Блогер Вадим Кондратьев опубликовал подборку фотографий Куйбышева, сделанных зимой 1976 года советским правозащитником, путешественником и автором самиздатовских проектов Виктором Сокирко. С момента съёмки прошло ровно 40 лет. Судя по снимкам, они были сделаны в конце января-начале февраля.

ДГ отобрал самые интересные из них, снабдил комментариями и вернул фотографиям, которые были напечатаны в зеркальном отражении, правильный вид. 

Старое здание филармонии, которое готовится к сносу.

Бывший и будущий храм Софии на улице Чапаевской. Тогда — корпус кравеведческого музея с экспозицией, посвящённой советскому периоду.

На этом снимке виден позже полностью (за исключением одного здания) уничтоженный квартал исторической застройки, где в 1980-х начал строиться комплекс Ленинского мемориала (ныне — музей имени Алабина).

Сокирко заинтересовали дома на Льва Толстого, которые были восстановлены в рамках «Том Сойер Феста» в 2015 году. Ещё 40 лет назад они уже были далеко не в идеальном состоянии.

Ещё деревянное зодчество. На первом фото — дом, построенный архитектором Филаретом Засухиным, в том же квартале. На втором — здание в Одесском переулке.

Этот кусок Некрасовской почти не изменился. За исключением павильонов возле кирхи.

Историческая застройка на Вилоновской возле ЦУМа «Самара».

Крытый рынок Ленинского района. Ныне — Губернский рынок.

Вид на улицу Братьев Коростелёвых. Вдалеке виднеются три только что построенных 14-этажки на Маяковского/Галактионовской.

Вид с волжского льда на Некрасовский спуск. Сейчас на нём находится офис «Первобанка» с галереей «Виктория».

Улица Ленинская вблизи и с высоты (вдалеке виден нынешний ДК железнодорожников).

Улица Куйбышева почти не изменилась за 40 лет.

А это два изменившихся пейзажа. Ленинградская, по которой ходит троллейбус, и вид на Комсомольскую площадь со старым зданием железнодорожного вокзала.

Улица Фрунзе около драмтеатра. Сейчас на месте самого близкого к точке съёмки дома находится «Муха».

Ещё один вид улицы Фрунзе в сторону драмтеатра.

Фрунзе около пересечения с Льва Толстого.

Ещё один вид с Волги. На переднем плане — станкозавод, на заднем — Дом промышленности.

Дом офицерского состава ПриВО на Красноармейской.

Улица Братьев Коростелёвых. Вид на стадион «Динамо».

Вид на улицу Фрунзе со старым зданием филармонии.

Увядающее новогоднее убранство. Вероятно, фото были сделаны в конце января 1976 года.

Горки на площади Куйбышева.

Улица Алексея Толстого. Тогда — улица Обороны.

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте

15 февраля в России будут в очередной раз отмечать День вывода войск из Афганистана. Известно, что за время этого вооружённого конфликта и попытки СССР внедрить социализм в полуфеодальном государстве погибло около 15 тысяч советских военнослужащих.

О своей службе в Афганистане ДГ рассказал кавалер двух орденов Красной Звезды и медали «От благодарного афганского народа», полковник Владимир Неклюдов. Сегодня он работает в энергокомпании «Т Плюс Самара» управляющим делами и в шутку называет себя «генералом уборки и корпоративного автотранспорта», а когда-то он командовал боевым вертолётом.

Не люблю прессу

— Когда я служил в Германии, мне командир поручил перекинуть с одной нашей базы на другую корреспондента. «И заодно расскажи ему о своей  работе», — говорит. Потом вызывает меня: «Вы понимаете, капитан Неклюдов, что я должен… к чёртовой матери вас за эту статью?!» Читаю, что написал этот писака: «Наш вертолёт бросали неистовые порывы урагана, комки снега вспыхивали во вспышках молний. Видимость ноль, но героический капитан…». Я звоню журналисту, говорю: «Вы понимаете, что если б я вас на самом деле в такую нелётную погоду повёз, то меня бы уже списали на землю?!» «Понимаю, — говорит, — но так материал получился интереснее!». В общем, красивых сказок, особых подробностей и фамилий от меня не ждите.

Владимир Неклюдов

Учёба

— Поступить в Сызранское высшее лётное училище – это было полдела, хотя на одно место претендовали 12 человек. Гораздо важнее было научиться летать. Первые два года нас к штурвалу даже не подпускали. Сопромат, аэродинамика, навигация, устройство двигателя и прочая теория. Кстати, они очень полезны в воздухе оказались. Думаю, что мог погибнуть не раз, если бы не представлял свой Ми-8 до последнего болтика.

Потом мы начали учиться пилотировать. И стало ясно, кому дано летать, а кто будет штабным. Тоже полезная работа, кстати, но это не вертолётчики. Инструкторы, которые с нами занимались, все были седыми. С курсантами каждый день летать – это просто так не проходит. Если экзамен сдаёшь, даришь инструктору в благодарность за науку блок сигарет. Такой обычай. Но не все могли научиться. У нас очень интеллигентный и методичный был инструктор, но про одного курсанта написал в качестве резюме в своем блокноте: «Нагадил в душу». Уж не знаю, чем этот деятель инструктора так в небе поразил.

После выпуска мы почти все попали в один полк в Белоруссию, и там учёба продолжилась. А в 1982 году нам объявили, что перебрасывают в Афганистан. Условия такие, что год стажа идет за 3, немножко больше будут платить. Однокомнатную квартиру, а у меня в гарнизоне уже была жена, поменяли мне на двухкомнатную. Афган — значит, Афган. А погибнуть и на учениях можно было.

Смотрели кино «Девятая рота»? Там Бондарчук очень хорошо кабульский аэродром показал. Гул машин, все взлетают,  садятся, медики раненых грузят. Одну только вещь он не показал: огромные штабеля цинковых гробов, которые там стояли.

Кстати, можно было отказаться теоретически, за это не так сильно прессовали бы. Гораздо хуже считалось, если офицер не член КПСС. Все должны были вступать в партию. Жёны поплакали, мы отправились в Афган. Но сначала вновь была учёба уже в горной местности недалеко от Ташкента. Много своих хитростей существует при полёте в ущелье, например, нужно понимать достаточность ширины ущелья для разворота. Ещё нужно понимать скорость приближения к скале: если уже различаешь кусты, то пора подумать над тем, как не столкнуться с горой.

Кино и реальность

— Смотрели кино «Девятая рота»? Там Бондарчук очень хорошо кабульский аэродром показал. Гул машин, все взлетают, садятся, медики раненых грузят. Одну только вещь он не показал: огромные штабеля цинковых гробов, которые там стояли. Так мы сразу почувствовали, что попали на войну. Прибыли в место расположения, там накрыты столы с белыми скатертями, вахта прощается с нами, передаёт боевое дежурство. На стене в траурной рамочке — информация о погибших. Через год и мы столы накрывали, а в рамочке был уже экипаж из нашей эскадрильи.

Работа и зарплата

— Меня спрашивают: где служил? Я говорю, что кровать в Кабуле стояла, а сам ночевал где придется. Во всех районах был, кроме Кундуза. В Афгане опять отбор произошёл на летающих и не очень. Когда садишься в песок, то он поднимается, и видимость нулевая, чуть дернулся — и можно костей не собрать. Иного командир старается только на почту отправлять, а не в бой, чтобы и сам не погиб, и статистику эскадрильи не портил. В итоге у некоторых было за год 300 часов налёта, а у других — 900. Либо десант в горы доставляешь, либо бомбишь, либо прикрываешь с воздуха наших… За счастье был выходной. Один раз ездил в отпуск домой. Привёз жене дублёнку и сыну джинсы. Ещё за этот год заработал на магнитофон Panasonic и машину «Запорожец». Когда возвращался из Афгана, то вёз с собой кассету Розенбаума, а у меня её на таможне отобрали. «Вы чего? – говорю. — Он  у нас выступал несколько раз». А они на стену показывают, где музыка Розенбаума в списке запрещённых.

Война

— Первый орден Красной Звезды получили на третью неделю в Афгане. Аккуратненько подобрались, нашли по координатам в горах лагерь моджахедов, сбросили бомбы. Дальше по нашей метке штурмовая авиация всё заутюжила. Не знаю, что там это было, но, очевидно, что-то важное очень. Просто так ордена не давали. Бывало, что по горам и пустыням за караванами с оружием, наркотиками и контрабандой гонялись. Однажды взяли караван с лазуритом, у меня потом камешек в кармане несколько месяцев валялся, на таможню я его даже не взял. Ловили знаменитого Ахмад шах Масуда, но он ушёл, и потом нашим пригодился. Было, что американских журналистов ловили, но моджахеды сами полегли, а им отход сохранили.

В основном мы летали по наводке разведчиков. И у моджахедов были свои шпионы, которые за нами следили, и у нас тоже такие проводники были. Таких местных к нам в вертолёт привозили обычно с мешком на голове, чтобы никто лица не видел. Потом они с воздуха показывали, где духи прячутся, где бомбить.

Однажды полетели мы десант высадить, чтобы ущелье перекрыть, а там нас уже ждут. Сели мы на высоте 4 200. Ну… как сели… воздух там разреженный. Фактически упали на снег.  Мы ребят высаживаем, а по нам сверху из пулемёта. Моджахеды заранее повыше забрались. Вертолет сверху беззащитен. Ответить невозможно. А на такой высоте взлететь… Я на своём Ми-8Т в пропасть нырнул, форсаж врубил и уже  в свободном падении подхватился. Сгоряча рванул вверх, почти до 7 километров дошёл, на приборы и не смотрю. Штурман решил закурить, чтобы успокоить нервы, а спичка не горит. Ё-мое, здесь же кислорода нет, сейчас сознание потеряем! Аккуратно спустились и ушли. А бойцы задачу свою выполнили. Мы их потом забрали. Почти всех живых. Это был второй орден Красной Звезды и пробоина в фюзеляже позади моей головы в 80 сантиметрах.

Война – это не как в игровую приставку играть. Это тяжёлая утомительная работа одних людей убивать, а других — спасать.

В один день я даже 12 часов налетал в нарушение всех правил. Ребята заняли позицию, кругом их обложили моджахеды. Пока мы в небе шумим – всё тихо, только уходим на дозаправку – сразу наших атакуют. Кстати, дело было ночью, мы без огней патрулировали, чтобы самим мишенью не стать.

Афганцы действительно отличные воины были. Чуть зазевайся, и они свой шанс используют. Американцы их хорошо учили, но при этом у моджахедов и желание было воевать, и талант. Они из пулемёта не только вертолёт, но и самолёт умудрялись подбить. Был такой случай, когда лётчик чуть раньше на посадку зашёл, чуть раньше снизился, а оказалось, что духи это заранее просчитали и своего бойца на этой точке обстрела посадили с пулемётом. И цепью его приковали, чтобы позицию не покидал. Сколько они этого шанса ждали? Может, несколько месяцев.

Война – это не как в игровую приставку играть. Это тяжёлая утомительная работа одних людей убивать, а других — спасать. Но не без адреналина, конечно. Когда наша эскадрилья вернулась в Союз, то некоторые вновь просились в Афган.

Смерть

— Такая статистика была, что в Афгане бойцы гибнут в основном в начале своей службы, когда они ещё ничего не знают, и в конце, когда им уже кажется море по колено. Нужно было не расслабляться, это повышало шансы.

В Бога я тогда не верил, не молился. Но оказалось, что когда я должен был улетать, жена мне в лётную куртку молитву «Живый в помощи» засунула. Так с ней коммунист Неклюдов и провоевал. Я нашел этот клочок ткани, когда уже домой вернулся. «Помощи» в куртке нашёл и еще патрон, который положил себе  в Афгане в карман на самый крайний случай.

Нам вначале говорили, что есть порядок: мёртвых в один угол класть, а раненых – в другой. Куда там! Под обстрелом санитары всех в одну кучу быстрее забрасывают, а потом действительно бывало, что при разгрузке трупов находили живого.

Очень неприятно пахнет человеческая кровь. Накидают вперемешку раненых и мёртвых при эвакуации, потом вертолёт водой из брандспойта отмываешь, но запах всё равно остается. Нам вначале говорили, что есть порядок: мертвых в один угол класть, а раненых – в другой. Куда там! Под обстрелом санитары всех в одну кучу быстрее забрасывают, а потом действительно бывало, что при разгрузке трупов находили живого.

Был в Афгане полковник, который решил под Новый год устроить блицкриг и взять одну деревню, но не угадал. В итоге на обратной дороге я один за штурвалом был, а мой бортмеханик и штурман в кабине так и не появились: вместе с санитаром кого жгутом перевязывали, кому систему ставили, кого просто по частям собирали. А этот полковник потом стал известным генералом и политиком.

Володя Израилит три раза в Афган просился, рапорт подавал. Ему отказывают и говорят: «Нельзя вам в Афганистан с такой неблагонадежной фамилией!». Он говорит: «Я украинец. Хочу выполнить интернациональный долг советского офицера». В итоге упросил начальство. А за пару недель до отправки домой их экипаж подбили. Отличные были лётчики, но так получилось. Кто сейчас живой из наших остался, те каждый год поминают этих ребят в день, когда их борт подбили.

Однажды мы под своих попали. То ли они раньше бомбить начали, то ли мы чуть задержались. Я видел, как самолёт бомбу сбросил, а уйти уже не мог. Лобовое стекло прямо прогнулось у меня на глазах от ударной волны, вертолёт весь осколками посекло. Вернулись мы на аэродром — лётчики бегут извиняться: «Простите, мужики!»

Ну и другие ошибки были. Одно племя решило на сторону официального правительства перейти, стать лояльным СССР и устроило праздник. Скачут, из ружей палят… А наш один лётчик не знал об этом. Летит, видит, что много людей на лошадях несутся и стреляют, и шарахнул по ним ракетой на всякий случай. Так и кончилась дружба с этим племенем.

Кабул знаю досконально

— Если у нас был редкий свободный день, то можно было поиграть в футбол. А можно было попариться в бане. Мы их сами строили из снарядных ящиков. В ящик засыпаете грунт, и строительный блок для стены бани готов. Крышу всегда делал лёгкую, чтобы при землетрясении ею не завалило. Артисты к нам приезжали: Кобзон, Розенбаум, Зыкина, Эдита Пьеха… Хоккеисты даже бывали.

Наша часть стояла на окраине Кабула, я этот город знаю досконально. Нарисовать вам могу и сейчас. Но только с воздуха. Нас в Кабул не пускали и с местными общаться не разрешали. Один раз свозили в какой-то центр советско-афганской дружбы, а другой раз к нам делегацию детей привезли. В общем, нас берегли от афганцев, и правильно делали. Не было с их стороны никакой дружбы к нам.

Мы не только должны были хорошо воевать в Афгане, но и идеологически расти, поэтому в нашем гарнизоне была специальная Ленинская комната, где мы – боевые офицеры — должны были конспектировать для лучшего понимания труды Ленина. Вот туда однажды и залетела ракета. Все погибли, кто там был.

Ещё я в свободное время постоянно писал письма жене. У меня сохранился чемодан, где лежит 480 писем, которые мы прислали друг другу за этот год. «Дорогая Люда, когда в новостях показывают аэропорт Кабула, знай, что наша часть практически примыкает к нему».

Однажды начальство нашло наши фляги с брагой и перед шеренгой расстреляло их из автомата. Мы до этого месяц чай без сахара пили — и такой печальный финал!

К сожалению, фронтовых 100 грамм нам не давали, а выпить для снятия стресса очень хотелось. Водки взять нам было неоткуда, надо было гнать самогон. Но где взять сахар? Мы написали петицию, что требуем от столовой давать нам сахар для чая отдельно. Мол, кто-то любит без сахара пить, кто-то меньше сахара в чай кладет, у всех свой вкус и т. д. Весь собранный сахар сдавался под отчёт и записывался в специальную тетрадку. Такое-то число, принято от Неклюдова 3 кусочка.  Однажды начальство нашло наши фляги с брагой и перед шеренгой расстреляло их из автомата. Мы до этого месяц чай без сахара пили — и такой печальный финал! Но, как правило, нам удавалось сделать самогон.

Привезли нам однажды спеца из какого-то московского института с лекцией о вреде пьянства. Мол, нервы всё равно водка не успокоит, мы вам лучше витаминчики специальные дадим, разработанные передовой советской наукой. Попал этот московский спец в руки наших техников и пропал у них на несколько дней. Но я вам скажу, что под конец этого года водка уже не брала. Пьёшь и не чувствуешь, я даже спать не мог последние недели.

Советско-афганская дружба

— За месяц до отъезда чего-то я разболелся. Температура, озноб, всего ломает… Врачи меня и от горла лечат, и на гланды грешат, а мне всё хуже. Едва воюю. Совсем плохо стало, пришел к врачу, говорю: «Делай что хочешь, не могу летать». А у него другой врач сидел, пьянствовал. «Ложись!» – говорит. Живот мне пощупал и как начал орать на нашего эскулапа! А за пару недель до того мы пошли погулять  по Баграму, и там на улице мальчишки (по-афгански мальчишки будет «бача» ) угостили нас виноградом. И мы, дураки, взяли. Помыли, съели, а оказалось, что виноград был специально обработан и заражён брюшным тифом. Брюшной тиф так называется, потому что бактерии выедают у вас стенки кишок. Малейшее напряжение, и всё лопается!

Меня сразу положили. Говорят: «Напряжёшься – умрешь!». Представь, что ты в гипсе на две недели. Рядом со мной с брюшным тифом лежал в госпитале наш начальник клуба. Он ночью замерз, одеяло руками подтянул — и всё. А жене мне писать всё равно надо. Иначе испугается, что писем нет. И вот я лёжа, аккуратненько… А она пишет: «Чего у тебя, Володя, почерк изменился?»

На 35 килограммов я похудел от тифа, штаны потом парашютной стропой подвязывал. К счастью, это единственный раз был такой случай, когда мне в Афганистане пригодился парашют.

В это время как раз экипаж Белицкого Леонида сбили. Три цинковых гроба в Белоруссию привезли. А кого привезли? Не было же сотовых, чтобы сообщить. Все наши жёны волнуются. Не моего ли? Моя жена спрашивает у командира полка: «Это не моего привезли?» А командир на нервах говорит: «Это не твоего привезли, у твоего ещё хуже». И Люда по стенке сползает. Чего ж ещё хуже цинкового гроба?

На 35 килограммов я похудел от тифа, штаны потом парашютной стропой подвязывал. К счастью, это единственный раз был такой случай, когда мне в Афганистане пригодился парашют.

Мы завершили свою вахту в 1983 году, и уже тогда всем было понятно, что эту войну нам не выиграть. Не ждали нас там. Когда в 1989-м наши войска вышли из Афгана, то ведь не только душманы вздохнули с облегчением, но и у наших жён с матерями стало легче на сердце. Про Горбачёва можно говорить разное, но за то, что он завершил эту ненужную войну, ему огромное спасибо.

Записал Владимир Громов

Фото из архива Владимира Неклюдова публикуются впервые

У Оли Князевой врожденная ломкость костей. Она не ходит, у неё маленький рост, слабые руки и бесчисленное количество переломов. На долю девушки выпало множество испытаний: трагическая смерть родителей, потеря квартиры, приют для бомжей, пансионат для инвалидов с казарменными порядками.

Несколько лет назад Ольга встретила Сашу и обрела с ним любовь и свободу. Но злоключения на этом не закончились.

На втором этаже старой высотки на окраине города, в которой живут Оля с мужем Сашей, в подъезде невыносимо пахнет помоями. Длинный тёмный коридор, третья дверь слева. Они только что переехали в Самару из Тольятти, сняли квартиру и пытаются начать жить заново.

Почти всю маленькую прихожую занимает огромный дребезжащий холодильник. Двери в ванную нет — разобрали, чтобы проходило инвалидное кресло. 28-летняя Оля сидит в центре разложенного дивана, и, если не смотреть на её лицо, кажется, что это трёхлетний ребенок.

В комнате кавардак — вещи на полу, диване, в коробках и пакетах. В них постоянно исчезает пугливая Олина кошка.

Саша суетливо пытается расчистить для меня место на диване. Ему 58 лет, он переживает, как бы про их странную пару не написали лишнего. За годы совместной жизни они с Олей наслушались от людей всякого и с опаской принимают чужаков.

— Я родилась в Новокуйбышевске, — рассказывает Оля мягким, детским голосом. — Жила в семье — мама, папа, брат. Родители меня очень любили и делали всё, чтобы я была счастливой. Почему я такая, никто не знает. В семье все здоровые, а я вот такая. Всё моё детство мама водила меня по врачам — самым разным, даже в Москву возила к какому-то профессору. Они разводили руками и ничего толкового сказать и сделать не могли. Мама ушла с работы, чтобы всегда быть со мной рядом и беречь. Я постоянно что-то себе ломала, чаще всего руки, то неаккуратно просуну между прутьев кроватки, то упаду. Однажды сломала руку, просто запутавшись в одеяле. Чаще всего я играла в куклы ногами, потому что руки всегда были забинтованы…

Мама всегда плакала, когда приводила меня к врачу, потому что на меня пялились в очередях, а доктора смотрели как на непонятный экспонат.

— Из-за людской бестактности самым страшным всегда был поход в поликлинику. Мама всегда плакала, когда приводила меня к врачу, потому что на меня пялились в очередях, а доктора смотрели как на непонятный экспонат. Однажды очередной доктор поглядел на меня и сказал: «Я такого никогда не видел!» Я расстроилась, но собралась и пошутила: «Рада, что ваш профессиональный день прожит не зря».

Как-то я спросила у мамы, не хотела ли она оставить меня, когда я только родилась, ведь со мной так трудно! Она ответила, что я — смысл ее жизни и о том, чтобы от меня отказаться, она не думала.

В детстве, да и потом у меня не было подруг. Если и приходили к нам девочки из школы, то больше из любопытства. Я много читала и училась. До шестого класса ко мне ходили учителя и репетитор по английскому. А потом мой класс расформировали, и меня никуда не взяли. Из-за постоянных переломов я не всегда могла заниматься, учителей это раздражало, и, исключив меня, они решили проблему. Четыре года я не училась, а потом поступила в вечернюю школу и закончила с отличием. После окончила колледж с красным дипломом и решила поступать в институт.

В России человеку с первой группой инвалидности очень трудно жить. Куда ни сунься — везде тупик, начиная от ступенек в подъезде и отсутствия пандусов до невозможности получить высшее образование. Даже если учишься заочно, на экзамены и зачёты нужно приезжать. Но я так сильно хотела учиться, что написала письмо в Москву, в Министерство образования, и меня взяли в Современную гуманитарную академию на дистанционное обучение, на юридический факультет. Каждые полгода мне домой привозили сервер с загруженными экзаменами и зачётами, так я их сдавала. Я проучилась на одни пятерки до третьего курса. А потом не стало родителей, и вся жизнь перевернулась.

~

— Мама очень боялась, что я могу остаться без них с папой. Всё говорила: «Не дай бог что-то случится с нами, как ты одна останешься?» И вот, случилось… Родители поехали на машине в Краснодарский край и, когда ехали обратно, на них налетела фура. Ничего от них не осталось, хоронили в закрытых гробах. Мне было 23 года.

Брат сразу уехал в Москву, бросил меня одну в беде. Но я не держу зла, ухаживать за мной очень сложно, я ведь сама не могу даже крутить колеса инвалидного кресла. Какое-то время я жила с бабушкой. Ей со мной, конечно, было трудно, и, когда я стала жить с мужем, теперь уже бывшим, она тоже уехала.

Про бывшего мужа Оля говорит мало и неохотно. Отбывал наказание на зоне, познакомились по телефону. Был ласковый, говорил много хорошего. И когда вышел, они стали жить вместе в её квартире.

— Я не знаю, любила ли его. Казалось, что да. Думаю, это от недостатка внимания. Мне просто надо было кого-то любить, — признаётся Оля.

У мужа были долги, он попросил Олю продать квартиру. И она продала. Потом он сел за наркотики, и Оля оказалась на улице.

Меня определили в приют для бомжей. Когда я туда приехала, подумала, что всё, там и умру.

— Меня определили в приют для бомжей. Когда я туда приехала, подумала, что всё, там и умру. Я же таких мест даже не видела никогда! Комната на четырёх человек. Кровати и тумбочки, больше ничего нет, даже розеток. Люди с физическими и с умственными отклонениями, все вместе. Одна женщина разговаривала сама с собой без начала и конца, другая была без ног — ползала на руках. Всем, кто со мной жил, была нужна помощь, поэтому носить меня в туалет было некому. Одну из проживающих приюта, здоровую женщину, попросили за мной ухаживать, но желанием она не горела. Как-то, когда я очень хотела в туалет, она сказала мне: «Некому тут выносить за тебя судно. Унесу его, и сиди, как хочешь». Про помыться и почистить зубы я и не заикалась.

— Через месяц из этого приюта меня определили в другой, в посёлке Поволжский. Там хотя бы были санитары, которые иногда меня мыли. Оттуда меня должны были отправить в пансионат для инвалидов, но никак не отправляли. Я, наверное, наложила бы на себя руки, если бы не подхватили волонтёры самарской общественной организации «Домик детства». Они приехали, привезли средства гигиены, еду и даже телефон. Звонили мне постоянно, поддерживали. Они же помогли мне написать письмо в Министерство социально-демографической и семейной политики, в котором я попросила определить меня в пансионат для инвалидов. И меня определили. Не знаю, что бы со мной стало, если бы не волонтёры…

Нас перебивает Саша, приносит поднос с чаем, бутербродами и пирожными.

— Мы едим прямо на кровати, — извиняется он. — Так Оле удобнее.

И пока пьем чай, он рассказывает, как у них всё так вышло.

~

— Я развёлся с женой, оставил ей квартиру. Жил один, снимал жильё. Устанавливал сигнализации разным компаниям, все самые крупные банки оборудовал в 90-е годы. А когда случился дефолт, фирмы начали разваливаться, я остался без работы. Устроился в приют в Поволжском, там жил и работал, электрику, сантехнику, всё делал. И подрабатывал дежурным администратором в приюте «Московский». Принимал посетителей, следил за порядком.

И вот в один прекрасный день в Поволжский приют привезли Олю. Сидит такая маленькая, глаза большие-большие, смотрят жалобно.

Её определили в женскую палату. С утра соседка мне жалуется: новенькая-де ночью по телефону разговаривала, мешала спать. Вот, думаю, такая-сякая, только приехала, а уже борзеет. Захожу в комнату, чтобы её отчитать. Думаю, сейчас начнет пререкаться. А она так тихо: «Хорошо, извините, я больше не буду». И тут я начал потихоньку таять.

Я за Олю очень переживал. За ней ведь нужен постоянный уход. Одну ходячую я определил, чтобы она за ней присматривала. И всё боялся, что она её уронит, когда в душ несёт. А у Оли ко мне возникла неприязнь, потому что я был своего рода блюстителем порядка, строгий очень. А потом у неё сломалась зарядное устройство. Я увидел, что она мучается, взял и подобрал ей зарядник. Она удивилась такой доброте. Я начал к ней в гости заходить, стали общаться. Потом её отправили в Сызранский пансионат для ветеранов труда, и она мне оттуда каждый день звонила. Разговаривали мы так, разговаривали и решили жить вместе. Но не тут-то было.

— Сызранский пансионат считается очень хорошим по сравнению с другими. Там евроремонт, чистота, с виду все очень хорошо. А на деле — тюрьма, — продолжает Оля. — Чтобы уехать по делам, надо писать заявление. В девять вечера ворота закрывают, если опоздал, назад не попадёшь. Можно уходить в отпуск — тоже по заявлению, и не когда вздумается, а в положенные сроки. Подъём, отбой — распорядок, как в армии.

— За них там трясутся и не выпускают, — говорит Саша. — Не потому, что очень волнуются, а потому, что забирают 75% от пенсии. Оля раз заявление на отпуск написала, чтобы ко мне съездить, два (когда отпуск, пенсия остается на руках), на третий раз ей заявили: «Запрём тебя в комнате, и никуда не пойдешь». Но она же взрослая и дееспособная, сама может решать, где и с кем жить!

Поняв, что из Сызранского пансионата так просто не выбраться, Саша и Оля обратились в прокуратуру. Просто пришли и рассказали о том, что им не дают жить вместе.

— Прокурор со мной очень долго разговаривал, всё расспрашивал о правилах и порядках, — говорит Оля.

— Поделился, что как-то они проверяли один пансионат и нашли комнату-карцер, куда сажали провинившихся. И что с тех пор пансионаты боятся проверок. Не знаю, что именно он сделал, но Саше не без скандала позволили меня «выкрасть».

— Я решил уйти из приюта, там очень маленькая зарплата была, а у меня же появилась семья, — говорит Саша. — Уволился, переехали в Тольятти, там у меня оставались связи, можно было халтурить на частных заказах. Тогда я сделал Оле предложение, сыграли свадьбу.

~

Когда все трудности, казалось бы, были преодолены, у Оли и Саши начались другие проблемы — бытовые. Устроиться на постоянную работу Саша не мог, надолго Олю одну не оставишь. Пробовал халтурить по несколько часов, и однажды, пока его не было, у Оли случился приступ, едва не задохнулась. Так и осел дома.

— Так мы и живем, — вздыхает Оля. — Я зарабатываю деньги, а Саша ведет хозяйство и ухаживает за мной. Он очень переживает из-за того, что не может нас обеспечивать, но другого выхода мы просто не нашли.

— Когда я еще жила с родителями, вела курсы английского на дому, немножко зарабатывала. Я и сейчас очень хочу работать репетитором. Не знаю, как буду находить учеников в новом городе и получится ли, но на всякий случай регулярно читаю английскую литературу, чтобы не забыть язык. А так всё время работаю удалённо. Что только не перепробовала! Даже «холодные звонки» — это когда обзваниваешь случайных людей и предлагаешь, например, подключить Интернет. Очень неблагодарное дело, столько негатива слышишь в ответ! Сейчас я работаю диспетчером в питерском такси. И ещё модерирую один юридический сайт. За квартиру я плачу 15 тысяч, а пенсии по инвалидности в России сами знаете, какие. Некогда отдыхать.

~

Оля и Саша переехали из Тольятти в Самару потому, что Саша болеет и переживает, что если с ним что-то случится, Оля останется одна. Всё-таки в Самаре волонтёры пропасть не дадут. А ещё из тюрьмы скоро должен выйти бывший Олин муж, и хочется быть от него подальше.

— Жильё в Самаре мы искали долго. У нас «странная пара», как сказала риелтор. Да ещё и кошка… Но вот на окраине Самары все-таки нашли. Квартира неуютная, маленькая, на коляске мне совсем не развернуться. Мы мечтаем о своей квартире, чтобы не надо было бесконечно переезжать, это для нас кошмар. Вот только ипотеку мне никто не даст. Ни первого взноса нет, ни нормальной работы… Но пусть в съёмной и плохой, зато мы вместе.

Каждый раз, когда мы выходим из дома, я ужасно боюсь, что Саша меня уронит. Потому что если упаду, сразу сломаюсь.

Саша берёт Олины руки в свои и произносит:  «Посмотри, какая она у меня хрупкая. Ты видела её детские ручки?» Задирает рукав Олиной кофты и аккуратно трогает её за предплечье. Тонкая кожа обтягивает криво сросшиеся кости – последствия переломов. «Я ей перед свадьбой несколько колечек подарил – еле подобрал».

— Каждый раз, когда мы выходим из дома, я ужасно боюсь, что Саша меня уронит, — ёжится Оля. — Потому что если упаду, сразу сломаюсь. Последний раз я сломала руку в прошлом году, наехала на торчавшую плитку и перевернулась на коляске. Заработала ещё один криво сросшийся перелом.

Олины переломы срастаются дома. Она, как побитая собака, зализывает раны самостоятельно, вдали от людей. Потому что от их вмешательства, по её словам, только хуже.

— К врачам я обращаюсь в крайних случаях, — объясняет Оля. — Хватило за детские годы. Они меня не понимают, даже рентген сделать не могут. Гипс на переломы никогда не накладывали: «Идите отсюда, у вас тут криво всё, не получится». А как у меня однажды взяли кровь из вены, не забуду никогда! Расковыряли обе руки так, что сплошь были кровавые синяки. Медсестра была неопытная, испугалась и залила раны спиртом. А у меня же очень тонкая кожа, спирт ее сжёг. Она залепила всё пластырем и перебинтовала… И потом очень долго у меня были ужасные синяки, всё болело. В общем, не люблю я ходить по врачам.

Зато Оля любит ходить в библиотеку. В этот раз мы идем вместе, сдавать прочитанные и выбирать новые.

До библиотеки минут десять пешком, которые с Олей превращаются в полчаса. На каждом шагу — ямы, выбоины и очень высокие бордюры. Библиотекари Олю уже знают, открывают заднюю дверь. Там нет порога, и можно спокойно заехать внутрь. Оля долго перемещается между полками, выбирая книгу, многое уже читала. Саша молча ходит следом, как телохранитель.

Выбор падает на роман Дины Рубиной. Оформляем и идём обратно. Через те же кочки и те же бордюры. Прохожие оборачиваются на Олю, так происходит всегда.

— Надо мной часто на улице смеются дети. Тычут пальцем. Взрослые реагируют менее бурно, но всё равно разглядывают. Я всё понимаю, как же на меня не смотреть! Но всё равно так и не научилась относиться к этому философски. Обидно, когда над тобой хихикают. Обидно всякий раз.

Я на людей не злюсь, не подумайте. Понимаю, что это от незнания, от того, что таких, как я, не видно, они лежат по пансионатам или сидят дома. А я вот лезу: учиться мне надо, гулять, книжки читать. Вот, может быть, вы напишете — и люди всё поймут…

У подъезда Саша берёт Олю на руки и аккуратно поднимается по ступенькам. Заношу в подъезд коляску, Оля садится, и они, с трудом протискиваясь, исчезают в лифте.

Через две недели после нашей встречи хозяйка попросит их освободить квартиру. Им снова придётся искать жилье, складывать вещи в коробки и переезжать.

Этот материал был написан для сайта Такие Дела. Вскоре после публикации у Саши Князева нашли рак кишечника – в жизни Оли наступил ещё один переломный момент.

15 февраля Саша ложится на операцию. Сколько он пробудет в больнице, никто не знает. И сколько после операции проведёт в стационаре – тоже. Время может растянуться до полугода, а то и дольше.

Оля совсем не может быть одна, поэтому если мы не поможем, её снова ждёт тюрьма пансионата.

Волонтёры общественной организации «Домик детства» сейчас собирают деньги на сиделку, которая будет помогать Оле жить, пока Саша не поправится. А ещё на дорогой подъёмник для инвалидов, при помощи которого сиделка сможет перемещать Олю по дому. И, конечно, понадобится очень много медикаментов. Поэтому если вы хотите помочь Оле и Саше пережить очередную беду, можете перевести любую посильную сумму по этим реквизитам.

Фото: Аля Шарипова

Мы уже писали о том, что в торговых центрах, в Интернете и на улицах Самары всё чаще можно встретить «волонтёров», собирающих деньги на больных детей без необходимых документов. В частности, у всех на слуху фонды «Наши дети», «Независимость» и «Спасение». Несмотря на то, что проблема эта известная и худо-бедно освещается в СМИ, липовые благотворительные фонды множатся.

Вчера в губернской думе в рамках секции по развитию благотворительности совета НКО состоялся круглый стол на тему деятельности благотворительных организаций.

Как бороться с мошенниками, что мы делаем не так – поговорить и принять свежие решения собрались представители благотворительных фондов и НКО, самарские правозащитники, представители торговых центров, надзорных органов и другие сочувствующие.

ДГ послушал, понял, что ничего не понятно, но всё равно приводит самые интересные цитаты, по возможности сохраняя последовательность выступления.

На дочь Юлии Хорьковой деньги не собирал только ленивый. Девочка с редкой болезнью – буллезный эпидермолиз, нуждается в постоянном и очень дорогом лечении. Поскольку история Лизы в своё время громко звучала в Самаре и России, информацию о ребёнке можно легко подглядеть в специальной группе в «ВКонтакте»: на Лизе наживались и наживаются мошенники – липовые благотворительные фонды.

Два года назад Юлия зашла в самарский торговый центр и увидела стенд с фотографиями Лизы и ящиком для сбора денег. Сбор вёл неизвестный благотворительный фонд – Хорькова никогда к нему не обращалась и никаких бумаг о согласии на сбор, соответственно, не подписывала. Лизина мама попыталась выяснить, по какому праву ведётся сбор и кто зачинщик, но никуда не дозвонилась. Через неделю стенд свернули, концов она так и не нашла.

Сегодня Юлия Хорькова тоже пришла на круглый стол, чтобы поделиться опытом. Проблема мошенничества не только не решается, а набирает обороты. Всё потому, что никто не знает, чего со всеми этими якобы благотворителями делать.

Михаил Белоусов, зампредседателя губернской думы, о сути проблемы:

«Мошенники заполонили улицы и торговые центры. У них нет должной документации, они платят зарплату так называемым «волонтёрам» в конвертах. Но главная проблема – подрыв доверия к добросовестным фондам и благотворительности в целом. Мы должны обсудить это и разобраться, что с этим делать».

Светлана Полдамасова, директор БФ «Радость», о нехватке детей:

«Мы занимаемся постоянной деятельностью по сбору пожертвований в том числе. Собирая на конкретного ребенка, часто обращаемся и к СМИ и сталкиваемся с тем, что они готовы показывать или рассказывать про одного ребёнка один раз. Следующая история должна быть уже о другом. Это создаёт проблемы, потому что, во-первых, за один раз большую сумму нам не собрать. А во-вторых, у всех благотворительных организаций начинается нехватка детей. И все друг другу звонят и просят: дайте нам ребёнка, будем на него собирать! И потом начинается сбор разными фондами средств на одного и того же ребенка…»

Они позиционируют себя как благотворители, помогающие разным учреждениям. На самом же деле они раз в год куда-то приезжают с клоунами, проводят праздник, а потом у себя на сайте размещают фотографии.

Юрий Смоляков, руководитель управления организации опеки и попечительства Минсоца, о чёрном пиаре и наносном:

«В последнее время мы столкнулись с тем, что детские учреждения — детские дома, дома ребёнка и другие — многими фондами используются как пиар. Вот есть такой фонд «Независимость». Они позиционируют себя как благотворители, помогающие разным учреждениям. На самом же деле они раз в год куда-то приезжают с клоунами, проводят праздник, а потом у себя на сайте размещают фотографии. И под эту работу проводят сбор средств. Под кого собираются средства, куда они на самом деле идут – вразумительно ответить не могут. Поэтому мы всем руководителям учреждений Самарской области сказали, что решения о том, с какими фондами им работать, принимаем отныне только мы. С фондами-однодневками мы работать не будем, только с проверенными.

Надо подумать, как сделать так, чтобы всё это наносное, пена эта вся ушла и остались только те, кто действительно готов помогать».

Александр Бурханов, замначальника отдела по работе с НКО управления Министерства юстиции РФ по Самарской области, о плановых проверках:

«Я расскажу, какие у нашего управления полномочия в области контроля за действиями НКО. Проводятся плановые и неплановые проверки деятельности. Плановые — не реже одного раза в три года. Перед тем как составить план, Минюст направляет запрос в правоохранительные органы, если есть сведения о наличии организации, занимающейся «неправильной» деятельностью. Мы включаем их в план.

С внеплановыми проверками дела обстоят так: есть перечень оснований, по которым Минюст имеет право провести проверку. Они носят заявительный характер, заявление должны поступать от органов госвласти и местного самоуправления. По обращению граждан проверки не проводятся».

Дмитрий Комаров, заместитель начальника оперативного отдела управления по экономической безопасности, о том, что человек может заявить:

«Мы работаем от заявления гражданина или юрлица. В основном пытаемся выявить мошенничество. Но возникают трудности – для возбуждения статьи необходимо посчитать сумму ущерба, которая была нанесена юрлицу и физлицу, а поскольку контроль по сбору средств слаб, то и ущерб определить сложно».

Татьяна Акимова, исполнительный директор благотворительного фонда «Самарская губерния», о том, что человек не может заявить: «Заявление об ущербе может подаваться родителями? Но как? Вот фонд пообещал им сумму. Собрал не всю, но что-то перевёл. Родители рады любой сумме, как они могут подать заявление об ущербе? Были у вас в практике такие случаи? Поясните, как это делается».

Дмитрий Комаров о чём-то своём:

«Была ситуация, когда представитель НКО предоставлял личный счёт, а не счёт организации. Вот с этим фактом мошенничества мы имели дело».

Сейчас у «волонтёров» новый метод сбора денег: они прячут бейджик в карман, заходят в отдел, скажем, с игрушками, где мама покупает что-то ребёнку, вынимают бейдж, и начинается работа.

Татьяна Акимова об изобретениях: «Важно услышать представителей торговых центров. Мы, например, обращались в «Русь» по поводу фонда «Независимость». Нам сказали, что устали их выгонять. Сейчас у «волонтёров» новый метод сбора денег: они прячут бейджик в карман, заходят в отдел, скажем, с игрушками, где мама покупает что-то ребёнку, вынимают бейдж, и начинается работа. Вот с этим что делать?»

Максим Ткач, адвокат, о безграмотности регулирования:

«Я задаю вопрос представителю Минюста. Повод для нашего собрания, как я понимаю, ситуация вокруг фонда «Спасение». Он зарегистрирован 3 года назад и открыто пишет на сайте, что их деятельность не соответствует уставу. Они не публикуют отчёты. Вот Минюст это отследил, проверял? И отследил ли?

Я полагаю, извините за резкость, что проблема не в отсутствии достаточного нормативного регулирования, а в безграмотности, некомпетентности и недобросовестности субъектов, которые с этой ситуацией сталкивались.

Деятельность благотворительных фондов в плане бухучёта и кассовой дисциплины прекрасно регулируется существующими нормативами – законом о бухучёте, Налоговым кодексом и т. д. Просто существующее регулирование не осуществляется вовсе или осуществляется неправильно.

И ещё важный момент: у нас отсутствует практически полностью информирование населения о том, что такое благотворительный фонд, как он работает, как может собирать и расходовать деньги, как должен отчитываться и т.д. Поэтому в первую очередь необходима программа информирования населения и система обратной связи, которая будет позволять людям сообщать в соответствующие органы о недобросовестности фондов».

Бурханов Александр о том, что никак не могли:

«Организация «Спасение» существует три года. В план проверки не вносятся организации, которые были созданы ранее, чем три года назад. Поэтому эту организацию планово мы проверить не могли, а внепланово проводить оснований нет – обращений в Министерство юстиции не было».

Максим Ткач о том, что бывает, когда режут людей:

«Я никогда не сталкивался с ситуацией, когда один контролирующий орган очень хочет проверить, но не может. Никто из нас не упал с луны вчера и никто не поспорит с этим тезисом. С другой стороны, мы неоднократно сталкиваемся с тем, что за стенкой режут людей, а когда это всплывает и к органу правопорядка возникают вопросы, он говорит: не было обращения. Крики – да, но не обращался же никто!

Я представляю ситуацию, как в дежурную часть РОВД приходит волонтёр и говорит: вот я знаю, что неправильно вскрываются урны и деньги уходят не туда. Наверное, если он не напишет обращение, никто не отреагирует. Но, скорее всего, не произойдёт, если и напишет. Поэтому проблема не в том, что обращение отсутствует, а в том, что все обращавшиеся несколько раз обратились и убедились в том, что это бесполезно — проверяют только те организации, которые интересно проверять».

Антон Рубин, директор РООВСО «Домик детства», о том, что есть ещё и секты:

«По поводу фонда «Независимость». Жаль, здесь нет органов полиции. Неужели то, что они делают, не является основанием для задержания? И ещё момент, о котором пока не говорили. В Самарской области активно действует церковь «Новое поколение», связанная с «Независимостью». В Интернете активно распространяются ролики их встреч. Это секта. Есть ли органы, которые должны бороться с сектой и как? Тоже будем ждать три года или по заявлению их как-то можно проверить?».

По поводу секты Рубину (и всем желающим) посоветовали обратиться к генералу Сергею Солодовникову. С личным заявлением. Из зала удивились: вряд ли гражданин будет писать Солодовникову! И микрофон пошёл дальше.

Новиков Денис, Росмолспорт Самарской области, о «горячей линии»:

«Чтобы сохранить доверие людей к благотворительным фондам, надо создать «горячий телефон», какой-то сертификат надежности, разрешение от родителей… Чтобы всё это вешалось на стенд в месте, где идёт сбор денег. А ещё информирование, да. Мы должны понимать, что именно должно на стенде быть».

Юлия Хорькова, мама Елизаветы, о том, что торговые центры могли бы и спрашивать:

«Хотелось бы попросить торговые центры хотя бы связываться с мамами и спрашивать, знают ли они о сборе денег на их детей».

Серебрякова Людмила, ТЦ «Космопорт», о новых знаниях:

«Мы сегодня много узнали нового, спасибо. У нас стоят сегодня «Наши дети», они нам предоставляют отчёты, больше мы ничего про них сказать не можем. Они собирают деньги у нас на безвозмездной основе, отслеживать их деятельность достаточно тяжело. Если будут нам направляться какие-то положения, рекомендации, будем их использовать в своей работе. Мы понимаем социальную ответственность, но заниматься только проверками не в силах».

Кто-то из зала: «А мы не лукавим, когда говорим, что фонды размещают стойки на безвозмездной основе?»

— Нет.

— Не соглашусь. У нас есть информация, что благотворители платят торговым центрам за квадратный метр!

Михаил Белоусов: «Всего, что вы услышали здесь про фонд «Наши дети», достаточно, чтобы вы прекратили их деятельность на своей территории?»

— Да, мы сделаем выводы…

— То есть их скоро не будет у вас, да?

— Ну, нам надо свою проверку провести, кроме того, что мы услышали, никакой информации нет…

— Да вы нас сайт к ним зайдите! Там же всё видно!

Представитель «Аврора Молл» о том, что можно все закрыть:

«Может быть, просто закрыть некоторые фонды? Их же слишком много».

Антон Рубин о том, что ну что вы такое говорите: «Да, давайте просто все закроем, чтобы не мучиться. А какие закрыть, по каким критериям?»

Единственный необходимый нормативный акт, который в этой ситуации нужен, – закон об использовании здравого смысла.

Максим Ткач о здравом смысле:

«Единственный необходимый нормативный акт, который в этой ситуации нужен, – закон об использовании здравого смысла. Всё, о чём сейчас говорили представители торговых центров, говорит о том, что если приложить внимательность и старание, проявить заботливость, то мошенники от не мошенников будут отделены очень быстро».

Антон Рубин о благотворительной этике: «Лучшее, что мы можем сделать, — развивать благотворительную этику. Не учить фонды собирать деньги, а сделать так, чтобы люди, которые деньги дают, задумывались, кому они дают и зачем. Только тогда мы сможем победить эти проблемы».

На этом круглый стол закончился. По его итогам создастся рабочая группа, которая будет дальше думать и, возможно, что-то придумает.

Мыслями после с ДГ поделилась Татьяна Акимова, исполнительный директор благотворительного фонда «Самарская губерния»:

Пожалуй, самый известный самарский кинокритик Валерий Бондаренко изложил своё мнение о номинантах «Оскара-2016» и самой премии. Следить за его творчеством можно в паблике «Киногид» в «ВКонтакте» в формате видео. ДГ публикует текст последней из опубликованных передач.

Начало 2016 года – это «оскаровские» номинанты, это ожидание церемонии вручения «Оскаров», это скандалы вокруг «Оскаров», ну и, самое главное, это фильмы, которые идут у нас в прокате. Январь, февраль и частично март — это как раз то время, когда картины, выдвигающиеся на «Оскар», идут в нашей стране.

Об «Оскаре» в последние годы сказано много, и в том числе пущено очень много критических стрел, и справедливо. Конечно, внимание именно к этой кинематографической премии, прямо скажем, преувеличено. Это результат тех усилий, которые брошены в раскрутку «Оскара» на протяжении вот уже десятилетий, в то время как, чего греха таить, картины всё хуже, скандалы всё смешнее.

И, наверное, самое обидное в 2016 году, для меня во всяком случае, это отношение американской публики к фильму Квентина Тарантино «Омерзительная восьмёрка». Картина не только не номинирована на основные номинации (она номинирована только за музыку знаменитого Эннио Морриконе), но и вызвала скандал, скандал весьма специфический вообще для сегодняшнего кинематографического пейзажа.

Против фильма Тарантино выступили полицейские, поскольку образ полицейского, которого сыграл Сэмюэл Лерой Джексон, показался американским полицейским оскорбительным, и они требовали снять этот фильм с экранов ну и как-нибудь заклеймить автора. Автор улыбается и рассказывает о том, что снимал картину на века. Это во-первых.

Ну и, во-вторых, он оскорбил вообще американскую общественность. Оскорбил почему? Ну вот собираются там, в штате Вайоминг, в засыпанной снегом таверне восемь мерзавцев, и все они воевали во время Гражданской войны – одни на стороне Севера, другие – на стороне Юга, и все негодяи в разной степени, но негодяи. Как это может быть? Ну южане, положим, ладно — они же были за рабство, ну а северяне? И вот на полном серьёзе американская критика выдвигает претензии выдающемуся режиссёру, человеку, создавшему определенный стиль и ждать от которого каких-то значков типа «Северянин значит молодец!», было бы очень смешно.

Второй скандал: выдающийся, надо сказать, режиссёр Спайк Ли (который снял в своё время картину «Делай, как надо» — она вошла в историю американского кино, и снял ещё ряд очень сильных американских картин) оказался застрельщиком вот такого нового обвинения «оскаровской» академии – он сказал, что в последние два года темнокожие не выдвигались на «Оскар», а это свидетельствует о расовой дискриминации, ну и так далее по списку. Спайка Ли поддержали многие, в том числе документалист Майкл Мур, Джордж Клуни и другие, и теперь хотят выделить как бы такую специальную зону – сейчас 8 картин номинируется на «Оскар», а будет 10, и две будут принадлежать чернокожим, афроамериканцам.

Ну, во-первых, это неправда, потому что в прошлом году на «Оскар» за лучший фильм, и не только, выдвигалась картина «Сельма», и играли там в основном темнокожие. Во-вторых, нам перечисляют фильмы, на которые академия могла бы обратить внимание и где играли темнокожие артисты, я посмотрел эти фильмы. Это плохие фильмы! Их не надо выдвигать ни на «Оскар», ни на какую-либо другую премию. Лучшее, что можно сделать, – это забыть эти картины, а также забыть актёров, которые в них играют (часто это хорошие актеры). В-третьих, афроамериканцы постоянно получают «Оскары». В 2013 году картина «12 лет рабства» получила все основные «Оскары». И всегда, начиная с конца 60-х годов, как только появлялся настоящий артист Сидни Пуатье в свое время или Дензел Вашингтон, или Морган Фриман, они всегда получали «Оскар». Никакой дискриминации не было и нет! Но американцам кажется иначе!

Здесь стоит расширить контекст. Я имею в виду вот что: сейчас все гадают, получит ли Леонардо Ди Каприо наконец «Оскар»? Ну действительно, актёр-то хороший и выдвигался много раз, и вот за картину «Выживший», скорее всего, ему ведь дадут «Оскара». И меня как-то это тревожит, потому что «Оскар» уже лет двадцать-тридцать дают за то, что актёр, готовясь к роли, слишком похудел или, наоборот, потолстел и едва не довёл себя до инфаркта. Или, например, как Ди Каприо в «Выжившем» съел то ли лошадиное, то ли бычье сердце сырым. Это подвиг, безусловно, я бы не смог съесть сырое сердце вот так вот, перед камерой, просто для того, чтобы получить премию, или для того, чтобы выглядеть убедительно, а он съел, и ел с аппетитом, надо сказать, по Станиславскому, красиво, по Ли Страсбергу и Стелле Адлер (учеников Станиславского)! Но имеет ли это прямое отношение к актёрскому мастерству? И имеет ли это прямое отношение к тому, за что должны давать премии в киноискусстве? Вот не смешно людям давать «Оскар» за то, что ты чернокожий? Это ли не расовая сегрегация?

Точнее всех по этому поводу высказалась Шарлотта Рэмплинг – великая актриса, которая в этом году также выдвигается на «Оскар» в номинации за лучшую женскую роль за фильм «45 лет», актриса, сыгравшая в «Ночном портье» Лилиана Кавани, в картине «Гибель богов» Ликино Висконти, в картинах Франсуа Озона. Она сказала, что такого рода обвинения — это, конечно, случай расизма, но расизма по отношению к белым! Ну потому что они теперь должны как-то подвинуться. Да и не только к белым, там есть и латиноамериканцы, там есть доминиканцы – там кого только нет.

Эти факты отсюда, из России, как-то по-особенному воспринимаются. Мы помним Советский Союз, Всесоюзный кинофестиваль и как обязательно нужно было дать приз картине из Средней Азии, причем неважно, хорошая она или плохая. Там были и выдающиеся картины, как, например, картина Толомуша Океева, киргизского режиссёра, или Ильдара Ишмухаметова, узбекского режиссёра. Но не это было важно — давали любым, чтобы не обидеть Среднюю Азию. Нельзя было обидеть Украину и Белоруссию, нельзя было обидеть Прибалтику и нельзя было обидеть Россию. Вот и раздавали «всем сестрам по серьгам». В итоге хорошие картины всё равно побеждали на всесоюзных кинофестивалях, такое случалось. Но где все эти фильмы, которым дали призы просто потому, что её снял киргиз или узбек, или украинец? Они исчезли! Память не сохранила никакого следа их существования.

Так же исчезнут и американские картины, которым будут присуждать «Оскары» потому, что они сняты людьми той или иной национальности, той или иной социальной ориентации. Потому что, к великому моему сожалению, мы очень далеко вообще целым миром ушли от той простой ситуации, когда актёр должен получать приз за актёрское мастерство, а художник — за мастерство художника, а оператор – за мастерство оператора. За мастерство! И режиссёр – за режиссёрское мастерство! Нет другого критерия!

И вот если мы когда-нибудь вернёмся к этим внятным человеческим критериям, я думаю, мы перестанем так часто морщиться, когда мы смотрим на экраны и видим там современные фильмы.

Фото обложки — Art-studio Orange

ДГ продолжает рубрику добра, в которой вы можете найти пушистого, пернатого или даже чешуйчатого друга семьи.

Мы публикуем истории и фотографии животных, мечтающих оказаться в ваших ласковых руках. Они все разные: домашние, бездомные, пушистые и не очень. Но объединяет их большое желание оказаться рядом с теми, кому они будут нужны. А может, это вы? Выбирайте! В сегодняшнем обзоре — «тюнингованные» котята, вислоухая кошка, собака, похожая на ангела, и зааненский козёл.

~

Ищут дом три котёнка. Вот какое развернутое описание дают мелким временные хозяева:

«Модели популярные, тюнинговые. Все качественные. Пробег минимальный, всего 1,5 месяца. Укомплектованы. Есть шерсть чёрного, тёмно-серого и классического полосатого окрасов. Все меховые и приятные, лапы 2×2 (полный привод), усы (unlimited), хвост прилагается в виде бонуса. Просты в управлении, ласковые, игривые, любознательные.
Есть встроенная лицензионная магнитола «Муррр». Обладают функцией парктроник — отлично паркуемся на ручки, диванчики и мягкие поверхности. JPS без сбоев, справляются с лотком. Функция питания отлажена. Глюков нет, гарантия. Мышь опознают. Только в очень заботливые руки!»

Что тут ещё добавить? Гоу на тест-драйв, пока не разобрали!

Обращаться по телефону 8-987-949-95-85

Полный пост тут

~

Если вдруг заниматься воспитанием котят вам не хочется, у нас есть трехцветная вислоухая кошка. Красивая, скромная и тихая, аки мышь.

Временные хозяева сделают льготную стерилизацию — вам только и остается, что взять и любить.

Обращаться по телефону 8-927-650-75-39

Полный пост тут

~

В добрые руки очень хочет четырёхмесячный щенок. Несмотря на возраст, у него ума – как у взрослой собаки. Гуляет на поводке, понимает, что гадить дома нехорошо, и глядит умными глазами.

Паразитов нет, прививки есть. Звоните, в общем!

Обращаться по телефону 8-937-071-55-44

Полный пост тут

 ~

Самые младшие в этом обзоре – трое щенков, которые 5 февраля отпраздновали месяц жизни. Сторожевой пёс папа охмурил помесь джек-рассел-терьера и немецкой овчарки маму – так они и получились.

Временная хозяйка говорит, что на будущих сторожей уже заглядываются, но пока не забрали. Так что есть шанс успеть.

Обращаться по телефону 8-903-302-67 -74

Полный пост тут

~

Козлика, рождённого от молочной козы, меняют на стройматериалы, поросят, птицу, корма, овечек, посевной материал и т. д. — вариантов масса.

У животного хорошие гены. Судите сами: у матери Милы молоко с альпийским сливочным вкусом, а отец — первый козёл на деревне (крупный, зааненского типа).

Хозяева пишут, что козлик «анатомически очень хорош, арка шикарная, яички в мошонке, хороший постав передних и задник ног, выраженные бабки. Чудесный характер, ручной, ласковый, а не дикий сайгак, хоть и сосёт маму».

Также владельцы уверяют, что такие гены жалко съесть. «Мальчик должен улучшать молочность коз, а не работать шашлыком единократно».

Так что если вам нужен козёл не для шашлыка и забавы ради — звоните. Если менять не на что, можно купить.

Обращаться по телефону 8-927-710-10-87

Полный пост тут

~

В добрые руки за пакетик Китикета отдаётся розовый вуалевый данио. Это не какой-то заморский зверь, а всего-навсего аквариумная рыбка. Маленькая, шустрая и красивая.

Как сделать так, чтобы данио в вашем аквариуме было хорошо, читайте здесь. И если рекомендации не кажутся сложными, готовьте кошачий корм.

Обращаться по телефону 8-927-012-77-00

Полный пост тут

~

Сибирская кошка Надира может взять и осчастливить вас в одно мяуканье. Ласковая, игривая, с мозгами и большим человеколюбием, она украсит ваш дом и украдёт сердце. Сибирячки они такие.

Котят в подоле не принесёт — стерилизована. Всяких паразитов тоже можно не опасаться — Надира чиста и здорова. В общем, никаких минусов, один сплошной мурчащий кайф!

Обращаться по телефону 8-927-767-92-67

Полный пост тут

~

Ну и напоследок обратите внимание на Лайну. Красивая и невероятно добрая собака. Даже если ваша бабушка будет на неё ворчать и замахиваться клюшкой, Лайна будет лизать её в нос.

Псина уже стерилизована, привита и обучена хорошим манерам. Мы бы на вашем месте за ней уже бежали.

Обращаться по телефону  8-927-767-92-67

Полный пост тут

Если вы хотите пристроить животное в добрые руки, пишите Евгении Волунковой. Обязательно добавляйте к письму фото (очень желательно, чтобы были четкие и привлекательные), ваш номер телефона и краткую информацию о животном. И не забывайте рассказывать нам о тех, кого вы забрали — давайте делиться хорошими новостями!

Если забрать животное к себе вы не можете, но очень уж жалко и очень уж понравилось, в ваших силах предложить временному хозяину материальную помощь или, например, сосватать собачку-котика бабушке.

Просим не оставаться в стороне и распространять эту подборку по соцсетям. И да будут все котики и пёсики сыты, ручны и довольны!

Главная иллюстрация: Ирина Зинюк

Российская экономика летит в бездонную пропасть с ускорением свободного падения, а самарские новостройки лезут из-под земли, как будто на них не действуют силы гравитации или невидимая рука Адама Смита. Переживут ли кризис местные застройщики? Кто покупает квартиры в новостройках? Можно ли успеть оформить ипотеку по программе господдержки? Почему стоить брать кредит на максимальный срок? На эти и другие вопросы ДГ ответила Мария Иванова, экс-вице-президент Поволжской гильдии риелторов, а ныне официальный представитель ОАО «Российский аукционный дом» в Поволжском регионе.

— Вы давно связаны со строительной отраслью и переживаете вместе с ней не первый кризис. Сравните ситуацию, которая сложилась в строительстве, с кризисом 2008 года.

— Сегодня застройщики чувствуют себя увереннее. К кризису 2008 года никто не готовился — всё произошло внезапно. Долгое время было ощущение, что это недоразумение — ну, упали фондовые рынки, упали продажи, но вот затмение пройдёт и всё наладится. Но ничего не наладилось, напротив, начались проблемы. Первыми пострадали застройщики, набравшие банковские кредиты. Сейчас очень мало закредитованных застройщиков, поэтому можно сказать, что к этому кризису все были готовы, тем более застройщики, пережившие 2008 год.

— В 2008 году застройщики с перепугу сбросили цены — не знали, что делать. Сегодня мы не видим активного снижения цен, а если это и происходит, то мы понимаем, что это акционные продукты. Застройщик выделяет 5-10 квартир, чаще всего не совсем неликвидных, и снижает на них цену. В информационном пространстве появляется сообщение, что продаются квартиры с выгодой 150 тысяч рублей. Мы это считываем и покупаемся, но понимаем, что предложение ограниченно, а в целом цены не снизились.

— В 2008 году государственной поддержки строительства не было никакой. Строители оказались один на один с экономической ситуацией, с упавшим резко спросом, с кредитами. Сегодня через субсидирование процентных ставок по ипотеке мы получаем реальную государственную поддержку и с опаской ожидаем завершения этой программы.

Надо понимать, что история инвестиционных сделок в строительстве заканчивается. Сверхприбылей в этом сегменте больше не будет. Подавляющее большинство покупателей новостроек — это ипотечники, покупающие жильё для себя.

— Сегодня застройщики чувствуют себя уверенно, но как насчёт завтра?

— Мы понимаем, что история инвестиционных сделок в строительстве заканчивается. Сверхприбылей в этом сегменте не будет. Подавляющее большинство покупателей новостроек — ипотечники, покупающие жильё для себя.

— Спекулятивный или ажиотажный спрос в этом сегменте не нужен. Как вы думаете, сколько квартир Кошелев-проекта сейчас продаётся на «Авито”?

— Ну, сотня…

— Более тысячи!

— Вы понимаете, какая это проблема для застройщика и людей, которые инвестировали в этот или любой другой проект. Они выходят с этого рынка, перекрестясь, понимая, что теперь это не работает.

— Спрос на рынке недвижимости достаточен, чтобы застройщики строили и развивались, не получая сверхприбылей при этом. Проходят времена историй в духе “я построю дом, заработаю 150 миллионов” — времена непрофессиональных застройщиков, случайных людей с деньгами в строительной отрасли. Именно эта категория идёт в точечную застройку. Урвал кусочек. Воткнул свечку. Заработал. Взять конфликт на Солнечной. Вы знаете этих застройщиков? И я не знаю.

— Спрос сократился, и если рынок упадет ещё на 50%, оставшиеся 50% всё равно будут покупать. А вот что и у кого — другой вопрос. Заметно, как растёт потребительская культура. Вопросы, которые задают люди при покупке квартир, еще пару лет назад никого не интересовали: какие трубы, отопление, центральное или котельная? Какие поставят окна? А какие лифты? Каким материалом отделают места общего пользования? Что с благоустройством? Будет ли стяжка, какой площади лоджия. Лоджия продается с коэффициентом 1 или 0,5?

— Хотя до сих пор продаются новостройки, в которых из сотни квадратных метров площади квартиры — жилой 54 метра. Всё остальное — площадь лоджий, коридоров, кухни и санузла. Это издевательство над людьми, пережиток “жирных” лет, когда проекты не заказывали, а перекупали по сходной стоимости, и одни и те же планировки кочевали от застройщика к застройщику. Такие квартиры не продаются, потому что люди научились выбирать.

— Застройщики, если они хотят добиться успеха, должны поменять отношение к потребителю, на потребностях которого они зарабатывают. Они должны изменить подход к своим проектам, качеству планировок, комплектации и благоустройству.

— Покупатели выбирают проекты, которые соответствуют их потребительской цепочке: квартира, этаж, подъезд, двор, район, микрорайон. В противном случае человек не купит квартиру. Прошли времена, когда было достаточно купить квартиру, сделать в ней хороший ремонт и поставить железную дверь. Теперь ему интересно, что там за дверью, на лестничной площадке, во дворе, какие дороги и подъезды.

— В Самаре существуют такие продукты?

— Кошелев-проект. Как бы мы ни относились к нему, он изменил ситуацию в городе — сформировал продукт для людей, у которых немного денег. До этого ими никто не занимался. Южный город, учитывая ошибки Кошелев-проекта и оставаясь в том же сегменте, поднялся на уровень выше по качеству самого проекта. Эти два проекта изменили представление о том, как можно жить на выселках.

— Если говорить о городских стройках, пока нет ни одного проекта, способного качественно изменить эту отрасль. Проект СОФЖИ застройки территории 3-го военного города в Октябрьском районе, если он будет реализован так, как задумано, станет образцом комплексной застройки квартала. Правильная компоновка застройки, двор без машин, детский сад, поликлиника, “третье место”.

— Если на минутку отвлечься от грёз о сознательных застройщиках, которые поменяют отношение к стройке, и выбирать из того, что есть, назовите свой субъективный топ самарских строек.

— Если выставить несколько критериев — темпы строительства, темпы продаж, эргономика планировок, качество строительство, уровень комплектации проекта, сформулированный продукт для покупателя, то я бы предпочла ЖК “Арго”, “Ботанический”, Желябово.рф, “Дом у Космопорта”, “Фаворит”, ЖК «Госуниверситет».

Сегодня подключение любого объекта к коммуникациям стоит космических денег, и не потому что энергетики, например, хапуги, хотя и это тоже, а потому что лишний киловатт — это реконструкция подстанции, которая давно выработала свой ресурс.

— Давайте снова погрезим. Расскажите о перспективах проекта СОФЖИ “Пять кварталов”. Если вы помните, на рождественском саммите застройщики раскритиковали его за экономику.

— “Пять кварталов” — идеально проработанный проект. Сам проект не безупречный, но проработан, подчеркну, идеально. Мы видим стратегию и дорожную карту проекта. Понятно, кто, что, как, какими средствами, в какие этапы будет строить. У “Пяти кварталов”, в отличие от другого проекта реконструкции старой Самары — “Стрелки”, есть драйвер. Реализацией первых лотов займется СОФЖИ, чтобы показать, как это может быть сделано.

— Да, проект раскритиковали за экономику. Да, проект сложный. Да, здесь не заложена сверхприбыль, но я поддерживаю сам факт наличия планов реконструкции исторического центра. Подготовка проекта вскрыла важную проблему, на которую городские власти должны обратить внимание — реконструкция и расширение ёмкости городских коммуникаций и энергетических сетей. В центре нет ни электричества, ни водопровода, ни канализации.

— Сегодня подключение объекта к коммуникациям стоит космических денег. Не потому что энергетики, например, хапуги, хотя и это тоже, а потому что лишний киловатт — это реконструкция подстанции, которая давно выработала свой ресурс. Поэтому, если мы хотим, чтобы жильё стало доступнее, нужно уменьшить затраты строителя по «входу на площадку”.

— Инвестиции в модернизацию городских сетей, которые приведут к уменьшению расходов строителей и как следствие к снижению себестоимости квартир, — это такой сложный механизм государственной поддержки строительной отрасли и стимулирования потребительского спроса.

— Как изменятся спрос и цена на квартиры после завершения программы государственного субсидирования ипотеки? И можно ещё успеть получить кредит по льготной ставке?

— Программа господдержки ипотечной ставки заканчивается 1 марта, и за оставшееся время можно успеть оформить документы на получение кредита по ставке до 12%, главное — получить одобрение кредитной комиссии банка до указанной даты.

— Я советую брать на максимально возможный срок, чтобы уменьшить ежемесячный платеж. Русский человек не привык жить в кредит и обычно гасит ипотеку в течение 5-7 лет. Но никто не мешает взять в долг на 30 лет и рассчитаться с банком досрочно, заплатив ему за это время меньше процентов по кредиту. Очевидно же, что сначала мы выплачиваем проценты банку, а затем тело кредита.

Впрочем, окончательное решение о завершении программы субсидирования процентных ставок ипотечного кредита ещё не принято, и вполне возможно, что программа будет продлена. Но если государство не планирует больше субсидировать ставки по ипотеке, с 1 марта ставки вырастут до 15-16%.

Если сесть и посчитать, то увеличение несущественное, размер ежемесячных платежей вырастет не радикально, но ставка 16% вместо 11,4% психологически останавливает покупателя. Чтобы снизить этот шоковый порог, застройщики придумают маркетинговые ставки и станут рекламировать, например, 11%, спрятав разницу в стоимость квартиры. Снизится напряжение, и люди продолжат покупать.

В материале были использованы иллюстрации сообщества «Самара, как я её вижу».