«Я нащупал свой маленький кусочек реальности и держусь за него»

О чём можно поговорить с автором сказок? Совсем немного о литературе, а дальше – о смысле жизни и смерти, любви и нелюбви к Самаре, а также о вере в себя даже в самых трудных обстоятельствах. 

Такой разговор получился у корреспондента ДГ Софии Истрашкиной с самарским детским писателем Денисом Либстером. 

— Расскажите о вашей новой книге «Сказки города на Волге». Вам помогали писать её дети? 

— Мне хотелось, чтобы этот проект заинтересовал как можно больше людей. И на этапе, когда я объявлял, что мы начали работу над книгой, очень много взрослых и детей изъявили желание написать что-то своё.

Но что имеем, то имеем: мы делали эту книжку с четырьмя детьми. Получается, «Сказки города на Волге» – это шесть сказок. Из них пять детских и одна моя. 

Так мифы и появляются: сначала над ними смеются, потом их пересказывают, а потом говорят, что так и было. И возможность пропитать город сказочной историей – это здорово.

Мне хочется окутать сказкой все города на Волге, захватить Саратов и Чебоксары — у меня наполеоновские планы. 

— Поделитесь секретом, что за достопримечательности отражены в этих сказках?

— Я написал сказку про элеватор. Мне давно хотелось это сделать, потому что он очень брутальный. Но на самом деле это лишь одна из версий, которую можно придумать. 

Про элеватор прекрасную историю сделали дети к прошлому «ВолгаФесту»: они нарисовали иллюстрацию, где элеватор – это замок, который охраняет дракон.

В «Сказках города на Волге» ребята писали про драмтеатр (он же пряничный домик), про остров Зелёненький, про Самарский академический театр оперы и балета, про Ладью и про Струковский сад.

— «Сказки города на Волге» уже ушли в печать. Но презентации книги так и не было. Когда и где она должна состояться? 

— Я надеялся, что в августе, но всё перекинулось на сентябрь. Сроки затянулись, потому что я искал партнёров для развития проекта.

В итоге у каждого из этих партнёров будет свой тираж, поэтому есть вероятность, что у «Сказок города на Волге» будет три презентации: одна – наша с ребятами и две партнёрские.

— Книга будет продаваться?

— Честно говоря, я не знаю. Мы договорились, что у меня останется часть тиража, который напечатают партнёры. Какую-то часть я раздам по библиотекам, какую-то хочется поставить в магазин «Всё другое».

Как будут распоряжаться своим тиражом партнёры, я не знаю. Может, будут раздавать как сувенир. Но эта книга сделана не для продажи.

— Вы сказали, что хотите презентовать ещё одну из ваших книг на берегах Белой, в Уфе. Что это за книга?

— У меня сейчас в работе три книги: «Цикл о Звёздочке», «Байки-засыпайки», которые сейчас активно рисуются, и нарциссическая книжка с моими эссе и стихами.

Какая из них будет презентована на берегах Белой, я пока не знаю. Но Уфа мне очень нравится: люди там любят меня и это взаимная любовь. 

— А если говорить про Самару, вы считаете её своей писательской родиной?

— Если я живу в Самаре, можно сказать, что я самарский сказочник. Но я номад: всё детство мотался с папой-военным по городам нашей страны и за границей, поэтому в какой-то момент у меня атрофировалась опция пускать корни.

Я очень хотел бы это сделать. Но пока не очень получается.

— В одном из постов вы писали, что ни на что не променяете Волгу. Значит, Самара всё-таки стала вам близка?

— Волгу – нет. Но Самара – это не только Волга. Это очень хороший город, но очень вялый. Он быстро вспыхивает и ещё быстрее тухнет. Его невозможно ничем удивить, его невозможно чем-то потрясти.

Он очень нетороплив, размерен и самодостаточен. И поэтому к этому городу просто можно привыкнуть и смириться с ним. 

— Но любви к нему испытывать нельзя?

— Он очень многогранен. Как можно любить Самару, если она очень разная? Вот мы сидим здесь, в старом центре – прекрасное место. Но, если уедем на Безымянку, – это будет совсем другая Самара, а если отправимся на 116 км – это будет вообще другой город.

