НЕЗАВИСИМОСТЬ КОСОВА

Интервью с Михаилом Косовым о богатых и бедных, идеальной пицце и судьбе «Атриума» на Ленинградской

 9 137

Автор: Антон Черепок

.

,

Галерея “Атриум” на Ленинградской так давно укрыта строительными лесами, что местные жители уже и не помнят, что тут было раньше. С любопытством поглядывая на римские статуи в нишах фасада, поразительно похожие на нынешнего президента России, люди спорят об архитектурной и культурной ценности объекта. Кто-то восхищён размахом, кому-то кажется, что смешение стилей похоже на китч 1990-х, но надо признать, что подобных сооружений в Самаре нет.

Потратившему миллиард и 17 лет жизни Михаилу Косову, автору и владельцу здания, чуть-чуть не хватило ресурсов, чтобы галерея зажила своей жизнью. Его пытаются обанкротить банки, нанявшие охрану и не пускающие внутрь большей части галереи. Его боятся поддержать чиновники, отписываясь от его запросов заверениями, что он делает очень важное и нужное дело. Михаила Косова называют “самарским Гауди” и “городским сумасшедшим”, но он не отступает и продолжает поддерживать жизнь в своём детище.

Недавно выяснилось, что Косов ещё и печёт пиццу в печи так и не открытого в «Атриуме» ресторана. ДГ отправился в гости к Михаилу попробовать блюдо от шеф-повара и узнать, что будет дальше.

Пицца “идеального гражданина”

Простому смертному в ресторан и на кухню ни за что не попасть — для этого нужно пройти настоящий конспиративный квест. Дворы, тоннели, лестничные переходы, и вот внезапно оказываешься в уютном небольшом и тёплом помещении, где стоит дорогое кухонное оборудование и пахнет ароматной пиццей. В небольшом зальчике спрятано сердце — дровяная печь, в глубине которой лениво извивается пламя над углями.

На столе лежит свежеиспеченная пицца, с ароматом которой не справляется даже вытяжка. Перед началом разговора съедаем по кусочку. От обилия моцареллы пицца тянется, и приходится складывать кусок, одновременно приподнимая. Горячий сыр и сочные томаты обжигают, но удержаться невозможно. На вопрос об ингредиентах Михаил отвечает уклончиво, хотя это вовсе не тайна. Просто его стиль общения своеобразен — что бы вы ни спросили, он ответит на вопрос так, как хочется ему.

— Нет постоянных поставок в Самаре. Ни в Metro, ни в других магазинах. Поэтому достаточно сложно вообще подобрать нужные ингредиенты и постоянно на них базироваться. Теперь я знаю, почему итальянские мафиози, отходя от дел, занимаются пиццей. Пицца — это искусство! Понимаешь? Каждая пицца — она индивидуальна. Сделал две тысячи, три, пять, а каждая получается по-своему. И не всем дано это увидеть, нет взаимосвязи у людей. Ну пицца, ну и что? Но когда мы делаем пиццу… —  Михаил прикрывает глаза и шепчет: — Я успокаиваюсь.

Некоторая театральность вообще ему свойственна, хотя складывается впечатление, что это не показное, а просто ещё одна особенность манеры общения. В армии ему подарили томик Цицерона и, кажется, попали в яблочко: жесты Косова и речь неуловимо похожи на манеры римских ораторов. Когда он обращается к тебе, то протягивает навстречу руку с открытой ладонью. О себе говорит мягко, убаюкивающе, разводя руками, чтобы показать абсолютную уверенность и спокойствие.

— Скажи, ты увидел во мне человека, которого банкротят, у которого всё отнимают? В принципе я самый бедный предприниматель в Самаре. Сильно я похож на самого бедного? Нет. И это благодаря печке. И вот Антонине, она мне помогает во всём.

Помощница Михаила слегка хмурится и просит не развивать эту тему. Она быстро наводит порядок и исчезает, оставляя нас наедине.

  У нас все крутые, по банкам, проверяющими хотят быть, а просто делать пиццу и такую, чтобы специально со всего города приезжали в одно место — нет таких.

— На всю стройку осталось только два человека — я и Антонина. Плюс Галина Ивановна. Мы содержим всё это, оберегаем весь проект. Ну и плюс это (показывает на печь) — для успокоения, для друзей и знакомых. Пока!  И ты не поверишь — таких печек только две: одна в Москве и одна в Самаре.

Мы подходим к большой печи. В глубине горят дрова, но жара почти не чувствуется. Михаил направляет строительный инфракрасный термометр вглубь. На экране 380 градусов. Затем замеряем температуру с внешней стороны. Оказывается около 54 градусов.

— Эта труба поднимается на 41 метр от земли, — Михаил Косов показывает на вытяжку. — Галерея “Атриум” — непревзойденное по инженерии здание в Самаре. Смотри, здесь есть вентиляция, “пожарка” и даже видеокамера для того, чтобы зритель мог увидеть процесс, как делается пицца. У нас кухня открытая, только в современном понятии, мы же в XXI веке. Кстати, печка сделана из лавы вулкана.

Знаешь, был бы большой кайф, — продолжает Косов, —  если бы я нашел мальчика, который школу окончил, но он чувствует, что такое мука, тесто, чтобы это была для него жизнь — таких людей очень мало, я их не вижу. Вот в Европе они есть. А у нас все крутые, по банкам, проверяющими хотят быть, а просто делать пиццу и такую, чтобы специально со всего города приезжали в одно место — нет таких. И пиццы нет в Самаре. Нет культуры потребления. У нас настолько непритязательный народ — сделай что-нибудь и ладно. Немножко подлатай дороги, и уже рады будут. Это ужасно.

12841191_10207313036757727_2380349650833609886_o

Дело самих утопающих

Разговоры о пицце и кадрах Михаилу быстро наскучивают. Он живет только “Атриумом”, как капитан Немо своим “Наутилусом”. И словно легендарный подводный корабль, оставшийся без команды и замерший на дне, судьба “Атриума” занимает все мысли своего создателя. Каждый монолог так или иначе касается закованного в строительные леса каменного исполина.

Косов подхватывает со стеллажа большую книгу, и оказывается, что это оформленные в твёрдом переплете документы — переписка с чиновниками, запросы, обращения и отписки. Я успеваю спросить, готовы ли самарцы вообще к такому проекту, нужно ли им это?

— В принципе денег-то не мне не дают, а народу. Все говорят: “Не надо в Самаре этого делать!” Мне лично готовы дать, но не в Самаре. В Самаре “одни лохи, нищета”. Это говорит, например, министр экономического развития Кобенко. Он говорит: “Этот проект здесь не пойдет”. Он почему-то считает себя умным в торговле, но как можно себя считать умным в торговле, если ты не торговец?

Я продал миллион единиц обуви и одежды, к примеру. У меня был десяток магазинов, которые знал весь город. Если мы сейчас выйдем на улицу и спросим: “Знаете ли вы магазин “Мировая обувь” или галерею “Атриум” или “Шпала”, практически каждый ответит: “Да, знаю”. Я торговец, я купец. Я знаю. А он мне говорит: “Не, не пойдет, здесь одни лохи”. Ну что за глупости?

Дальше — министр финансов. Ну детский сад вообще. Я ему пишу, ты просто заходи ко мне, просто посмотреть на объект. Дальше ты можешь его оценить и, может быть, у вас будут какие-то мысли. Он мне отвечает: “Иди ты в жопу!” Потому что, по словам “жёлтой прессы”, тебя банкротят и вдруг мы тебе дадим денег, а ты потратишь куда-то. Я говорю, подожди, я же у тебя денег не прошу, ты прочти письмо, там же написано: “Приходи ко мне, я на здание потратил больше миллиарда, и это общественное здание. Сюда будут приходить люди, и уже приходят. И те, кто попадает сюда, они бесконечно счастливы”.

— Я просил немного денег у губернатора один раз, просто со злости уже. Мне так обидно, что на Ленинградской народа нет. Унылая улица. Её, кстати, знаешь, как называют? Улица нищих. Здесь было 16 магазинов дешёвой обуви и несколько ювелирных. И никакой подсветки, ничего нет. И тут рассказывается, какая у нас красивая улица. Ну замостили улицу, убили всю торговлю. Откуда же деньги будут, если недвижимость не приносит прибыль? И потом, кто поедет в Самаре в старый город? Сюда нельзя ехать!

Я не хочу обидеть губернатора, но а дальше что? Кроме бабушек, есть молодые люди. Без них нельзя, это наше будущее. Вот они уедут — и что делать? Через 10 лет всё встанет.

Мы все живем в этом городе. Кто-то много работает, кто-то мало, кто-то шустрит — неважно. Этот город должен быть для всех. И для богатых, и для бедных. Богатых уже не осталось, уехали все. Пока они здесь были — не важно, наворовал он или как-то иначе — богатые тянули и двигали. Ну уберём их, уберём середнячков. Оставим бабушек, и пусть они голосуют и вместе живут с нашим губернатором. Он сюда приехал, он удовлетворяет бабушек.

Может, он хороший и хозяйственный мужик, но вот ему с бабушками надо. Ещё он любит ездить по деревням, колхозам, рассказывать, как корову доить. Любит поздравлять бабушек, дедушек, учителей. Ну а как — социалка! Вот классно устроился. Никуда не надо лишнего лезть. Поздравил вовремя учителей, ветеранов, получил голоса на выборах. Я не хочу его обидеть, но а дальше что? Кроме бабушек, есть молодые люди. Без них нельзя, это наше будущее. Вот они уедут — и что делать? Через 10 лет всё встанет.

Мне стесняться нечего, у меня всё отняли! Я могу говорить прямо — когда приехал губернатор, я подумал, что вот хозяйственный мужик, 60 лет. Я ему сразу написал письмо, но он мне не ответил. Я написал десятки писем, но он так ни разу не ответил. Ему надо было дойти до меня 2240 метров, а он так и не приехал.

Я не прошу у губернатора денег. На мне должны зарабатывать банки. Они должны давать мне кредиты и зарабатывать на процентах. Всё это было построено ещё в 2006 году на мои собственные средства. Но что делает банк ВТБ? Я попросил денег у банка, он пообещал мне дать 100%, дал 62% и теперь забирает всё. Нормальный бизнес!

Начиная с 1997 года я метр за метром выстраивал, объединяя и восстанавливая эти развалины. А в 2015 году БТИ по заданию конкурсного управляющего и ВТБ пытается разделить объект для последующей продажи. Конечно, денег в стране не будет, если одни собирают, а другие разбирают.

Самара могла бы быть классным городом. В нас 20 лет никто ничего не вкладывал, а в Казань вкладывали — чего бы ей не расти? Но я люблю Самару и поэтому вкладываю деньги здесь. Россию всегда толкали 10% населения, и я на эти 10% очень рассчитывал. Но никто не верит, что я когда-нибудь это закончу. Это ужасно.

Ода “Атриуму”

Напоследок Косов отводит меня из теплых, пахнущих штукатуркой помещений галереи, в старую коммунальную квартиру, просто открыв одну из дверей. Не сразу соображаю, где мы оказались. Только что Косов показывал идеально проложенные коммуникации, выверенные до миллиметра элементы будущего декора и железобетонные конструкции, которыми укрепил фундамент, а через секунду мы стоим в тёмном коридоре с тазами, слабым запахом перегара, торчащими проводами из распределительной коробки и синим сиянием телевизоров из под дверей.

Общий душ, общая кухня, общий туалет. Всё закрашено десятками слоев масляной зеленой краски. Эти помещения Михаил хотел бы заполучить и присоединить к своему безупречному детищу, поэтому тема старых домов для него болезненна.

— Бабушки и дедушки, которые живут в этих домах, хотят, чтобы всё осталось на вечность. Дешёвые здания, где жили непонятно какие люди — да здесь надо всё снести и оставить совсем мало зданий, которые будут нести настоящую культуру нашим детям, внукам, правнукам. Так нет — давай оставим всё дешёвое, покажем, какие все нищие были. Это ужасно.

Но никакие проблемы с банками, с соседями или властями не могут увлечь Михаила настолько, чтобы отвлечь от “Атриума”. Он готов часами рассказывать о совершенстве своего главного детища. “Самое красивое здание в Самаре”, “Безупречность”, “Счастье” — Косов живет “Атриумом”, и я спрашиваю, что будет, если он всё-таки достроит? Не будет ли после этого разочарования, потери смысла? Но за романтическим образом скрывается жесткий прагматик. Косов хочет зарабатывать деньги и не стесняется об этом говорить.

— Это невозможно. Во-первых, я занимаюсь торговлей. Во-вторых, я занимаюсь торговлей с советских времен до сих пор. Я построил в Самаре универмаг. Это не торговый центр. Это самый сложный механизм в торговле. Люди, которые приезжают сюда, должны получать удовольствие.

Еще до интервью Михаил прислал мне на почту целый список материалов, по которым я должен был подготовиться. Это были фильмы об искусстве торговли, мнения архитекторов и искусствоведов о галерее “Атриум”, ссылки на интервью, чтобы я смог осознать масштаб и замысел.

Напротив огромного тёмного “Атриума” с его античными статуями развел ладони гигантский “Дядя Стёпа” в старой милицейской бронзовой шинели. В заросшей сосульками “Юности” горит свет и в секциях-клетках идёт неспешная торговля, на главной пешеходной улице города пусто. На кухне будущего самого престижного ресторана Самары в дровяной печи Михаил Косов печет пиццу. 500, 600 и 700 рублей. Марка “М-78”. Телефон 8 (927) 731 44 04.

Фотографии и рендеры интерьеров со страницы Михаила Косова в Facebook