Николаю Погосову всего 30 лет, 10 из которых он занимается лазерной резкой по дереву, а именно изготовлением деловых подарков. Начав с заказов друзей семьи в Тольятти, он постепенно дорос до собственной мастерской Legrodeko в «Доме77». 

Как дело семьи началось на стекольном заводе в Армении, почему корпоративные клиенты удобнее частных и что они заказывают, а также как сеансы психотерапии помогают делу.

Об этом главный редактор ДГ Максим Фёдоров поговорил с арт-директором мастерской Legrodeko Николаем Погосовым. 

Каталог Soviet Glass, семейное дело и пеналы под вино для «Тяжмаша»

— Твой дедушка был известным резчиком по стеклу. Ты когда-нибудь видел его за работой? 

— Дедушка жил в Армении и работал на местном стекольном заводе. Он достиг такого уровня мастерства, что стал создавать авторские произведения из стекла и хрусталя.

Он обучил этому ремеслу моего отца, который вручную гравировал изделия дедушки. Кстати, эти произведения потом опубликовали в мировом каталоге стекла Soviet Glass.

К сожалению, я ни разу не видел деда за работой. Отец рано уехал из Армении и у нас так сложилось в семье, что я в принципе видел дедушку редко. А отец не продолжил его дело на профессиональном уровне.

— Тогда как ты заинтересовался лазерной резкой по дереву?

— Отец занимается бизнесом и часто ездит на конференции. Когда я ещё учился в школе, мы с ним были в Москве на выставке рекламы и PR.

Ему на глаза попался лазерный станок. Отец тогда удивился, что сейчас всю работу делают роботы. И ради интереса он купил станок и перевёз его к нам в Тольятти.

Вместе с отцом я постепенно начал осваивать работу за станком. Но это было не больше, чем увлечение. Для меня как раз подходило время определиться, на какую специальность в университет поступать. Я с детства был гуманитарием и выбрал юридический. 

Уехал учиться в Самару и очень быстро понял, что быть юристом мне не суждено. Я бросил обучение и вернулся в Тольятти.

Отец предложил заняться изготовлением корпоративных сувениров на станке. Было несколько предложений от коммерческих структур и бизнесменов, и я решил попробовать.

— Каким был первый заказ?

— Я начал сразу с «вау-заказов»: стрелковый комплекс «Ловчий Плюс» в Тольятти и сызранский завод «Тяжмаш».

Это были магнитики и брелочки для «Ловчий Плюс», а для «Тяжмаша» – пеналы под вино. 

Примеры пеналов и шкатулок под вино от Legrodeko

— Рисуется такая картина: новичок с одним станком делает партию сувениров для больших заказчиков. Так всё и было? Наверное, получилось много брака?

— Конечно, мне помогал отец, поэтому брака было 2-3%.

Магниты и брелоки сделали, а вот с пеналами пришлось повозиться. Но признаюсь, я занимался этим всё лето.

Так постепенно началось моё дело. Лазерный станок отошёл мне. Сначала я работал в офисе у отца, потом переехал в соседнее помещение, а чуть позже съехал на своё, отдельное место в Тольятти.

Стало больше заказов, пусть и не таких крупных, как первые два. Нужно было придумать бренд. Так родилось название – Legrodeko. Это аббревиатура имён родителей: Лена и Грант, а также слова «декор».

Я зарегистрировал ИП, открыл расчётный счет, стал ездить по выставкам в другие города, представлять продукт и понял, что в Тольятти мне уже тесно, пора переезжать в Самару. 

Переезд, офисная азиатчина и «Дом 77»

— Расскажи о переезде в Самару.

— Честно, я откладывал переезд 4 года. Всё боялся, что деньги закончатся, постоянно находил причины откладывать. В 2016 году, когда мне было уже 23 года, поступил большой заказ от Жигулёвского заповедника.