Я люблю Волгу – она прекрасна. А с городом мы живем в одном пространстве, и, если мы не будем относиться к друг другу с уважением, у нас ничего не получится.

— А как вы для себя определили, что Самара – неторопливый город?

— На моих глазах в городе взорвалась первая волна хип-хопа. Взорвалась и прошла за год или два. Это как в пустыне: раз — и песком уже всё занесло.

Также с условным уличным искусством. Вспышка – и уже новая волна.

Об этом же говорит Сергей Баландин, когда оценивает самарское творческое комьюнити: его особенность в том, что оно не прирастает, а каждый раз обновляется.

Поэтому я и говорю, что Самара немножко самодостаточна и ленива.

— Мы заговорили о вашем прошлом. Расскажите, как получилось, что такой гуманитарий как вы поступил на факультет летательных аппаратов в аэрокосмический университет?

— Все пошли, и я пошёл. Я учился в лицее, у нас был дружный класс. У тех, кто дорос до 11-го, была договоренность: мы должны были стать студентами экономического факультета.

Но всё получилось немного не так: когда мы начали поступать, все места на экономическом были проданы, поэтому даже наших отличников на экзаменах благополучно завалили.

После этого мне пришло письмо от Геннадия Колесниченко, декана первого факультета аэрокосмического университета. Он написал, что результаты моих экзаменов абсолютно его устраивают.

До этого я хотел сдавать экзамены ещё и для планового университета, но потом узнал, что такое письмо пришло всем нашим ребятам. Поэтому в плановом после экзамена я сдал чистый листок, его оценили не очень высоко.

Так мы с одноклассниками встретились на первом факультете аэрокосмического. 

— После университета вы сменили много профессий: от маркетолога до главного редактора глянцевого журнала. Но не бросили такое сложное занятие как писательство. Почему?

— Для меня писать очень просто. Я не пытаюсь оценивать текст с точки зрения структуры, хотя уже могу это сделать. Я просто знаю, как надо.

Может, это дар, а может – начитанность с детства. Когда я был маленьким, я безумно любил читать. Помню, что сначала начал читать на английском языке.

У меня была роскошная здоровенная книжища – сборник сказок «Once Upon a Time». Там были потрясающие иллюстрации. Я, кстати, не знаю, как эта книга у нас появилась, но она до сих пор где-то хранится. 

Построить конструктор из блоков «завязка», «развитие сюжета», «кульминация» может любой человек, который умеет читать. Вдохнуть жизнь в эти блоки – вот это уже штука посложнее.

— Когда в юном возрасте появляется тяга писать, часто сталкиваешься с критикой. Как сохранить веру в себя несмотря ни на что?

— В детстве меня не критиковали, потому что для этого нужно куда-то отправлять свои произведения. Я этого не делал. А потом я работал с текстами для газет и изданий. Кто там будет критиковать? Заказчик не критикует – он вносит правки.

Первые литературные произведения я начал создавать в 2018 году, так что этап болезненной критики я проскочил.

У меня не было столкновений с издательствами или редакторами издательств – все сказки я писал для себя.

Да, критика всегда царапает, даже когда исходит от близких. Но в какой-то момент у меня появилось её понимание. 

Плюс, у любого автора есть пуленепробиваемая уверенность, что он делает всё правильно. 

— А ещё есть синдром самозванца.

— Да, есть. Но если мы говорим не про художественную литературу, он побеждается задачей. Ты решаешь задачу? Значит, ты молодец.

А вообще мне помогло понимание моей цели. Ты понимаешь, куда ты должен прийти, и рулишь. Тогда критика тебя не трогает. Она становится частью твоей жизни: тебя кто-то критикует – ты вносишь коррективы, но не меняешь курс, не бросаешь штурвал.

Это как ветер в лицо. Он тебе даже помогает – делает тебя сильнее.

Я прекрасно понимаю, что не всем нравится то, что я пишу, – это норма. И уже могу спокойно как автор реагировать, когда человек говорит, что добавил бы чего-то.

С другой стороны, господин Громов, председатель самарского Союза писателей, читал мои истории и сказал: «Я бы сделал их покороче». А до этого мои истории читал Дмитрий Емец и сказал: «Я бы сделал их подлиннее». Это всё, что нужно знать о критике.

— Я знаю, что вы работали над книгой для благотворительного фонда «Личное участие». Какая перед вами стояла задача?

— Эта работа ещё не закончена. Ребята выложили PDF-версию книги, которую можно печатать. Но мы, может быть, её будем улучшать.

На выходе должен получиться гайд для тех, кто захочет запустить больничную клоунаду у себя в городе.

Это инструкция о том, как договариваться с больницами, как в них себя вести, как набирать волонтёров, чему их нужно научить.

В какой-то момент мы бросили клич по всем клоунадам России, со всех собрали обратную связь. Я её обработал, а потом мы с командой фонда «Личное участие» внесли правки и исправили моменты, где я накосячил. 

— Что такое больничная клоунада?

— Это очень важное движение, которое помогает снизить стресс ребенка, который попал в стационар. Потому что больница для него – другой мир, незнакомый и некомфортный.

У врача нет возможности смягчить детский стресс: он находится в своем привычном мире и не понимает, что этот мир привычен не для всех.

Больничные клоуны – те ребята, которые помогают детям. Волонтёры захотели аккумулировать свой опыт и передать другим. У нас в Самаре больничная клоунада работает. Я сам иногда выхожу с красным носом.

— Как вы попали в этот проект?

— До того, как я стал волонтёром «Личного участия», директор пиар-агентства «Перспектива» Лена Курдюкова организовывала читки моих сказок. Это было два года назад.

Она совместно с фондом и местными «селебрити» выложила аудио-версию моих сказок в интернет, чтобы дети и взрослые могли в эпоху пандемии послушать их дома.

После этого меня пригласили волонтёром-сказочником: надевал красный нос и выходил с опытными клоунами, сочинял с детьми сказки. А потом, зная моё редакторское прошлое, настоящее и будущее, в фонде подумали, что я могу им помочь с гайдом.

— Вы работали на добровольных началах?

— Мы работали на средства выигранного фондом гранта. Но, поверьте, это не тот случай, на котором я хотел бы заработать. Я бы сделал это и как волонтёр. 

— Ваша фирменная фраза: «Мы живем в мире маркетинга». Всё ли в мире продается?

— Мы склонны приукрашивать, добавлять чёрного цвета в наши будни, но на самом деле продаётся не все.

Да, фразы о том, что не продаются любовь и счастье, в нынешних реалиях звучат банально. Это потому, что понимание любви и счастья у всех разное, об этих понятиях невозможно говорить.

Можно найти точку давления. Когда я говорю «мы живем в мире маркетинга», я имею в виду именно это. Манипуляция лежит в основе этого мира: мы покупаем вещи, которые нам не нужны, стремимся к идеалам и образам, в которых не нуждаемся.

Мы часто живем в плену иллюзий и не каждый из нас понимает, где заканчиваются эти иллюзии и начинается реальный мир.

А некоторые лишь думают, что понимают, потому что сейчас над этим работают очень мощные маркетологи.

— А вы понимаете, где начинается реальный мир?

— Я не уверен. Мне кажется, я сумел нащупать свой маленький кусочек реальности и держусь за него изо всех сил.

Возможно, сейчас цитирую своих героев, но самарский уличный художник Клаус однажды сказал мне: «Я как-то посмотрел на своё прошлое и подумал: «Ну, если я тогда так сильно ошибался, что мешает мне ошибаться сейчас?».

Мы все можем ошибаться. И поэтому проще идти путем самурая: делать то, что считаешь нужным, как будто уже умер.

— Я видела, что вы часто принимаете участие в жизни благотворительных проектов. Что толкает вас творить добро?

— Если мои истории как основа моей философии кому-то помогают, я рад. Если я могу сделать чей-то день лучше своим присутствием или своими сказками, я буду это делать.

Это моя обязанность перед миром. Когда тебе дают что-то – это не случайная штука. Если ты не делишься тем, что у тебя есть, – это лишает смысла обладание этим. 

Авторы фото: Вера Орлова, Марина Калугина

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте