Ветеранов остается всё меньше. Они уходят, и вместе с ними уходят живая история и всё, что могло о них напоминать. Внуки играют с медалями и теряют их, дети выкидывают поеденную молью шаль, стоптанные немодные сапоги, ненужные письма с фронта.
Но так не у всех. Есть семьи, которые бережно хранят не только воспоминания, но и вещи родных-ветеранов. Не поднимается выбросить рука, потому что в них — дух и тепло тех, кто много сделал для того, чтобы другие жили.
Мы нашли такие семьи и поговорили с ними о родных, которые ушли, но остались жить в воспоминаниях и вещах.
Сутормина Мария Яковлевна
Родилась в 1905 году, умерла в 2002 году
В семье хранятся венчальная шаль, которую Мария Яковлевна спряла сама, коврик ручной работы, платки и детская посудка.
Рассказывает Татьяна Порошина, правнучка:
«Мария Яковлевна – жена моего прадеда Георгия Сутормина. Она не воевала, но её жизнь в войну – один большой подвиг. Муж ушёл на фронт, а она осталась в деревне с четырьмя детьми. Двое скоро умерли, но бог дал ещё двоих, соседских. Соседи умерли, остались дети. Мария за ними присматривала. Дальние родственники узнали о смерти, приехали смотреть, чего осталось. А у них был амбар, в котором хранилось зерно, вещи. Мария вышла во двор и говорит: «А детей никто не хочет взять?» Они замялись, и один мужик полез в амбар – зерно выгружать. Прабабушка взяла вилы и встала перед входом: «Подойдите хоть кто-нибудь! Запорю! Детей вам не надо, а на пшеничку кинулись?»
Испугались её все и уехали. Она ворота заперла и детей к себе забрала. И четверых одна поднимала.
С утра, до того, как идти в колхоз, она носила в соседнюю деревню молоко — менять на мясо. Путь лежал через речку, и она юбку задерёт и идёт вброд по ледяной воде. Так ноги испортила, в старости сильно болели.
А однажды, когда бабушка шла обратно, её учуяли волки – побежали за мясом. И она от них бежала и рвала мясо, кидала за плечи. Так добежала до деревни и последнее, что скинула, – шубу. Накрыла волков.
Бабушка рассказывала, как мужики, которые были освобождены от фронта, забирали себе лучшие участки земли – рядом с деревней, хорошие. А бабам с детьми оставляли землю за оврагом. Она однажды на каком-то общем собрании им сказала: «Придут наши мужики, вам кишки намотают! Вы получите своё!» И её побаивались после этого. Но всё равно обманывали.
Принесла бабушка однажды пшеницу молотить, а мужики, которые работали, вместо муки ей подсунули отруби. Пришла она домой, а мучки нет. Такая была обида, что спустя много лет, когда про то вспоминала, слёзы текли.
Когда она рассказывала, как получала пшеницу, всегда плакала. Принесла её однажды молотить, а мужики, которые работали, вместо муки ей подсунули отруби. Пришла она домой, а мучки нет. Такая была обида, что спустя много лет, когда про то вспоминала, слёзы текли.
И ещё она плакала, когда рассказывала про корову. Для неё корова была всем – дети же, их кормить надо. А держать её — сколько труда! Особенно с сеном – косить, сложить, сушить. После очередного покоса, когда она сложила всё и высушила, кто-то проследил за ней и всё сено украл.
Мария Яковлевна была мастерица. Шила, вязала, вышивала. Платки у неё получались, будто сотканные из тончайшей паутины. Помню, как учила она меня прясть на пряхе. Сидим – у меня и спина уже закоченела, и руки. А она ничего, сидит и командует: «Шибче, шибче, тут рукой, тут ногой!» И нитка у неё идет такая ровная, без комочков.
Она жила почти до ста лет. И трудилась до последнего. Вязала даже будучи слепой и не ходячей – лежит и вяжет. Как будто глаза у неё на пальцах. После неё я три мешка носков отвезла на Валаам.
После бабушки мы храним венчальную шаль, которую она сама себе спряла, платки, коврик. Смотрите, какая тонкая работа! И ещё в шкафу лежит детская посудка — она с ней в детстве играла, и я тоже.
Конечно, в старости бабушка болела, и в последние годы очень сильно. Но никогда, даже когда очень было больно и плохо, не жаловалась. И когда предлагали ей «скорую» вызвать, отказывалась. Говорила: «Ну чего людей беспокоить?»
~
Родионов Михаил Гаврилович
Родился в 1925 году, умер в 1983 году
В семье остались выигранное в войну одеяло, перьевая ручка, немного медалей и книга, подаренная родными в честь тридцатилетия победы над фашизмом.
Рассказывает Галина Ажар, внучка:
«Михаил ушел на войну в 17 лет. Был танкистом — воевал под Сталинградом и на Курской дуге. О его военных подвигах нам известно, что он, рискуя жизнью, спас своего друга из пылавшего танка.
О войне дед рассказывать не любил. Но некоторые вещи выяснялись сами. Так, он не ел шоколад. За столом если скажешь: «Деда, на кусочек!», у него аж судорога по лицу проходит. И как-то на наши очередные «почему» дед обронил: «Я этого шоколада в войну наелся, на дух его не переношу!» Выяснилось, что в Австрии они несколько дней держали оборону в доме, в котором был шоколадный магазин. Ни еды, ни воды у них там не было, один шоколад — его только и ели.
Ещё дед рассказывал, как они замёрзли в снегу. Немцы прижали, и солдаты трое суток лежали в сугробах без движения: чуть шевельнись – ураганный огонь. Просто врылись в этот снег. И когда раздалась команда «Вперёд!», встало лишь несколько человек из большого подразделения…
После войны дед работал составителем на поездах. И однажды спас дочь соседа. Девочка заигралась на рельсах и не заметила идущего паровоза. Михаил каким-то образом вылез в окно поезда, зацепился ногами и подхватил Танюшку на руки. Это такой героический поступок – ведь могли погибнуть оба.
Укладывали рельсы, и один рельс сорвался. Им бы накрыло всех, но он его ухватил и один держал, пока не подоспела помощь. Это нечеловеческое усилие его подорвало. Он долго болел и через три года умер.
Где-то в 1980 году они укладывали рельсы, и один рельс сорвался. Им бы накрыло всех, но он его ухватил и один держал, пока не подоспела помощь. Это нечеловеческое усилие его подорвало. Он долго болел и через три года умер.
Его отличительная черта — очень любил детей. И они его. Выходит на улицу – и сразу вокруг собирается ребятня. Помню, идём с дачи, у него клубника в вёдрах, яблоки. Задержится с детьми — и домой приходит с пустыми ведрами.
Мы хранили его боевые медали, но квартиру вскрыли и всё унесли. Остались только медали трудовые. И медали бабушки, его жены.
Мы храним дома одеяло, которое дед выиграл в военные годы в соревнованиях по стрельбе. Он тогда занял первое место, а второе – его командир. За первое место давали одеяло зелёное, парчовое, а за второе – красное. Командиру понравилось зеленое, и дед ему уступил.
А вот эту перьевую ручку ему подарили на день рождения после войны. Он все время писал почему-то только ей».
~
Еркаев Василий Иванович
Родился в 1915 году, умер в 1960 году
В семье остались фронтовая бритва, брусок-точилка, машинка для стрижки волос.
Рассказывает Еркаев Александр Васильевич, сын:
«Отец – обычный деревенский парень. Уехал на стройку в Хабаровский край, оттуда призвался в 1942 году. У него было 4 класса образования, так что попал в пехоту на Ленинградский фронт. Участвовал в обороне Ленинграда, там был ранен и контужен.
При обстреле его накрыло взрывной волной, присыпало землей. Так, тяжело раненный, он пролежал двое суток, прежде чем его нашли связисты при поиске обрыва линии связи. После лечения он вернулся в Ленинград – блокада тогда была прорвана. Был пулеметчиком 9-й роты 19-го стрелкового полка. Свой боевой путь продолжил на Украинском фронте.
Он получил одну медаль «За боевые заслуги» и две «За отвагу». Одна из медалей «За отвагу» — за подвиг, совершённый в 1945 году в боях за Краков. Тогда расчёт миномета под его командой уничтожил два станковых и один ручной пулемёт и свыше 10 фашистов. Есть медаль за оборону Ленинграда, за победу над Германией.
О войне рассказывать не любил – на этот счёт всегда был немногословен. Пару раз лишь обмолвился об Освенциме.
В 6 сохранившихся складах было обнаружено около 1,2 млн комплектов одежды замученных, а на кожевенном заводе лагеря найдено 7 тысяч килограммов волос, снятых с голов 140 тысяч женщин.
Когда освобождали Краков, его армия овладела Освенцимом и заняла территорию фашистского концентрационного лагеря. Перед ними предстала чудовищная картина фашистского варварства. На территории концлагеря было 35 складов с одеждой узников, из которых гитлеровские палачи уничтожили 29. В 6 сохранившихся было обнаружено около 1,2 млн комплектов одежды замученных, а на кожевенном заводе лагеря найдено 7 тысяч килограммов волос, снятых с голов 140 тысяч женщин. Экспертная комиссия установила, что только в этом лагере было уничтожено 4 миллиона человек, граждан разных стран, в том числе и СССР.
Отец с содроганием вспоминал, как мимо них проходил поток бывших узников – на измученных людей невозможно было смотреть.
Когда он вернулся с войны, устроился на железную дорогу, женился. Был любящим отцом и мужем. После войны болел – и язву ему лечили, и с лёгкими было не в порядке…
Он умер рано, я пошёл в первый класс. Но помню, как он тогда уже приучал меня к порядку, я маленький умел мыть полы.
От отца у нас остался фронтовой бритвенный станок и брусок-точилка. Он всегда брился только им. А мы после него им вскрывали консервные банки – очень удобно.
Ещё храним машинку для стрижки волос, он нас ей в детстве одинаково подстригал — с одинаковыми чубчиками все ходили.
На 9 Мая мы всегда собирались, были застолья и песни. И дед часто пел «Чёрный ворон, что ж ты вьешься» — была его любимая».
~
Гордеев Игнат Тимофеевич
Родился в 1923 году, умер в 2007 году
В семье от него остались боевые награды, документы, пепельница с самолётом и родовая икона.
Рассказывает Наталья Еркаева, внучка:
«Дед был мужчина строгий, чистоплотный, аккуратист. Призвался на фронт в 1942 году. Воевал на Воронежском, Первом Белорусском фронтах. Имел звания сержанта, командира минометного расчёта. Дошёл до Берлина. На войне получил тяжелое ранение, но продолжил воевать.
Имеет медаль «За отвагу», орден Славы 3-й степени, медали «За взятие Варшавы», «За взятие Берлина» (на Берлинской стене есть его фамилия). Очень много грамот и наград.
О войне говорить не любил, но делился одним воспоминанием о форсировании Днепра в 1943 году.
Плавсредств тогда не хватало, поэтому основные силы форсировали Днепр на подручных средствах – плотах, рыбацких лодках. Тяжёлую технику переправлять было сложно, быстро не получалось. Это вело к затяжным боям по их обороне и увеличивало человеческие потери.
Был мощный артиллерийский огонь, бомбёжка. Дед вспоминал, что вода в Днепре была красной от крови погибших.
Немецкие войска начали мощные контратаки на каждой переправе, надеясь уничтожить советские войска до того, как тяжёлая техника коснётся другого берега реки и вступит в бой. Был мощный артиллерийский огонь, бомбёжка. Дед вспоминал, что вода в Днепре была красной от крови погибших.
Игнат Тимофеевич демобилизовался в октябре 1945-го, вернулся в деревню, работал жестянщиком. Женился, «родил» 8 детей – 4 сына и 4 дочери. Последние годы жил в Самаре.
На 9 Мая он ходил во Дворец Кирова на концерт – ни один не пропустил. Но никогда в этот день не пил.
Из его личностных особенностей — любил животных, особенно собак. Все его собачки были Динки, и лишь одну, любимую, звали Малыш. Толстая была, залюбленная, как кот Матроскин из мультфильма.
Ещё я помню, он немцев называл «леопарды». Злобно очень так называл, сквозь зубы.
Мы храним икону – её подарили деду. Она наша семейная, переходит из поколения в поколение по Гордеевской линии. Этой иконой его венчали, в армию провожали и в последний путь.
Пепельницу с самолётом деду подарили на один из юбилеев. Ещё храним его красноармейскую книжку, книжку с данными о боевом пути, о ранениях, награждениях. А медали хранит его брат».
~
Нестеров Михаил Иванович
Родился в 1921 году, умер в 2013 году
В семье остались пиджак с наградами, любимая кепка, гармонь, радио.
Рассказывает Александра Байдачная, внучка:
«Мы с дедом всегда были дружны. Он жил в моём режиме дня, когда я приходила поздно домой, он не спал — встречал меня. Всё ворчал: «Сашка, ну чего так поздно-то?» Я его очень любила и люблю. И мне до сих пор не верится, что его больше нет.
Дед был очень бескорыстный человек, простой. Добр к гостям, друзьям, незнакомым людям. Никогда не был вредным. До 92 лет он прожил в здравом уме. И как-то неожиданно ушёл, без предпосылок.
Он хотел на войну — записался на фронт добровольцем. Хотел попасть в танковую школу, но его не взяли из-за трех классов образования. Но взяли сапёром. Он проучился недолго в инженерном полку и под Ленинградом попал в сапёрный батальон, где провоевал 4 года.
О войне поговорить дед любил. Он рассказывал, как воевал под Сталинградом в наступлении, как получил осколочное ранение. После войны у него не гнулись пальцы на руках, он был глуховат. При этом играл на гармошке и балалайке.
Ещё он рассказывал, как однажды чуть не погиб. Ему приказали разминировать бомбу, но он заподозрил неладное (откуда только чутьё?) и сказал командиру, что трогать бомбу не станет. Командир его не послушал, повертел там в ней что-то и подорвался…
Мне запомнилась история, как он «спасал» самогон. Его из батальона послали взять на всех спирт. Дед нёс его в канистре, и его засёк снайпер – подстрелил канистру. Дед залег на землю. Лежит и видит, как вытекает спирт. Он рассказывал, что так ему было его жалко, что думал только о том, как бы его спасти, а о себе – нет. Потом его оттуда вытащили товарищи, но самогон, кажется, так весь и вытек.
Дед почему-то не рассказывал о войне ужасы. Наоборот, чаще весёлые истории. Например, как к ним приезжали артисты, пели песни. И какие фильмы им на фронте показывали.
Дед почему-то не рассказывал о войне ужасы. Наоборот, чаще весёлые истории. Например, как к ним приезжали артисты, пели песни. И какие фильмы им на фронте показывали. Наверняка он повидал много ужасов, но держал их в себе. Говорил только, что как могли, в войну не унывали.
После войны он работал на «Прогрессе» и постоянно самообразовывался. Его родители умерли рано, семья жила бедно. В детстве он делил одни сапоги с другими детьми – по очереди в них гуляли. Из-за бедности не было возможности учиться. Поэтому во взрослой жизни он очень много читал. Несмотря на три класса образования, помогал маме, которая училась в техническом университете. Сам научился играть на гармошке и балалайке. Часто выходил во двор – играл и пел. Помню, как меня пытался научить играть, и всё ворчал: «Неправильно ты по клавишАм бьёшь!»
На парад 9 Мая он не ходил, у него не было звания. Но в детстве мы ходили с ним на салют на Металлурге. А один раз вывезли его в Струковский сад.
Мы храним пиджак дедушки с медалями. Он никогда их не носил, просто я один раз сказала: «Дед, а давай их прикрепим!» И он кивнул. Эти медали – не самые громкие. Самые хорошие и ценные медали растеряли тети и мама в детстве – играли с ними.
Ещё храним его любимую кепку, он её почти не снимал. Он вообще кепки очень любил. И если одна изнашивалась, покупал такую же другую.
Вот его гармонь. Никто на ней не играет, но выбросить не можем. И его радио, которое слушал постоянно, тоже храним.
Ещё где-то была его электрическая советская бритва. Лет 20 она работала! Мы её тоже не выбросили, но найти никак не могу.
Фото автора
Фото: Нина Дюкова
Фото: Евгения Волункова
Маёвка в Одессе. Середина XIX века 
Репродукция картины «Первая маёвка московских рабочих»