После выплаты с этого заказа я смог сформировать денежную кубышку: на переезд, съём жилья, аренду офиса, расходы на рекламу, зарплату сотрудников и налоги. 

— Ты ведь не сразу обосновался в «Доме 77»?

— Сначала я снимал помещение на Революционной, 70 – район «Мягкоффа». Это было похоже на тесный, серый и бездушный деловой центр какого-нибудь азиатского города. Сейчас на меня сотрудники этих офисов косо посмотрят, но так я себя ощущал.

Хотелось попасть в более европейскую атмосферу, уйти от бесконечных парковок и людей с грустными лицами. 

— А как получилось обосноваться в «Доме 77»?

— Признаюсь, когда переехал в Самару, я даже не знал про существование такого арт-кластера.

Мы просто с друзьями часто отдыхали в «Вечно молодом». Один раз в баре я встретил друга из Тольятти. Он сказал, что в «Доме 77» освободилось помещение. Оттуда только что съехал лазерщик по дереву.

Я подумал: это судьба. Тем более, у меня была давняя мечта переехать именно в исторический центр Самары. Очень люблю его атмосферу. Так в 2019 году я оказался в «Доме 77». 

— В Самаре у тебя сформировалась своя команда?

— Ещё в офисе на Революционной у меня появился помощник – человек, который отвечает за производство. Станок сам гравирует и сам вырезает.

Наш станок универсален и подходит для любых материалов, кроме металла: фанера, дерево, пластик, оргстекло, камень, картон и многое другое.

После обработки лазером нужно только очистить изделия, отшлифовать и покрыть краской, морилкой и лаком. 

Для сложных заказов я могу задекорировать что-то вручную. В этом проблем нет. А вообще у меня партнёрская система, без прямых подчинённых.

Есть коллега, который вырезает детали для особых заказов на фрезерном станке. Есть несколько дизайнеров, которые помогают с макетами. Плюс – моя семья в Тольятти может помочь с декором.

И, конечно, коллеги из «Дома 77». Я стараюсь работать со всеми на взаимовыгодных условиях.

Наверное, поэтому сложно придумать для нас невыполнимую задачу. Однажды мы вырезали лазером на сушёной вобле. Так настроили станок, что рыба не повредилась, а рисунок удался. 

Импортозамещение и заказ в Америку

— К слову, про материалы. Санкции как-то повлияли на закупки?

— Конечно, санкции внесли свои коррективы. Но краски и лаки у нас по-прежнему импортные. Фурнитура тоже импортная. Да, это дороже, но качественнее. Хотя мы также используем отечественные материалы, это тоже правда.

— Вы ведь вырезаете не только на фанере. Я читал, что раньше использовали экзотику вроде шпона, ореха или красного дерева.

— В этом плане санкции тоже внесли коррективы. Сейчас в основном используем берёзовую фанеру. Но мы не забываем и про бук, ясень и дуб. Пусть реже, чем раньше, однако на натуральном дереве тоже работаем. 

— Ещё я знаю, что до санкций у Legrodeko были заказы из Америки.

— Мы работали с фирмой в Тольятти. Шеф этой фирмы сам делал уникальные дизайны для коллекционных игральных костей. Мы только исполняли – переносили его дизайн на деревянные кости.

Он выкладывал готовый продукт на международную краудфандинговую площадку Kickstarter и прилично зарабатывал на этом в долларах. Сейчас это предприятие свернулось.

— Вокруг сейчас много говорят про импортозамещение. Вы следуете тренду?

— Могу сказать, что я полностью перевёл площадку Legrodeko из «Инстаграма»* во «Вконтакте».

ВК – какой-то родной. Я в нём сижу с 2007 года. Сначала просто общался с друзьями, потом начал постепенно вести через ВК бизнес, а сейчас – это основная площадка для продвижения.

Сам потихоньку веду страницу. Рассказываю о продуктах. И не жалею, что ушёл из «Инстаграма»*.

— На своей странице в ВК ты часто рассказываешь про клиентов. В одном из постов ты указал, что целевая аудитория Legrodeko – это девушки и женщины. Почему так?

— Деревянные органайзеры покупают девушки и дарят мужчинам. Деревянные чехлы для телефонов тоже покупают девушки и дарят мужчинам. 

Так получается, что действительно больше заказов от девушек и женщин. Среди корпоративных клиентов тоже чаще обращаются женщины – заказывают подарки коллегам-мужчинам на профессиональные праздники. 

Самый большой заказ и психотерапия

— Ещё увидел у тебя в ВК, что ты сейчас получаешь высшее образование по психологии. Это тебе нужно, чтобы лучше понимать клиентов? Или, может, чтобы разобраться в себе?

— Кроме вышки по психологии, я ещё обучаюсь гештальт-терапии и EMDR-методу [метод психотерапии для лечения посттравматических стрессовых расстройств].

Параллельно практикую сеансы психотерапии. В основном занимаюсь с молодыми клиентами 18 – 30 лет.

«Лазеркой» я начал заниматься спонтанно. А вот желание практиковать психотерапию пришло осознанно. Сейчас я провожу сеансы, и мне очень нравится, что помогаю людям разобраться в себе.

Это не значит, что психология для меня – это про творчество, а «лазерка» – исключительно про деньги.

Вот недавно мы создали новый продукт – панно со стабилизированным мхом. Это для меня тоже настоящее творчество. 

Психотерапия и вырезание по дереву дополняют друг друга. Позволяют творить и развиваться в бизнесе. Тем более, сеансы психотерапии я также провожу в «Доме 77» – в офисе мастерской. 

— Продолжим о клиентах. С кем тебе больше нравится работать: с корпоративными клиентами или отдельными заказчиками?

— Удобнее, конечно, работать с корпоративными клиентами.

— Почему?

— Можно ответить банально – потому что они больше платят. Но в корпоративных клиентах мне нравится другое – высокий уровень организации заказа, масштаб и здоровая деловитость.

Как и «физики», они могут вносить правки, могут долго определяться с выбором, но в итоге всё равно сделают большой заказ. 

— Расскажи про свой самый масштабный заказ. 

— В 2022-м к Новому году АО «БашВзрывТехнологии» заказало на 960 тыс. рублей сувенирку: 250 ёлочек с органическим мхом и 1 200 наборов «дженги» с гравировкой на каждом блоке. 

— И, всё-таки, за 10 лет работы какой клиент тебе больше всего запомнился: корпоративный или частный?

— Всегда сильнее запоминается начало пути. Когда я ещё работал в Тольятти, у меня был клиент – одна прекрасная девушка, которая занималась эзотерикой, йогой и медитацией.

Она заказывала у меня долго и много. Это были деревянные медальоны, талисманы и обереги с разными магическими символами.

Работа была сложная, но меня она очень вдохновляла. Можно сказать, что этот клиент для меня был вдохновителем и учителем. Её заказы выводили на новый уровень мастерства, хоть и приходилось над ними больше трудиться.

Вообще в индивидуальных заказах тоже есть что-то от психотерапии – человек обращается с просьбой, я ему помогаю и получаю от этого удовольствие.

* владелец соцсети компания Meta признана экстремисткой организацией 

Фото от Николая Погосова 

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте

О чём можно поговорить с автором сказок? Совсем немного о литературе, а дальше – о смысле жизни и смерти, любви и нелюбви к Самаре, а также о вере в себя даже в самых трудных обстоятельствах. 

Такой разговор получился у корреспондента ДГ Софии Истрашкиной с самарским детским писателем Денисом Либстером. 

— Расскажите о вашей новой книге «Сказки города на Волге». Вам помогали писать её дети? 

— Мне хотелось, чтобы этот проект заинтересовал как можно больше людей. И на этапе, когда я объявлял, что мы начали работу над книгой, очень много взрослых и детей изъявили желание написать что-то своё.

Но что имеем, то имеем: мы делали эту книжку с четырьмя детьми. Получается, «Сказки города на Волге» – это шесть сказок. Из них пять детских и одна моя. 

Так мифы и появляются: сначала над ними смеются, потом их пересказывают, а потом говорят, что так и было. И возможность пропитать город сказочной историей – это здорово.

Мне хочется окутать сказкой все города на Волге, захватить Саратов и Чебоксары — у меня наполеоновские планы. 

— Поделитесь секретом, что за достопримечательности отражены в этих сказках?

— Я написал сказку про элеватор. Мне давно хотелось это сделать, потому что он очень брутальный. Но на самом деле это лишь одна из версий, которую можно придумать. 

Про элеватор прекрасную историю сделали дети к прошлому «ВолгаФесту»: они нарисовали иллюстрацию, где элеватор – это замок, который охраняет дракон.

В «Сказках города на Волге» ребята писали про драмтеатр (он же пряничный домик), про остров Зелёненький, про Самарский академический театр оперы и балета, про Ладью и про Струковский сад.

— «Сказки города на Волге» уже ушли в печать. Но презентации книги так и не было. Когда и где она должна состояться? 

— Я надеялся, что в августе, но всё перекинулось на сентябрь. Сроки затянулись, потому что я искал партнёров для развития проекта.

В итоге у каждого из этих партнёров будет свой тираж, поэтому есть вероятность, что у «Сказок города на Волге» будет три презентации: одна – наша с ребятами и две партнёрские.

— Книга будет продаваться?

— Честно говоря, я не знаю. Мы договорились, что у меня останется часть тиража, который напечатают партнёры. Какую-то часть я раздам по библиотекам, какую-то хочется поставить в магазин «Всё другое».

Как будут распоряжаться своим тиражом партнёры, я не знаю. Может, будут раздавать как сувенир. Но эта книга сделана не для продажи.

— Вы сказали, что хотите презентовать ещё одну из ваших книг на берегах Белой, в Уфе. Что это за книга?

— У меня сейчас в работе три книги: «Цикл о Звёздочке», «Байки-засыпайки», которые сейчас активно рисуются, и нарциссическая книжка с моими эссе и стихами.

Какая из них будет презентована на берегах Белой, я пока не знаю. Но Уфа мне очень нравится: люди там любят меня и это взаимная любовь. 

— А если говорить про Самару, вы считаете её своей писательской родиной?

— Если я живу в Самаре, можно сказать, что я самарский сказочник. Но я номад: всё детство мотался с папой-военным по городам нашей страны и за границей, поэтому в какой-то момент у меня атрофировалась опция пускать корни.

Я очень хотел бы это сделать. Но пока не очень получается.

— В одном из постов вы писали, что ни на что не променяете Волгу. Значит, Самара всё-таки стала вам близка?

— Волгу – нет. Но Самара – это не только Волга. Это очень хороший город, но очень вялый. Он быстро вспыхивает и ещё быстрее тухнет. Его невозможно ничем удивить, его невозможно чем-то потрясти.

Он очень нетороплив, размерен и самодостаточен. И поэтому к этому городу просто можно привыкнуть и смириться с ним. 

— Но любви к нему испытывать нельзя?

— Он очень многогранен. Как можно любить Самару, если она очень разная? Вот мы сидим здесь, в старом центре – прекрасное место. Но, если уедем на Безымянку, – это будет совсем другая Самара, а если отправимся на 116 км – это будет вообще другой город.

Я люблю Волгу – она прекрасна. А с городом мы живем в одном пространстве, и, если мы не будем относиться к друг другу с уважением, у нас ничего не получится.

— А как вы для себя определили, что Самара – неторопливый город?

— На моих глазах в городе взорвалась первая волна хип-хопа. Взорвалась и прошла за год или два. Это как в пустыне: раз — и песком уже всё занесло.

Также с условным уличным искусством. Вспышка – и уже новая волна.

Об этом же говорит Сергей Баландин, когда оценивает самарское творческое комьюнити: его особенность в том, что оно не прирастает, а каждый раз обновляется.

Поэтому я и говорю, что Самара немножко самодостаточна и ленива.

— Мы заговорили о вашем прошлом. Расскажите, как получилось, что такой гуманитарий как вы поступил на факультет летательных аппаратов в аэрокосмический университет?

— Все пошли, и я пошёл. Я учился в лицее, у нас был дружный класс. У тех, кто дорос до 11-го, была договоренность: мы должны были стать студентами экономического факультета.

Но всё получилось немного не так: когда мы начали поступать, все места на экономическом были проданы, поэтому даже наших отличников на экзаменах благополучно завалили.

После этого мне пришло письмо от Геннадия Колесниченко, декана первого факультета аэрокосмического университета. Он написал, что результаты моих экзаменов абсолютно его устраивают.

До этого я хотел сдавать экзамены ещё и для планового университета, но потом узнал, что такое письмо пришло всем нашим ребятам. Поэтому в плановом после экзамена я сдал чистый листок, его оценили не очень высоко.

Так мы с одноклассниками встретились на первом факультете аэрокосмического. 

— После университета вы сменили много профессий: от маркетолога до главного редактора глянцевого журнала. Но не бросили такое сложное занятие как писательство. Почему?

— Для меня писать очень просто. Я не пытаюсь оценивать текст с точки зрения структуры, хотя уже могу это сделать. Я просто знаю, как надо.

Может, это дар, а может – начитанность с детства. Когда я был маленьким, я безумно любил читать. Помню, что сначала начал читать на английском языке.

У меня была роскошная здоровенная книжища – сборник сказок «Once Upon a Time». Там были потрясающие иллюстрации. Я, кстати, не знаю, как эта книга у нас появилась, но она до сих пор где-то хранится. 

Построить конструктор из блоков «завязка», «развитие сюжета», «кульминация» может любой человек, который умеет читать. Вдохнуть жизнь в эти блоки – вот это уже штука посложнее.

— Когда в юном возрасте появляется тяга писать, часто сталкиваешься с критикой. Как сохранить веру в себя несмотря ни на что?

— В детстве меня не критиковали, потому что для этого нужно куда-то отправлять свои произведения. Я этого не делал. А потом я работал с текстами для газет и изданий. Кто там будет критиковать? Заказчик не критикует – он вносит правки.

Первые литературные произведения я начал создавать в 2018 году, так что этап болезненной критики я проскочил.

У меня не было столкновений с издательствами или редакторами издательств – все сказки я писал для себя.

Да, критика всегда царапает, даже когда исходит от близких. Но в какой-то момент у меня появилось её понимание. 

Плюс, у любого автора есть пуленепробиваемая уверенность, что он делает всё правильно. 

— А ещё есть синдром самозванца.

— Да, есть. Но если мы говорим не про художественную литературу, он побеждается задачей. Ты решаешь задачу? Значит, ты молодец.

А вообще мне помогло понимание моей цели. Ты понимаешь, куда ты должен прийти, и рулишь. Тогда критика тебя не трогает. Она становится частью твоей жизни: тебя кто-то критикует – ты вносишь коррективы, но не меняешь курс, не бросаешь штурвал.

Это как ветер в лицо. Он тебе даже помогает – делает тебя сильнее.

Я прекрасно понимаю, что не всем нравится то, что я пишу, – это норма. И уже могу спокойно как автор реагировать, когда человек говорит, что добавил бы чего-то.

С другой стороны, господин Громов, председатель самарского Союза писателей, читал мои истории и сказал: «Я бы сделал их покороче». А до этого мои истории читал Дмитрий Емец и сказал: «Я бы сделал их подлиннее». Это всё, что нужно знать о критике.

— Я знаю, что вы работали над книгой для благотворительного фонда «Личное участие». Какая перед вами стояла задача?

— Эта работа ещё не закончена. Ребята выложили PDF-версию книги, которую можно печатать. Но мы, может быть, её будем улучшать.

На выходе должен получиться гайд для тех, кто захочет запустить больничную клоунаду у себя в городе.

Это инструкция о том, как договариваться с больницами, как в них себя вести, как набирать волонтёров, чему их нужно научить.

В какой-то момент мы бросили клич по всем клоунадам России, со всех собрали обратную связь. Я её обработал, а потом мы с командой фонда «Личное участие» внесли правки и исправили моменты, где я накосячил. 

— Что такое больничная клоунада?

— Это очень важное движение, которое помогает снизить стресс ребенка, который попал в стационар. Потому что больница для него – другой мир, незнакомый и некомфортный.

У врача нет возможности смягчить детский стресс: он находится в своем привычном мире и не понимает, что этот мир привычен не для всех.

Больничные клоуны – те ребята, которые помогают детям. Волонтёры захотели аккумулировать свой опыт и передать другим. У нас в Самаре больничная клоунада работает. Я сам иногда выхожу с красным носом.

— Как вы попали в этот проект?

— До того, как я стал волонтёром «Личного участия», директор пиар-агентства «Перспектива» Лена Курдюкова организовывала читки моих сказок. Это было два года назад.

Она совместно с фондом и местными «селебрити» выложила аудио-версию моих сказок в интернет, чтобы дети и взрослые могли в эпоху пандемии послушать их дома.

После этого меня пригласили волонтёром-сказочником: надевал красный нос и выходил с опытными клоунами, сочинял с детьми сказки. А потом, зная моё редакторское прошлое, настоящее и будущее, в фонде подумали, что я могу им помочь с гайдом.

— Вы работали на добровольных началах?

— Мы работали на средства выигранного фондом гранта. Но, поверьте, это не тот случай, на котором я хотел бы заработать. Я бы сделал это и как волонтёр. 

— Ваша фирменная фраза: «Мы живем в мире маркетинга». Всё ли в мире продается?

— Мы склонны приукрашивать, добавлять чёрного цвета в наши будни, но на самом деле продаётся не все.

Да, фразы о том, что не продаются любовь и счастье, в нынешних реалиях звучат банально. Это потому, что понимание любви и счастья у всех разное, об этих понятиях невозможно говорить.

Можно найти точку давления. Когда я говорю «мы живем в мире маркетинга», я имею в виду именно это. Манипуляция лежит в основе этого мира: мы покупаем вещи, которые нам не нужны, стремимся к идеалам и образам, в которых не нуждаемся.

Мы часто живем в плену иллюзий и не каждый из нас понимает, где заканчиваются эти иллюзии и начинается реальный мир.

А некоторые лишь думают, что понимают, потому что сейчас над этим работают очень мощные маркетологи.

— А вы понимаете, где начинается реальный мир?

— Я не уверен. Мне кажется, я сумел нащупать свой маленький кусочек реальности и держусь за него изо всех сил.

Возможно, сейчас цитирую своих героев, но самарский уличный художник Клаус однажды сказал мне: «Я как-то посмотрел на своё прошлое и подумал: «Ну, если я тогда так сильно ошибался, что мешает мне ошибаться сейчас?».

Мы все можем ошибаться. И поэтому проще идти путем самурая: делать то, что считаешь нужным, как будто уже умер.

— Я видела, что вы часто принимаете участие в жизни благотворительных проектов. Что толкает вас творить добро?

— Если мои истории как основа моей философии кому-то помогают, я рад. Если я могу сделать чей-то день лучше своим присутствием или своими сказками, я буду это делать.

Это моя обязанность перед миром. Когда тебе дают что-то – это не случайная штука. Если ты не делишься тем, что у тебя есть, – это лишает смысла обладание этим. 

Авторы фото: Вера Орлова, Марина Калугина

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте