприятий и рабочих мест на территории кварталов.

Экономия и оптимизация расходов складываются из двух направлений — наращивание доходной части и сокращение расходов. Наши города, имея короткий горизонт бюджетного и межвыборного планирования, считают в одну сторону — доходы. Продали участок, девелопер построил многоэтажный дом, продал квартиры, город снял налоги и так далее. Но никто не сравнивает эти показатели с расходами на развитие инфраструктуры под эти объекты. Мы провели анализ и выяснили, что в 2014 году программа развития коммунальной инфраструктуры “съела” всё, что было разработано городом самостоятельно, включая НДФЛ, который не является местным доходом.

Напрашивается вывод, что доходы бюджета от массовой застройки в центре, нивелируются расходами на развитие инфраструктуры под них. Пониманию ценности культурного наследия нужно учить, в том числе и представителей власти, потому что они не награждаются осознанию этой ценности вместе с получением мандата.

Фото: Дария Григоревская

Галерея “Атриум” на Ленинградской так давно укрыта строительными лесами, что местные жители уже и не помнят, что тут было раньше. С любопытством поглядывая на римские статуи в нишах фасада, поразительно похожие на нынешнего президента России, люди спорят об архитектурной и культурной ценности объекта. Кто-то восхищён размахом, кому-то кажется, что смешение стилей похоже на китч 1990-х, но надо признать, что подобных сооружений в Самаре нет.

Потратившему миллиард и 17 лет жизни Михаилу Косову, автору и владельцу здания, чуть-чуть не хватило ресурсов, чтобы галерея зажила своей жизнью. Его пытаются обанкротить банки, нанявшие охрану и не пускающие внутрь большей части галереи. Его боятся поддержать чиновники, отписываясь от его запросов заверениями, что он делает очень важное и нужное дело. Михаила Косова называют “самарским Гауди” и “городским сумасшедшим”, но он не отступает и продолжает поддерживать жизнь в своём детище.

Недавно выяснилось, что Косов ещё и печёт пиццу в печи так и не открытого в «Атриуме» ресторана. ДГ отправился в гости к Михаилу попробовать блюдо от шеф-повара и узнать, что будет дальше.

Пицца “идеального гражданина”

Простому смертному в ресторан и на кухню ни за что не попасть — для этого нужно пройти настоящий конспиративный квест. Дворы, тоннели, лестничные переходы, и вот внезапно оказываешься в уютном небольшом и тёплом помещении, где стоит дорогое кухонное оборудование и пахнет ароматной пиццей. В небольшом зальчике спрятано сердце — дровяная печь, в глубине которой лениво извивается пламя над углями.

На столе лежит свежеиспеченная пицца, с ароматом которой не справляется даже вытяжка. Перед началом разговора съедаем по кусочку. От обилия моцареллы пицца тянется, и приходится складывать кусок, одновременно приподнимая. Горячий сыр и сочные томаты обжигают, но удержаться невозможно. На вопрос об ингредиентах Михаил отвечает уклончиво, хотя это вовсе не тайна. Просто его стиль общения своеобразен — что бы вы ни спросили, он ответит на вопрос так, как хочется ему.

— Нет постоянных поставок в Самаре. Ни в Metro, ни в других магазинах. Поэтому достаточно сложно вообще подобрать нужные ингредиенты и постоянно на них базироваться. Теперь я знаю, почему итальянские мафиози, отходя от дел, занимаются пиццей. Пицца — это искусство! Понимаешь? Каждая пицца — она индивидуальна. Сделал две тысячи, три, пять, а каждая получается по-своему. И не всем дано это увидеть, нет взаимосвязи у людей. Ну пицца, ну и что? Но когда мы делаем пиццу… —  Михаил прикрывает глаза и шепчет: — Я успокаиваюсь.

Некоторая театральность вообще ему свойственна, хотя складывается впечатление, что это не показное, а просто ещё одна особенность манеры общения. В армии ему подарили томик Цицерона и, кажется, попали в яблочко: жесты Косова и речь неуловимо похожи на манеры римских ораторов. Когда он обращается к тебе, то протягивает навстречу руку с открытой ладонью. О себе говорит мягко, убаюкивающе, разводя руками, чтобы показать абсолютную уверенность и спокойствие.

— Скажи, ты увидел во мне человека, которого банкротят, у которого всё отнимают? В принципе я самый бедный предприниматель в Самаре. Сильно я похож на самого бедного? Нет. И это благодаря печке. И вот Антонине, она мне помогает во всём.

Помощница Михаила слегка хмурится и просит не развивать эту тему. Она быстро наводит порядок и исчезает, оставляя нас наедине.

  У нас все крутые, по банкам, проверяющими хотят быть, а просто делать пиццу и такую, чтобы специально со всего города приезжали в одно место — нет таких.

— На всю стройку осталось только два человека — я и Антонина. Плюс Галина Ивановна. Мы содержим всё это, оберегаем весь проект. Ну и плюс это (показывает на печь) — для успокоения, для друзей и знакомых. Пока!  И ты не поверишь — таких печек только две: одна в Москве и одна в Самаре.

Мы подходим к большой печи. В глубине горят дрова, но жара почти не чувствуется. Михаил направляет строительный инфракрасный термометр вглубь. На экране 380 градусов. Затем замеряем температуру с внешней стороны. Оказывается около 54 градусов.

— Эта труба поднимается на 41 метр от земли, — Михаил Косов показывает на вытяжку. — Галерея “Атриум” — непревзойденное по инженерии здание в Самаре. Смотри, здесь есть вентиляция, “пожарка” и даже видеокамера для того, чтобы зритель мог увидеть процесс, как делается пицца. У нас кухня открытая, только в современном понятии, мы же в XXI веке. Кстати, печка сделана из лавы вулкана.

Знаешь, был бы большой кайф, — продолжает Косов, —  если бы я нашел мальчика, который школу окончил, но он чувствует, что такое мука, тесто, чтобы это была для него жизнь — таких людей очень мало, я их не вижу. Вот в Европе они есть. А у нас все крутые, по банкам, проверяющими хотят быть, а просто делать пиццу и такую, чтобы специально со всего города приезжали в одно место — нет таких. И пиццы нет в Самаре. Нет культуры потребления. У нас настолько непритязательный народ — сделай что-нибудь и ладно. Немножко подлатай дороги, и уже рады будут. Это ужасно.

Дело самих утопающих

Разговоры о пицце и кадрах Михаилу быстро наскучивают. Он живет только “Атриумом”, как капитан Немо своим “Наутилусом”. И словно легендарный подводный корабль, оставшийся без команды и замерший на дне, судьба “Атриума” занимает все мысли своего создателя. Каждый монолог так или иначе касается закованного в строительные леса каменного исполина.

Косов подхватывает со стеллажа большую книгу, и оказывается, что это оформленные в твёрдом переплете документы — переписка с чиновниками, запросы, обращения и отписки. Я успеваю спросить, готовы ли самарцы вообще к такому проекту, нужно ли им это?

— В принципе денег-то не мне не дают, а народу. Все говорят: “Не надо в Самаре этого делать!” Мне лично готовы дать, но не в Самаре. В Самаре “одни лохи, нищета”. Это говорит, например, министр экономического развития Кобенко. Он говорит: “Этот проект здесь не пойдет”. Он почему-то считает себя умным в торговле, но как можно себя считать умным в торговле, если ты не торговец?

Я продал миллион единиц обуви и одежды, к примеру. У меня был десяток магазинов, которые знал весь город. Если мы сейчас выйдем на улицу и спросим: “Знаете ли вы магазин “Мировая обувь” или галерею “Атриум” или “Шпала”, практически каждый ответит: “Да, знаю”. Я торговец, я купец. Я знаю. А он мне говорит: “Не, не пойдет, здесь одни лохи”. Ну что за глупости?

Дальше — министр финансов. Ну детский сад вообще. Я ему пишу, ты просто заходи ко мне, просто посмотреть на объект. Дальше ты можешь его оценить и, может быть, у вас будут какие-то мысли. Он мне отвечает: “Иди ты в жопу!” Потому что, по словам “жёлтой прессы”, тебя банкротят и вдруг мы тебе дадим денег, а ты потратишь куда-то. Я говорю, подожди, я же у тебя денег не прошу, ты прочти письмо, там же написано: “Приходи ко мне, я на здание потратил больше миллиарда, и это общественное здание. Сюда будут приходить люди, и уже приходят. И те, кто попадает сюда, они бесконечно счастливы”.

— Я просил немного денег у губернатора один раз, просто со злости уже. Мне так обидно, что на Ленинградской народа нет. Унылая улица. Её, кстати, знаешь, как называют? Улица нищих. Здесь было 16 магазинов дешёвой обуви и несколько ювелирных. И никакой подсветки, ничего нет. И тут рассказывается, какая у нас красивая улица. Ну замостили улицу, убили всю торговлю. Откуда же деньги будут, если недвижимость не приносит прибыль? И потом, кто поедет в Самаре в старый город? Сюда нельзя ехать!

Я не хочу обидеть губернатора, но а дальше что? Кроме бабушек, есть молодые люди. Без них нельзя, это наше будущее. Вот они уедут — и что делать? Через 10 лет всё встанет.

Мы все живем в этом городе. Кто-то много работает, кто-то мало, кто-то шустрит — неважно. Этот город должен быть для всех. И для богатых, и для бедных. Богатых уже не осталось, уехали все. Пока они здесь были — не важно, наворовал он или как-то иначе — богатые тянули и двигали. Ну уберём их, уберём середнячков. Оставим бабушек, и пусть они голосуют и вместе живут с нашим губернатором. Он сюда приехал, он удовлетворяет бабушек.

Может, он хороший и хозяйственный мужик, но вот ему с бабушками надо. Ещё он любит ездить по деревням, колхозам, рассказывать, как корову доить. Любит поздравлять бабушек, дедушек, учителей. Ну а как — социалка! Вот классно устроился. Никуда не надо лишнего лезть. Поздравил вовремя учителей, ветеранов, получил голоса на выборах. Я не хочу его обидеть, но а дальше что? Кроме бабушек, есть молодые люди. Без них нельзя, это наше будущее. Вот они уедут — и что делать? Через 10 лет всё встанет.

Мне стесняться нечего, у меня всё отняли! Я могу говорить прямо — когда приехал губернатор, я подумал, что вот хозяйственный мужик, 60 лет. Я ему сразу написал письмо, но он мне не ответил. Я написал десятки писем, но он так ни разу не ответил. Ему надо было дойти до меня 2240 метров, а он так и не приехал.

Я не прошу у губернатора денег. На мне должны зарабатывать банки. Они должны давать мне кредиты и зарабатывать на процентах. Всё это было построено ещё в 2006 году на мои собственные средства. Но что делает банк ВТБ? Я попросил денег у банка, он пообещал мне дать 100%, дал 62% и теперь забирает всё. Нормальный бизнес!

Начиная с 1997 года я метр за метром выстраивал, объединяя и восстанавливая эти развалины. А в 2015 году БТИ по заданию конкурсного управляющего и ВТБ пытается разделить объект для последующей продажи. Конечно, денег в стране не будет, если одни собирают, а другие разбирают.

Самара могла бы быть классным городом. В нас 20 лет никто ничего не вкладывал, а в Казань вкладывали — чего бы ей не расти? Но я люблю Самару и поэтому вкладываю деньги здесь. Россию всегда толкали 10% населения, и я на эти 10% очень рассчитывал. Но никто не верит, что я когда-нибудь это закончу. Это ужасно.

Ода “Атриуму”

Напоследок Косов отводит меня из теплых, пахнущих штукатуркой помещений галереи, в старую коммунальную квартиру, просто открыв одну из дверей. Не сразу соображаю, где мы оказались. Только что Косов показывал идеально проложенные коммуникации, выверенные до миллиметра элементы будущего декора и железобетонные конструкции, которыми укрепил фундамент, а через секунду мы стоим в тёмном коридоре с тазами, слабым запахом перегара, торчащими проводами из распределительной коробки и синим сиянием телевизоров из под дверей.

Общий душ, общая кухня, общий туалет. Всё закрашено десятками слоев масляной зеленой краски. Эти помещения Михаил хотел бы заполучить и присоединить к своему безупречному детищу, поэтому тема старых домов для него болезненна.

— Бабушки и дедушки, которые живут в этих домах, хотят, чтобы всё осталось на вечность. Дешёвые здания, где жили непонятно какие люди — да здесь надо всё снести и оставить совсем мало зданий, которые будут нести настоящую культуру нашим детям, внукам, правнукам. Так нет — давай оставим всё дешёвое, покажем, какие все нищие были. Это ужасно.

Но никакие проблемы с банками, с соседями или властями не могут увлечь Михаила настолько, чтобы отвлечь от “Атриума”. Он готов часами рассказывать о совершенстве своего главного детища. “Самое красивое здание в Самаре”, “Безупречность”, “Счастье” — Косов живет “Атриумом”, и я спрашиваю, что будет, если он всё-таки достроит? Не будет ли после этого разочарования, потери смысла? Но за романтическим образом скрывается жесткий прагматик. Косов хочет зарабатывать деньги и не стесняется об этом говорить.

— Это невозможно. Во-первых, я занимаюсь торговлей. Во-вторых, я занимаюсь торговлей с советских времен до сих пор. Я построил в Самаре универмаг. Это не торговый центр. Это самый сложный механизм в торговле. Люди, которые приезжают сюда, должны получать удовольствие.

∼

Еще до интервью Михаил прислал мне на почту целый список материалов, по которым я должен был подготовиться. Это были фильмы об искусстве торговли, мнения архитекторов и искусствоведов о галерее “Атриум”, ссылки на интервью, чтобы я смог осознать масштаб и замысел.

Напротив огромного тёмного “Атриума” с его античными статуями развел ладони гигантский “Дядя Стёпа” в старой милицейской бронзовой шинели. В заросшей сосульками “Юности” горит свет и в секциях-клетках идёт неспешная торговля, на главной пешеходной улице города пусто. На кухне будущего самого престижного ресторана Самары в дровяной печи Михаил Косов печет пиццу. 500, 600 и 700 рублей. Марка “М-78”. Телефон 8 (927) 731 44 04.

Фотографии и рендеры интерьеров со страницы Михаила Косова в Facebook.

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте

Центр образования и сотрудничества VISUALLLAB продолжает радовать встречами с людьми необыкновенными и творческими – на этот раз мы встретились с Лёкой NYC, дизайнером и модельером,  коллекции которой прочно заняли подиумы Нью-Йорка, и их можно найти в бутиках Парижа и Лондона. Лёка уже одела Леди Гагу и моделей американского Vogue  — для этого нужно было разорвать все связи и уехать, а потом напряжённо работать несколько лет. Но об этом никто не расскажет лучше самой Лёки.

— Расскажи, как тебе за такой короткий срок удалось не только выбраться из Самары, но и добиться таких высот? Люди о таком только мечтают полжизни, а потом полжизни этого добиваются.

—  Сначала был сон. Нью-Йорк мне приснился. Я об этом городе никогда и не мечтала даже. После этого сна он почему-то накрепко засел у меня в голове. Я спровоцировала всех своих друзей получить визы и съездить туда. Я безумно влюбилась в это место, этих людей и эти эмоции. После того прошло несколько лет – я была дизайнером интерьеров, занималась архитектурой, работала по профессии после окончания университета. В один прекрасный момент я поняла, что нужно кардинально менять свою жизнь – пришло осознание того, что я занимаюсь не своим делом и иду не своей дорогой.

Не скажу, что меня всегда тянуло в мир моды.  Я стремилась к созданию чего-то реального и тактильного, того, что можно было бы потрогать руками, чего-то близкого к женщине. Мы начали заниматься  принтами и футболками, продавали их в своём шоуруме – всё было очень интересно и весело, но я понимала, что местечковый уровень, которого мы достигли, совсем не то, что нужно.  Как-то осенью мы с мужем поехали на Mercedes Benz Fashion Week в Москву, я посетила все шоу, пока Денис снимал, а вечером он мне говорит: «Ты же понимаешь, что должна сидеть не в зрительном зале, а быть там, по ту сторону подиума?» На тот момент я просто в голос рассмеялась и не придала его словам особого значения. Прошло время, мы всё закрыли и уехали в Нью-Йорк.

В это трудно сейчас поверить, но с момента того решения и первой публикации в  американском Vogue прошел всего год. Это был год проб и ошибок, бесконечных перемещений, работы 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Но результат действительно стоит того! Меня никто не учил создавать и продвигать коллекции, этому у нас в России нигде не учат и, чувствую, ещё долго учить не будут. Даже те восходящие звёзды дизайна, которые здесь есть, должны смениться ещё одним поколением, чтобы хотя бы иметь представлении о возможностях, открывающихся за рубежом. Конечно, можно было сразу уехать учиться дизайну и моделированию туда – но обучение стоит реально дорого, не всем такое вложение под силу.

— Если здесь такая безнадёга, то почему тогда ты решила сотрудничать с VISUALLLAB?

— Сила в коллаборациях. Один человек, занимаясь творчеством, может мало. Сильные люди, профессионалы своего дела, объединившись в команду, могут тронуть лёд – я в это верю и я это знаю. Уже год в Самаре существует независимая школа молодых дизайнеров – люди, которые хотят научиться профильным моментам, моделированию и конструированию, учатся этому у моей команды. Но направленность довольно узкая, хочется расширения – и поэтому я вступила в коллаборацию.

— Получается, будешь работать на два города сразу?

— Я уже работаю на 4 страны: в Нью-Йорке у меня есть партнёр, который занимается всеми вопросами, касающимися маркетинга, пиара, промоушена и так далее. Это позволяет полностью посвятить время дизайну коллекций. У меня свой подход – я рассматриваю любую вещь, которую создаю, как арт-объект. У меня понимающая команда профессионалов, которая занимается проработкой конструкций и пошивом – от меня им достаточно услышать лишь представление о том, какую форму это должно обрести, и они сами понимают, как создать то, что мне нужно.

Уже год наши коллекции представлены в Париже, раз в полгода мы привозим туда новые вещи, которые покупают баеры для своих магазинов. Так что много времени мне теперь нужно проводить там. Плюс я часто бываю в Италии – там находится часть производства, и мне нужно следить за всеми этапами – приходится колесить от севера к югу и наблюдать за всем, благо страна маленькая. А с февраля этого года мы ещё и в Лондоне представлены – в июне будем делать шоу и проводить встречи с дизайнерами. Вот так, четыре страны. Пока что.

Wolf&Badger, London

— Из твоих слов ясно, что хорошая команда имеет значение решающее. Какие люди подошли бы именно тебе?

— Моя команда – это талантливые люди со сверхъестественной работоспособностью. Талантливые люди – это такие, которые с лёгкостью обучаются тому, что им интересно, и понимают, к чему мы идём. В нашем деле мы ждём фидбэк по году или даже больше, и поначалу трудно работать, не видя немедленного результата своих усилий, это сложно и морально, и физически. Теперь мы работаем в мировом календаре, в очень большом темпе, участвуем в мировых известных конкурсах и получаем обратную связь от множества наших проектов. Мы готовы обучать всех, кто заинтересован в работе с нами.

Уверенность в своём таланте – большая проблема для России, у нас много людей, чаще всего это женщины, которые не уверены в себе, в своих умениях. Свой талант обязательно нужно поощрять, даже делая небольшие шаги вперёд, нужно не бояться писать письма в дома мод, участвовать даже в тех конкурсах, которые имеют мировое имя, – всегда есть шанс, что тебя заметит Карл Лагерфельд. Главное — заявлять о себе. Никогда не знаешь, где выстрелит.

В начале, на особенно трудном этапе, меня поддерживала моя семья. Дизайн и вообще любой арт – это всегда в твоей голове. Ты просто придумал это – почему другие люди должны это покупать, почему им должно это нравиться? Я прислушиваюсь к близким, всегда спрашиваю их совета – мама, муж и дочь меня поддерживают и направляют.

— Когда ты впервые почувствовала, что всё-таки идёшь в верном направлении?

— Это был первый показ на New York Fashion Week. Мы показали то, что Нью-Йорку не свойственно – там больше сосредоточены на уличном стиле. А мы решили, что конструкции и перья подходят для этого случая идеально. Пресса перешёптывалась между собой: «Кутюр, кутюр!» И, конечно, нас заметили, хотя мы эту коллекцию сделали за месяц. Всего за месяц сделали крутой аутфит, и о нас заговорили звёзды и стилисты. Нашу одежду стали брать на съёмки. А потом сама Леди Гага пришла и выбрала жакет. Так этот успех и разносится до сих пор посредством сарафанного радио – вплоть до того, что в августе Ракель, стилист Бейонсе, попросил сделать для неё аутфит.

— Ты человек, который прекрасно разбирается в модной индустрии. Скажи, что так тормозит дизайнеров в России? Почему им так трудно здесь выжить и развиваться?

— Первая и самая большая проблема: мы не можем дизайнить из ткани, которая производится в Иваново. Её даже немногие в качестве постельного белья отважатся использовать. Ни качество, ни внешний вид – никаких шансов даже на создание качественного продукта. Если мы будем использовать только её, то будем абсолютно неконкурентоспособны. Стоимость вещей от российских дизайнеров потому столь высока – все ткани приезжают из-за границы и облагаются неисчислимым количеством налогов и пошлин. С оборудованием то же самое.

Думаю, у правительства просто не доходят руки до лёгкой промышленности. У нас же есть предприятия, обеспечивающие производство военной формы – там всё отлажено. Читала недавно статью в журнале «Деньги» — там говорится, что те россияне, кто одевался у дизайнеров среднего уровня , скоро не смогут себе такое позволить и уйдут в Zara. А те, кто обычно покупал одежду в масс-маркетах, и вовсе будут одеваться в «Ашане». Допускаю, что всё может пойти именно так – но мы же можем всё это исправить! Мы способны сами сделать свою «Зару», и даже лучше – в стране много людей, которые учатся дизайну и пошиву, много людей, которые хотят красиво одеваться, их просто толпы. И я верю в эту страну, верю в то, что мы сможем всё это нагнать, нам просто нужна поддержка. Пожалуйста, уберите эти сумасшедшие налоги. Пожалуйста, дайте нам возможность работать и делать то, что мы умеем – и мы сделаем это на мировом уровне.

Посмотреть на коллекции Лёки можно здесь 

Гастрономическое путешествие по кухням общежитий завершается — сегодня мы расскажем вам о китайском парне Сыяо Чжан, который живёт в России меньше полугода. Встреча с ним была особенно смущающей и странной — соседи по блоку предупредили, что обитающие здесь китайцы не шибко общительные ребята и ни с кем из местных дружбу не водят.

Объяснение нашлось довольно скоро: выяснилось, что Сыяо знает только десяток-другой слов по-русски и вообще не говорит по-английски. После резонного вопроса о том, как полное незнание местного языка сказывается на его успеваемости, Сыяо только хихикнул — говорит, что там одни формулы и разговаривать ни с кем не приходится.

Сыяо Чжан, 21 год, Китай

Самарский университет (СГАУ), факультет летательных аппаратов, 1-й курс

Сыяо живёт в соседнем общежитии № 6, поэтому после встречи с Оче и Марио добраться до него не составляет труда. Здание выглядит угрюмо и блекло, даже новенькие пластиковые стеклопакеты не способны освежить его вид.

Проводник в мир студенчества виляет по коридорам, из разных уголков доносятся запахи жареной картошки и сигарет (надписи в отчаянии увещевают, что курение в корпусе запрещено). Мы оказываемся наконец у маленькой невзрачной двери, за которой живут первокурсники из Китая.

Сыяо представляется Колей, его друг — Яшей. Их имена настолько труднопроизносимы для российских профессоров, что после зачисления их попросили выбрать что-то попроще. По-русски они говорят с большим трудом, хоть и в целом улавливают смысл обращённых к ним речей. На предложение «поспикать на инглише», царе языков, Сыяо смущённо трясёт головой – говорит, английский уже успел позабыть, здесь он ему ни к чему.

В конечном счёте, любое обращение друг к другу заканчивалось смешками — даже самое простое русское слово «вода», произнесённое с китайским акцентом, разобрать с первого раза было невозможно. Нечего и говорить, что английский с русским акцентом вызвал у Сыяо столько же недоумения. Кстати, о воде Сыяо заговорил к тому, что, по его скромному мнению, в России она намного чище, чем в его родном Пекине. Это касается экологической ситуации в целом — когда Сыяо приехал сюда, то первым делом страшно удивился и вдохнул полной грудью чистого волжского воздуха.

Сыяо говорит, что пока по Самаре особо не разгуливал — как-то был смущён погодными условиями, да и языковой барьер явно не способствует долгим прогулкам по не изведанной ещё Самаре. К тому же из-за свалившегося на голову студенчества на променады просто не осталось времени.

Используя язык жестов и интонаций, мы выяснили, что папа Сыяо славится своей готовкой чуть ли не на полпровинции – и сейчас сын попытается превзойти отца в приготовлении блюда «хуншаожоу», располагая очень малыми средствами: старенькой плитой, парой тарелок и внушительного вида тесаком, который Коля и Яша используют вместо ножа.

Ингредиенты:

Свиная грудинка – 0,6 кг

Имбирь – 100 г

Чеснок – 8 зубчиков

Корица – 3 палочки

Бадьян (анис) – 2 звёздочки

Лист лавровый, соль, перец, сахар, соевый соус, вода

Рецепт:

Прежде всего свинину необходимо вымочить в кипятке – Сыяо говорит, что его отец часто так делал для того, чтобы поверхность мяса «схватилась» и потом его легче было дожарить до золотистой корочки. Не знаю, насколько метод из Поднебесной действенный, но при желании попробовать стоит.

Мясо нарезаем тонкими полосками, обжариваем на раскалённой сковороде около минуты и полуготовое откладываем в сторону. На чистую сковороду наливаем три столовых ложки масла и насыпаем столько же сахара. Топим сахар до тех пор, пока он не превратится в коричневый сироп. Жарим мясо в сиропе ещё 5 минут.

Когда мясо станет золотисто-коричневым, заливаем его стаканом воды (если вы не живёте в общаге, лучше, конечно, использовать мясной бульон). Выкладываем в жидкость все специи, нарезанный тонкими ломтиками имбирь и 8 очищенных зубчиков чеснока – не пугайтесь такой дозировки, Сыяо говорит, что его отец кладёт ещё больше, и ему пришлось немного адаптировать рецепт под россиян.

Жарить ещё двадцать минут, пока не выкипит вода, при желании подавать к столу с гречневой или рисовой лапшой.

Автор фото: Арсений Усикян

ДГ запускает новый проект «Улица и лица», в котором жители города будут рассказывать о разных местах самарских улиц. Мы не будем говорить о всем известных достопримечательностях. А если и будем, то рассказывать о них станем неизвестные вещи.

Первый материал посвящён улице Самарской, имя которой практически идентично названию города, в котором она находится.

Перефразируя классика, можно сказать, что у каждой улицы запах особый, и это в полной мере относится к Самарской. Старой и одноимённой с самим городом, в котором она находится. Словно в сказочном городе Анк Морпорке из миров Терри Пратчета, здесь удивительным образом смешиваются ароматы пирожков из “Макдоналдса”, восточные благовония из подвальчика возле сквера Высоцкого и запахи старого дерева, которым обшиты дома с вековой историей. ДГ прошел Самарскую от начала до конца и записал истории жителей города, связанные с улицей.

~

«Волгопромгаз», Самарская, 8

Начинается Самарская недалеко от реки Самара с нескольких домиков частного сектора, а если говорить совсем честно, то с розовой каменной будки уличного туалета без двери. В XIX веке улица называлась Мечетной. На ней располагались мусульманская духовная школа, деревянная мечеть, а в самом её начале где-то в этом месте было татарское кладбище.

Подобно реке, начинающейся с небольшого ручейка, улица в самом своем начале не имеет даже асфальтового покрытия, однако через сотню метров на её четной стороне вырастает «кремль». Уникальное сооружение начала 2000-х годов, прозванное острословами «страна Аветисяния».

Это территория предприятия “Волгопромгаз”, кажется, самая защищённая бизнес-крепость в городе. Проехать сюда, не нарушив правила, практически невозможно из-за обилия запрещающих дорожных знаков. Однако напротив кирпичных неприступных стен с воротами, которым позавидовали бы воеводы прошлого, стоят древние самарские домики дореволюционной постройки.

Анастасия Кнор, автор ДГ:

— Один раз мне довелось побывать в офисе «Волгопромгаза». Это стало целым событием. Помню, как меня поразили мощные ворота и высокие, почти замковые стены, оплот надёжности и отгороженности от мира. Просторный двор перед офисом был выложен диковинной тогда тротуарной плиткой. Система охраны главного входа была нечеловеческой. Вместо привычных вахтёров — космическая капсула. Сейчас такие уже можно встретить в американских аэропортах и секретных учреждениях, но 15 лет назад… в Самаре…

Перед тобой открывались автоматические двери, ты заходил в цилиндрическое пространство, двери сзади закрывались — привет, клаустрофобия. Потом тебя принимались сканировать датчики, и в случае положительного теста на безопасность двери с другой стороны открывались, впуская гостя в «святая святых».

~

Троицкий рынок, между Венцека и Ленинградской

Поднимаясь вверх, доходим до Троицкого рынка, старейшего из существующих до нашего времени в городе. Торговать с обозов здесь начали ещё в 1835 году. А в 1856 году после очередного уничтожившего большую часть города пожара появились специальные рыночные постройки.

Распались Российская империя и Советский Союз, но рынок мало чем отличается от того, что он представлял из себя полтора века назад. Те же ряды, где можно купить практически всё — от сырого мяса до сварочного аппарата. Название рынок позаимствовал от некогда стоявшей в районе современного переулка Высоцкого церкви во имя святой Троицы, снесённой большевиками.

Напротив торговых рядов есть сразу несколько любопытных заведений. Например, на втором этаже дома № 49 расположилась букинистическая лавка. Здесь огромный выбор старых изданий, притом по очень скромным ценам. Например, книги из серии “Библиотека приключений”, которыми зачитывались несколько поколений советских школьников, стоят всего 100 рублей. А ещё можно пообщаться с владельцем лавки Дмитирием Шляковым, который прожил на Самарской 40 лет и может рассказать вам кучу историй о жизни её обитателей.

Петр Алабин, городской голова в 1884-1891 годах:

— Троицкая площадь, главнейшая базарная площадь города, на которой торгуютъ не только въ базарные дни, но круглый годъ. Сюда привозится всякая живность, хлебные и другие продукты и различные жизненные припасы. Площадь изрезана во всехъ направленияхъ: обжорными рядами, навесами для торговцевъ печенымъ хлебомъ, ларями, лавками, вытянутыми въ несколько порядковъ съ галантерейными или что тоже игольными и простыми кресгьянскими товарами, съ мануфактурными, кожевенными, металлическими, деревянными, фаянсовыми, стеклянными, фарфоровыми и другими изделиями; рыбными, мясными рядами; лавками съ москательными и колониальными товарами и тому подобное. Вся площадь обставлена домами, нижние этажи которыхъ заняты такими же лавками, лобазами, складами, а прочие трактирами, гостинницами, белыми харчевнями. Такими же заведениями заняты и ближайшие къ Троицкой площади дома на улицахъ, въ нее впадающихъ.

~

Бывшее здание ресторана «Аквариум», Самарская, 95

После сквера Высоцкого пересекаем улицу Некрасовскую и доходим до руин Театра юного зрителя на Самарской, 95. До революции 1917 года здесь располагался ресторан “Аквариум” с цыганским варьете. Но после известных событий цыгане разбежались, а клиентов стало ощутимо меньше. Поэтому в здании разместились различные профсоюзные организации и партийные штабы эсеров и меньшевиков. После очередных известных событий эти организации перестали существовать, а в 1922 году тут расположилась первая пионерская организация.

В 1930 году в здании состоялась премьера первого спектакля Театра юного зрителя, сюда же подселили кукольный театр. Кстати, Театр кукол должен вернуться сюда после реконструкции, навсегда покинув нынешнее свое пристанище.

По плану все работы по реконструкции должны были завершиться в декабре 2015 года, однако здание по-прежнему выглядит не слишком обнадёживающе. Здесь же в 10 метрах прямо на проезжей части стоят мусорные контейнеры — это ещё одна отличительная примета Самарской.

Армен Арутюнов, редактор отдела культуры газеты «Волжская коммуна»:

— На фасадах самарских зданий рубежа XIX-XX веков можно встретить самые разнообразные декоративные элементы, а вот рельефные композиции, фризы, скульптурные группы в тимпанах и прочие — всего ничего. Керамика на здании художественного музея, барельеф на соседнем банке, композиция над главным входом главпочтамта…

Барельефы бывшего ресторана «Аквариум» занимают в этом ряду особое место. Чудом уцелевшие во время реконструкции ТЮЗа в 1970-х, они были вновь открыты под слоем штукатурки спустя 40 с лишним лет. Композиция в стиле модерн изображает то ли муз, то ли нимф, а по фактуре чем-то напоминает оформление фасадов особняка купца Стерлядкина в Сызрани.

~

Баня № 2, Самарская, 140

Место, разумеется, культовое. Именно здесь вёл свою деятельность парно-мыльно-массажно-оздоровительный клуб с председателем Анатолием Кузьмичевым, который, кстати, спроектировал и построил само здание.

Олег Федоров, архитектор:

— «Общак» на Самарской — лучшее место для волжан с центра. Это типовой проект, такая же баня стоит на Пионерской. Красивый дом, лучше любого на Самарской, с двумя круглыми окнами по краям. После недавнего ремонта цветные стеклянные витражи в них заменили на пластик. Очень жаль, утратилась уникальная аутентичность этого сооружения периода типового домостроения. Но, на самом деле, это не беда, потому что в баню № 2 ходят париться, а не думать.

С паром тут всё очень бодро обстоит: одна из лучших большущих парных в городе. Пар тут — чистый мёд. Он обволакивает тебя полностью и прочищает разум похлеще водки. Выходишь, как новый. Моечное отделение чистое и светлое, да и мужики все знакомые ходят. Очень приличные люди. В плане выпить пива — тоже дела обстоят хорошо, внизу есть ларёк, где можно закупиться Жигулятором. Для тех, кто ходит постоянно, открыта кредитная линия. Ты можешь пить пиво, сколько влезет, а деньги отдать, когда намоешься и, одухотворенный, выйдешь вниз.

Дни чередуются: один день для мужчин, один — для женщин. Не знаю, как там в женский — никогда не был, но по воскресеньям в бане № 2 — рай. Это я точно говорю. 

~

Жилой дом, Самарская, 173

Жилое здание 1998 года постройки, резко выделяющееся среди других современных домов своей архитектурой.

Виталий Стадников, замдекана Высшей школы урбанистики ВШЭ:

— Среди “шедевров” т. н. самарского ренессанса, новой низкосортной застройки на месте исторических кварталов, это редкий случай цельного архитектурного решения. Здание стилизованно в формах стиля модерн, широко распространённого в Самаре. Художественное решение угловой секции напоминает цирк “Олимп” (один из лучших образцов этого стиля, снесённый в 1970-е гг.), что показывает намерения автора подчеркнуть местную архитектурную преемственность. Лирообразный портал фиксирует угол здания, вуалируя этажность сооружения своей композицией. Сложные нагромождения кровель имитируют силуэты среднерусского провинциального города, утраченные Самарой в советское время.

Высокое качество проработки показывает кирпичная облицовка фасадов и столярка. Разноцветная штукатурка, в довершение пластики фасада, сильно девальвирует образ – дешёвый материал не в силах изобразить роскошь фасадов модерна, которые отделывались керамикой и камнем. Здание выгодно отличается от своих собратьев 1990-х годов комплексной программой – это не просто коробка с квартирами, здесь широко представлены общественные службы, торговля, занявшая уровень земли, своеобразный реверанс внешнему миру, который в других проектах того времени воспринимался враждебно, ведь богатые боятся бедных.

[Цит. по Стадников В.Э., Фёдоров О.А. «81 архитектурный шедевр. Самара. Путеводитель по современной архитектуре]

~

ТЦ «Вавилон», Самарская, 199

С 1942 года года в этом здании располагался Куйбышевский авиационный институт, а в 1998 году оно превратилось в торговый центр «Вавилон».

Наталья Фомина, журналист:

— Там, где сейчас располагается торговый центр «Вавилон», раньше был второй корпус аэрокосмического университета, тогда он назывался авиационным институтом. В середине 70-х там работала моя мама — на кафедре производства двигателей летательных аппаратов.

Мама очень любит вспоминать историю, как довольно давно они, молодые инженеры, сели выпивать и закусывать в институтской лаборатории. Поводом послужил дружеский визит коллеги из, по-моему, Молдавии или Грузии — короче, из такого прекрасного тёплого места, где делают вино. Этот коллега приволок, разумеется, декалитр вина, и моя мама, с кудрями ещё до плеч, в платье из креп-сатина, охотно его дегустировала в лаборатории. Дверь предусмотрительно заколотили изнутри, дело шло к вечеру, и ничто не предвещало. Но вдруг кто-то снаружи заколотил кулаками и затопал, и закричал: «Открывайте! Мы знаем, что вы здесь! И знаем, что вы делаете! Позор!»

Мама и её коллеги слегка испугались. Время такое было, всякие там профкомы, парткомы, женские советы, выговоры с занесением, Брежнев с бровями. Компания притихла, и только молдавский (грузинский?) коллега не смолчал, а сказал каким-то петрушачим, пьяным и очень добрым голосом: «Мами нет, а мы закрыты». 

Владимир Снопов, президент самарской Битлз-ассоциации:

У Битлз-ассоциации возникла идея отметить день рождения Пола Маккартни в 2003 году. Это было 18 июня. И не просто каким-то концертом вроде на набережной Волги, а сделать концерт на крыше, аналогичный тому, который Beatles давали на крыше своей штаб-квартиры Apple в 1969 году.

Стали присматриваться к разным зданиям. Идея была такая: здание не должно было быть очень высокое, но и не слишком низкое, крыша должна быть такая, чтобы музыканты не попадали и чтобы оно выходило на улицу, а не во дворе. Такой рок-н-ролльный драйв.
В один прекрасный момент журналист Толя Семенов говорит: «А вот есть вариант, я могу предложить на крыше “Вавилона” сыграть». Мы подъехали к управляющему Игорю Бабурину, и он говорит: «О, отличная идея!»

Играть должна была наша группа “Постскриптум”, самая вменяемая и мощная. И тут случился прокол с нашей стороны — накануне в телевизионной программе мы с братом рассказали, как будет отмечаться день рождения Пола Маккартни, что это будет очень необычно, пусть наши зрители готовятся и собираются в таком-то районе. И оказалось, что кто-то из милицейских чинов, увидев эту программу, понял, что может быть что-то массовое.

Между тем наступил день, всё затащили туда, корячились, тащили эти колонки, аппаратуру, полный комплект барабанов, усилители и так далее. С утра репетнули три песни вполсилы, потом включили порталы и дали на всю мощность! Вот тут уже на крыше появляется товарищ майор и говорит: “Это что это такое? Где у вас разрешение, это всё не запланировано, я запрещаю”.

Мне пришлось его уговаривать: “Ладно, мы сейчас ещё одну сыграем”. А ребятам сказал играть без перерыва хотя бы три песни, как будто это одна. А он прямо у розетки встал и говорит: “Я сейчас всё выдерну на хрен”.

Ну и буквально через несколько минут всё закончилось.

~

Самарская площадь

Владимир Самарцев, фотограф:

— В первую очередь на площади были построены жилой дом УВД и Гидропроекта по ул. Самарской 188-а (автор арх. Мошкова М.Г. ) и здание Гидротехнического техникума (авторы арх. Зобина И.М. и Каневский А.Л.). Их проектирование относится как раз к периоду расцвета стиля соцреализма.

Сдержанные формы первоначального варианта застройки Москвой одобрены не были: “Главную площадь города нужно решать по-столичному”. И под нажимом “высоких инстанций” декор зданий (по сложившейся тогда моде в Москве) был усложнен, придав им большую пышность.

Построенные здания должны бы были задать тон застройке всей площади (сказал “а”, говори и “б”), но тут подоспел крутой поворот строительной политики в другую сторону — сторону экономии и борьбы с излишествами, как раз с тем, на что спровоцировала проектировщиков Москва. В результате при в общем-то качественном решении отдельных зданий застройка приняла хаотичный характер, нарушилась симметрия и компактность из-за несоответствия зданий, расположенных на противоположных сторонах площади как в жилой, так и в административной зонах.

~

Ремонт обуви, Самарская, 203/2

Не все знают, что прилепившийся к одной из знаменитых «сталинок» на Самарской площади киоск «Ремонт обуви» стоит здесь уже почти 50 лет, эволюционировав из крошечной будочки в просторную мастерскую. Эту будку 6 августа 1968 года здесь поставил Ибрагим Мамедов, и с тех пор он в одиночку и почти без выходных чинит обувь местным жителям, незаметно превратившись в городскую легенду.

Ибрагим оказался в Куйбышеве, приехав к тётке в 1957 году и собираясь работать на стройке. Вместо этого он устроился в автохозяйство медником, а потом, немного подучившись на обувной фабрике, выпросил разрешение сесть на этом углу. 20 лет Ибрагим работал от фабрики по прейскуранту, а затем стал работать на себя.

Ибрагим Мамедов, мастер по ремонту обуви:

— На этом месте вообще одни бараки стояли, рынок Воскресенский здесь шумел-гудел и трамвай ходил. Вот этот дом при мне достроили, там организация большая работала, постоянно носили обувь чинить. Сейчас работы мало. Учеников нет. Никто учиться не хочет. Работать тоже никто не хочет. 

Да как я знаменит? Работаю на одном месте. Про меня газеты много писали. Этих газет, как тараканов. Много-много писали.

~

Школа №81, Самарская, 190А

Внешне ничем не примечательная школа № 81 известна многим самарцам после разразившегося скандала вокруг её сноса. Здание, построенное в 1936 году, сильно обветшало, и в сентябре 2011 года здание закрыли как аварийное. Более 600 учеников рассредоточили по соседним образовательным учреждениям.

Первоначальное обследование показало, что устранить дефекты невозможно и здание подлежит сносу, но за школу вступились жители района и её выпускники, многие из которых имеют существенный статус и влияние. Через два года была проведена повторная экспертиза, и специалисты признали, что здание можно восстановить. В сентябре 2015 года школа вновь открылась.

Андрей Кочетков, главный редактор ДГ:

— В 1993 году, когда я учился в восьмом классе в 81 школе, во время перемен в закутке на первом этаже между кабинетов физики и математики мы играли в столкновения ОМОНа с коммунистами. Было это после трагических событий 1 мая, о которых сейчас уже почти все забыли. Это отражает странный по нынешним меркам уровень политизированности школьников в то время. А потом во время уроков из тех самых кабинетов мы наблюдали как расселённый Дом Маштакова обносят забором. Если бы мне тогда сказали, что почти четверть века спустя памятник архитектуры будет находится примерно в том же состоянии, я, разумеется, не поверил бы.

Странно, но за 7 лет моей учёбы в 81-й школе никто не рассказал нам о том, что во время Великой Отечественной в этих стенах размещалась труппа артистов Большого театра, а в короткий период даже жил Шостакович. Присутствие в этом месте этих всемирно известных имён и брендов никоим образом не отражено на стенах здания. Что печально и очень расточительно для Самары, улицам которой очень не хватает большой мифологии. Несомненно, это нужно исправить. Например, граффити с балериной прекрасно смотрелось бы на довольно скучном школьном фасаде. И такой язык повествования об истории, конечно, куда уместнее очередной официальной мраморной таблички со скупой справкой. 

~

«Макдоналдс», Самарская, 271

20 августа 1999 года на пересечении Самарской и Полевой открылся первый «Макдоналдс». Забор, окружавший стройку первого американского общепита, был исписан патриотическими лозунгами в духе «Макдоналдс — ворота НАТО», но западный фастфуд оказался слишком соблазнителен. Жители города всех возрастов уже почти два десятилетия идут в «Макдоналдс» нескончаемым потоком.

Но до появления знаменитого фастфуда, на этом месте тоже кипела жизнь. Ведь именно здесь появился первый в городе коммерческий киоск.

Илья Сульдин, главный редактор бумажного ДГ:

— Киоски на Полевой были главным местом в Самаре начала 90-х. Самым энергетическим. Центр городской жизни. Ночью так просто здесь можно было купить все: жвачки, женщин, оружие, пиво, фальшивые доллары и настоящие документы трупа, сигареты, кока-колу и хороший виски, и такой виски, от которого не уже не встаешь. Всё там было. И все. Дети, нувориши, бандиты, красавицы, бомжи, менты, кавказцы и сами киоскеры. Один из самых мощных типажей 90-х. Его почему-то в большой художественной форме ещё не воплотили, а жаль. Банально будет повторить, но такого безумия, что творилось день за днём и ночь за ночью на Полевой, около киосков, больше не повторится.

Например, славилась Полевая тем, что там проще всего “попасть в лотерею”, то есть получить случайное ранение во время какой-то разборки. Огнестрел, ножевое или просто по морде — всегда были варианты. А можно было продавать “пятидесятидолларовые купюры” или просто приходить покупать любимые сигареты. Был киоск, дальше всех от Полевой. Там были такие сигареты Chevignon, лучшие в мире. Но это уже совсем другая история. Главное, что у тысяч самарцев такая история про киоски на Полевой тоже есть.

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте