Неделю назад стали известны результаты референдума в Великобритании о членстве в ЕС. 52% дееспособного населения проголосовали за Brexit — выход страны из Европейского союза.

Доктор философии Полина Ключникова, методист русского центра Школы современных языков и культур Даремского университета, уехавшая несколько лет из Самары, рассказала ДГ, что она думает по поводу выхода Британии из ЕС, почему результаты референдума повергли в шок остальные 48% британцев, и к каким последствиям может привести Brexit.

Результаты референдума стали для многих не просто неожиданностью, но скорее известием, близким к шоку. И не только в космополитичном, многоязыком и мультикультурном Лондоне или на процветающем юге страны, но даже там, где живу сейчас я — на северо-востоке Англии. В регионе, по традиции считающемся не только левацки настроенным, но и склонным к националистическим настроениям (доля поддерживающих UKIP (Партия независимости Соединённого Королевства – прим. ред.) одна из самых больших по стране.

Думаю, основная проблема у нас, как и по всей стране, была в том, что многочисленные сторонники RemaIN (остаться — прим. ред.) не вполне осознавали настрой оппонента. Аргументация тех, кто агитировал за выход, для меня лучше всего выражалась во фразе «Leave the EU – return to the God» — именно так гласил лозунг местного городского сумасшедшего, который регулярно выходит на улицы Дарема бунтовать против всего на свете. Весь май он гордо гулял со своим плакатом, а прохожие, посмеиваясь, украдкой фотографировали очередной его шедевр на телефон.

Уровень аргументации и общий настрой риторики других, более публичных сторонников выхода, едва ли существенно превосходил эту планку. Воспринимать всерьёз подобные заявления, казалось, было просто смешно. Сейчас мне вспоминается, что в университете, где я работаю, практически не было посвящённых грядущему референдуму событий – ни дебатов студентов, ни открытых лекций, ни общественных кампаний, в отличие от того же шотландского референдума прошлого года, который активно обсуждался: подразумевалось, что все и так в курсе, как надо голосовать хоть сколько-то мыслящим людям.

И в этом, наверное, был основной промах сторонников IN. Там, где они предпочитали промолчать, надеясь на рациональное мышление и природный common sense (здравый смысл — прим. ред.) британского среднего класса, вступали в полный голос мастера популизма и дешёвой клоунады вроде Найджела Фараджа.

Северо-восток Англии – регион с одним из наименьших в стране показателей образованности населения при довольно высоком уровне безработицы и общей экономической депрессивности и, следовательно, низком уровне внутренней и внешней миграции. Неудивительно, что популистские, изначально протестные воззвания сторонников выхода нашли здесь свою благодарную аудиторию, и впоследствии преданный электорат (в графстве Дарем почти 60% проголосовали за выход из ЕС).

Таким образом, ситуация референдума обнажила давнишний конфликт двух принципиально различных модусов существования в регионе: консервативного, националистически настроенного большинства рабочего класса и бенефитчиков (низкий уровень образования, профессиональной квалификации, социальной и географической мобильности) vs социально активного и ответственного, культурно разнообразного и интеллектуально развитого сообщества, существующего внутри и около старейшего Даремского университета, также расположенного в регионе.

Исходя из общей по всей стране статистики, голосование за выход было «старческим» — чем выше возраст, тем выше вероятность поддержки выхода. В нашем регионе противостояние было скорее обусловлено общим социальным сценарием, присущим группе: грубо говоря, тошнит ли тебя от слова «изоляционизм» или от слова «мультикультурализм».

К сожалению, моя информированность о том, как проходил сам референдум, сводится лишь к многочисленным постам друзей, знакомых и случайных людей из моей ленты «Фейсбука», которые не только отмечали сам факт участия в референдуме, но и свое решение – против выхода из ЕС. Поэтому я была уверена, что хоть и с малейшим перевесом, но IN-сторонники должны были победить. К слову, моим единственным знакомым, который проголосовал за выход из ЕС, стал мужчина за 60, уроженец маленького городка на северном английском побережье, страстный поклонник гольфа, тайской кухни и своего дома на испанском взгорье, твердо убежденный, что «хватит кормить ЕС, пора поднимать NHS» (National Health Service — общее название трех систем здравоохранения Англии, Шотландии и Уэльса — прим. ред.)

Казалось, что исход референдума был предопределен: друзья, занимающиеся политическими исследованиями, спорили только о точном распределении голосов — 53, 56, 58% голосов IN?.

Тем печальнее было пятничным утром читать их же статусы вроде «utterly ashamed to be British» или «I am not British any longer, but European» (“Стыдно быть британцем” и “Я больше не британец, но европеец” — прим. ред.). Мой близкий друг, режиссёр документального кино, родившийся в маленькой деревушке близ Дарема лет 50 назад и проживший долгое время в континентальной Европе, имеющий детей от первого брака в Кёльне, свой участок на юге Испании и заказы от клиентов по всей Европе, считает результаты референдума «ледяным душем изоляционизма», который будет иметь в его судьбе ещё не ясный, но точно негативный эффект. Его жизненная траектория, само собой, далеко не характерна для жителей региона – многие восприняли исход голосования не только как личную победу, но и как повод для дальнейших действий.

Замыленность глагола «leave» в публичном дискурсе последних лет сделала для них лозунг «leave the EU» синонимичным «leave, the EU», обозначив новый виток в непрекращающихся антииммиграционных нападках. Как и по всей стране, сразу за оглашением итогов последовала волна усилившейся агрессии относительно мигрантов, а также граждан страны не с «истинно английским» происхождением – например, в Ньюкасле, крупнейшем городе региона, уже в пятницу на центральную площадь города вышла толпа с лозунгом «Stop immigration – start deportation» («Cтоп иммиграции — старт депортации” — прим. ред.).

Сказать однозначно, какие последствия будет иметь исход референдума для страны в целом, не может сейчас практически никто – похоже, что в особом замешательстве находится именно победившая сторона. Помимо туманности экономических перспектив, например, как будет действовать дальше крупнейший работодатель региона, концерн «Ниссан», предоставляющий несколько тысяч рабочих мест для жителей северо-востока, политических амбиций голосование против ЕС объединило под своей эгидой критически разнородную группу, не имеющую какой-либо разработанной стратегии, да и вообще целостности страны — недавние выступления Николы Серджен о перспективах leave-EU для Шотландии получили большую поддержку среди населения, последствия референдума имеют и важные социальные и культурные аспекты.

На фоне учащения случаев бытового расизма, агрессии к этническим меньшинствам или людям с выраженным иностранным акцентом особенно печально выглядят прогнозы о дальнейшем карьерном росте Терезы Мэй, местной Яровой, с фиксацией на миграционном вопросе. Северо-восток и так имеет самые низкие по стране показатели доли мигрантского населения и людей, считающих своим основным языком не английский, а в свете прошедшего референдума возможно только дальнейшее изолирование региона от культурного многообразия – не только в смысле присутствия на улицах Дарема или Ньюкасла выходцев из континентальной Европы или других стран мира, но и в плане усиления региональных изоляционистских настроений.

Как изменится повседневная жизнь простых британцев? Говорить об этом тоже пока сложно. В облетевшем за последние дни весь интернет-видеоролике «простая британка» объясняет своё решение проголосовать за “out of the EU referendum”, потому что тогда ей не придётся в следующем году смотреть очередной чемпионат Европы по футболу, так как Англии не надо будет в нём играть. В то же время она больше не сможет съездить в парижский Диснейленд,чтобы увидеть там Минни и Микки, так как «закроют все границы».

С одной стороны, этот пример наглядно демонстрирует, как работает механизм принятия решения, если принципиально отказаться от «экспертного мнения, которое надоело простым людям» (золотая цитата из Майкла Гоува), как, судя по всему, и сделало большинство сторонников Brexit (сокращение от British exit — прим.ред).

С другой же, даже такой чистейший образец наивной логики отсылает к двум проблемам, с которыми ещё придется столкнуться простым британцам после выхода страны из Евросоюза. Уже сейчас эксперты прогнозируют значительную дестабилизацию структуры рабочей занятости, условий для развития малого бизнеса, а также рынка недвижимости в целом. И если в отношении последнего есть надежда на позитивные изменения – крайне не дешёвое британское жилье должно будет немного скинуть в цене, а ставки на ипотеку надеются удержать на прежнем уровне, то ситуация с работой для британцев как внутри страны, так и в пределах Евросоюза пока остается неясной.

Перспективы рабочих контрактов или краткосрочных стажировок, столь любимых выпускниками университетов, также кажутся менее радужными. Очевидно, что закрыть границы на ключ не получится даже у самых отчаянных апологетов изоляционизма, но уже сейчас понятно, что в ситуации нестабильности фунта многие рядовые британца должны будут отказаться от очередной поездки на континент, будь то традиционный девичник в Амстердаме или мальчишник в Праге, семейный выезд за солнцем на португальское побережье или пенсионерские каникулы на ставших уже совсем британскими испанских курортах. Ярые сторонники Brexita и здесь видят положительную сторону, упоенно описывая достоинства пляжей Блэкпула, британского вина из ревеня и малолитражек Vauxahall.

Длительный период экономической нестабильности и перехода к новому режиму производства и торговли также будет означать значительное уменьшение ресурсов для финансирования гуманитарной сферы (особенно при ликвидации нынешнего финансирования со стороны ЕС). С момента оглашения результатов в университете, где я работаю, уже началось активное обсуждение того, каким образом предполагаемый выход Британии из ЕС скажется на научных проектах, грантах и программах обмена студентами и преподавателями, которые университет разрабатывал и реализовывал десятилетиями. Рядовые же сотрудники обмениваются письмами с ссылкой на петицию о проведении повторного референдума. На данный момент у неё почти 4 миллиона подписантов…

Текст: Полина Ключникова  

Председатель правления РООВСО «Домик детства» Анастасия Бабичева съездила в Америку по программе «Обмен социальным опытом и знаниями» Фонда Евразия. Впечатлений много, и самые яркие — о жизни инвалидов и работе Альянса людей с ограниченными возможностями здоровья.

Мы попросили Анастасию рассказать о том, как живут инвалиды там, где нас нет.

Когда я подхожу к офису организации Alliance of People with Disabilities/APD («Альянс людей с ограниченными возможностями»), я вижу на автоматических дверях символическое изображение людей с инвалидностями; оно воспринимается даже не как логотип организации, а скорее как знак, что здесь – территория равных возможностей для людей с любыми особенностями. Двери открываются, реагируя на движение, а за ними меня встречают улыбками и приветливым «Hi! May I help you?». И я в ответ напоминаю о себе: Анастасия, из России, на ближайшие несколько дней ваша гостья в рамках социальной программы обмена опытом.

Чуть позже Кимберли Хейман, исполнительный директор организации, вместе с директором офиса в Белвью (пригород Сиэтла) Робертом Блуменфельдом и президентом организации Стивом Льюисом подробно описывает мне систему работы с инвалидами в стране, её сильные и слабые места, становление в исторической перспективе и так далее.

Так я узнаю, что современное законодательство США в области защиты инвалидов родом из 80-х – поворотный для истории США как страны равных возможностей федеральный закон «О реабилитации» увидел свет в 1973 году, тем самым запретив дискриминацию инвалидов в вопросах найма. (Кстати, уже с 1977 года начал своё существование «Альянс»). Но, простыми словами поясняет Кимберли, зачем человеку работать, если самостоятельно жить он всё равно не может? Логичный вопрос, однозначный ответ на который, однако, американцы искали на протяжении десятилетий новейшей истории. Только в 2014 году отдельная программа «Самостоятельная жизнь» получила федеральное признание. И теперь общественные организации, представляющие интересы инвалидов, находятся под «федеральным зонтиком» — с одной стороны, их поддерживает программа по содействию трудоустройству, а с другой — по обеспечению самостоятельности жизнедеятельности. И да, конечно, государством финансируются оба направления.

Чем конкретно занимается APD? Обучает навыкам самообслуживания, оказывает информационную поддержку (Кимберли с гордостью сообщает, что организация обрабатывает порядка 6000 телефонных обращений в год), представляет интересы инвалидов в самых разных ситуациях и инстанциях, работает с молодыми людьми с ограниченными возможностями, а также обеспечивает возможность «перехода» — например, из пансионата в собственную квартиру. «Мы не делаем вместо, — поясняет Кимберли. — Мы обучаем, подсказываем, как сделать. Поэтому мы не называем их клиентами. Только потребителями услуг».

Пока мы ходим по коридорам и офисам организации, я успеваю заметить яркие фотокартины по стенам. Кроме изображения, они содержат короткие мотивирующие утверждения. (Здесь, вообще, мотиваторы – часть жизни и городского пространства: люди носят, например, поддерживающие мотивацию браслеты и значки волонтеров, остановки общественного транспорта оформлены ярким, в том числе радужным дизайном и мотивирующими текстами, цитатами из классиков). Я замечаю картины, а Киберли замечает мой интерес к ним, а потому сама поясняет, что эти картины они собрали практически на помойке – предыдущий владелец посчитал их более ненужными. А вот эти магнитные доски, Кимберли показывает мне прислонённые к стене здоровенные доски, отдала в дар местная школа.

Но вернемся к работе организации. Чтобы попасть под «федеральный зонтик», необходимо соответствовать некоторым критериям. Прежде всего имеют значение формы работы, подпадающие под содействие трудоустройству и самостоятельной жизни. Ещё один важный критерий – так называемая «поддержка равными». Минимум 51% трудоустроенных сотрудников организации должны иметь инвалидность. В APD таких 100%.

Роберт – высокий, с громким уверенным голосом. Он шутит и сам забавляется своей шутке о том, что он коллекционирует инвалидности, и расстраивается, если не получает по одной новой каждый год.

Стив, напротив, говорит негромко, он очень внимательный собеседник. Он передвигается на инвалидном кресле, но при этом водит машину, много путешествует, ведь они с женой на пенсии. В прошлом году они побывали в России, правда, побоялись забираться дальше Москвы и Санкт-Петербурга, потому что полагали, что возможности свободного передвижения будут затруднены в провинции. Стив любит анекдоты и то и дело просит рассказать какую-нибудь русскую шутку. А еще Стив управляет самолётом, и несколько лет назад они с женой совершили самостоятельный перелёт из Сиэтла на Аляску. Самолёт совсем небольшой, летит на высоте не более одного километра, да и топлива хватает лишь на три часа непрерывного полета, зато он прост в управлении, и путешествовать на нем очень интересно.

Кимберли – живая, открытая, но прекрасно чувствующая меру в общении. Через пару дней знакомства она будет демонстрировать своё чувство юмора более свободно, а ещё поделится красивой историей знакомства со своим женихом. Но пока она очень профессионально старается дать мне исчерпывающее понимание рабочего процесса в организации, а небольшие перерывы в рабочей программе заполняет рассказами об успехах своего пятилетнего сына.

Кстати, жених Кимберли, к большому сожалению, не может быть в офисе сегодня, но обязательно присоединится к моей презентации завтра. Джим слепой, но приедет в APD самостоятельно, ведь у него есть специальное программное обеспечение на смартфоне, которое «заменяет ему глаза», а при необходимости он воспользуется социальной услугой доставки «от двери до двери». Впрочем, маршруты в рамках этой услуги не самые удобные, поэтому Джим предпочитает добираться сам.

Когда на следующий день Джим расскажет и покажет мне, как работает его смартфон, всё, что я смогу сказать: «Это невероятно». Особенно меня впечатлит международный сервис «Be my eyes»: если пользователь не может сориентироваться или распознать, например, звук, волонтёры из разных стран мира (язык услуги можно выбрать в основном меню) удалённо воспользуются камерой его телефона и подскажут, куда именно двигаться или что именно происходит поблизости. Нет, конечно, не стоит беспокоить их просьбами, например, назвать цвет футболки, которую ты хочешь купить, – для таких простых задач есть отдельные приложения. Впрочем, Джим понимает, что даже высокие технологии иногда дают сбой, поэтому он работает над тем, что бы оставаться максимально самостоятельным. Кстати, завтра Джим едет в «Майкрософт» – он будет тестировать их приложения для слепых. Задача – самостоятельно добраться до дома. Джим будет принимать участие в программе в качестве волонтёра.

И в «Альянсе» часть работ также выполняется волонтёрами. Кимберли рассказывает, что в планах, например, начать работу с индустрией гостеприимства и её доступности. Допустим, инспекционная работа в отелях и ресторанах. Все ли номера имеют необходимые приспособления для людей с различными инвалидностями? Например, сотрудница организации Хоуп – очень маленького роста, и для таких людей, как она, принципиальное значение имеют приставные ступени, табуреты. Есть ли в ресторане меню шрифтом Брайля, чтобы выбрать блюдо могли люди с нарушениями зрения, как Джим? Достаточно ли широки дверные проемы? Приемлема ли высота стола? Для тех, кто использует коляски для передвижения, как, например, Стив, этот момент может стать решающим. Например, вечером мы ужинаем со Стивом и его женой в ресторане, который приспособлен для инвалидов в полной мере – здесь Стив имеет возможность самостоятельно подняться на второй этаж, на террасу, спуститься на парковку, а ширина проходов между столиками не ограничивает подвижность его коляски.

В общении с коллегами на самые разные темы я регулярно слышу термины «advocacy» и «self-advocacy». Нет, это не об адвокатских функциях в суде, это что-то вроде готовности и личной заинтересованности в том, что бы представлять и отстаивать интересы подопечных в повседневной жизни (advocacy), а также способность понимать, представлять собственные интересы и следовать им (self-advocacy). Говорит об этом и Шон Бикли – самый молодой сотрудник APD.

Когда мы обсуждаем мою работу в России, он очень активно принимает участие в дискуссии, искренне удивляется, недоумевает, возражает. Но в итоге всё же резюмирует, больше для самого себе: «Конечно, на одно пособие в США тоже не проживешь. Но у нас есть возможность работать и жить самостоятельно…» Справедливости ради только добавлю – на «одно» пособие инвалиды в США и не живут. Живут как минимум на несколько, т. к. поддержку обеспечивают сразу несколько департаментов. Но работа и как следствие финансовая самостоятельность, то есть способность представлять свои интересы, та самая self-advocacy – однозначный приоритет для американского общества.

Текст: Анастасия Бабичева, председатель правления РООВСО «Домик детства» и независимый профессионал в рамках российско-американской программы «Обмен социальным опытом и знаниями» Фонда Евразия.