Во всемирный день философии публикуем интервью наших коллег из Самарского университета с доктором философских наук Александром Нестеровым. Он порассуждал о миссии гуманитария в современном цифровом мире. И, похоже, гуманитарии занимают в этом мире далеко не последнее место.
«Гуманитарии должны создавать новую культуру для выживания человека»
— Что происходит с гуманитарным знанием в современном техногенном мире? Какие цели ставят перед собой гуманитарии сейчас?
— Как и все гуманитарии в мире, мы сталкиваемся с вызовом глобализации, в мягкой форме выраженном процессами технизации и цифровизации всех сфер жизни. Де-факто этот вызов требует нового уровня синтеза культуры, и задача гуманитариев – грамотно его осуществить, в случае нашего социально-гуманитарного института хотя бы в масштабе Самарского университета. Через 25 лет мы по-прежнему будем входить в мир третьей искусственной природы, связанной, как сейчас уже понятно, с переносом точки приложения технологий не просто вовнутрь человеческого тела, но и вовнутрь психики, субъективной реальности человека, с ростом функционала автономных агентов принятия решений в социальной сфере.
Сейчас мы на пороге этого мира. Через несколько лет подавляющее большинство людей во всем мире этот порог перешагнет. Мы должны быть к этому готовы.
Миссия гуманитариев – создавать культуру в режиме автокоммуникативной самодетерминации на основе научного и технического знания в качестве инструмента выживания человеческого вида. Она актуальна сейчас и будет актуальна и через пять, и через двадцать пять лет.
— Каким образом гуманитарии будут создавать культуру?
— Все знаковые процессы, а всё, что происходит, – это знаковые процессы, в том или ином виде подчиняются трем типам правил: семантическим, синтаксическим и прагматическим. Семантические правила – это правила, которые управляют отношением знака к объекту. Синтаксис – правила, которые определяют отношение знака к знаку, а прагматика – это те знания, которые определяют условия возможности знака.
Собственно, семантика – это тот мир, в котором мы живем, наблюдаемый мир. Процедуры семантического анализа невозможны сами по себе без синтаксиса и прагматики. Математика, информатика и подобные науки – это царство синтаксиса. Гуманитарии – не синтаксические люди. Мы не работаем с синтаксическими правилами как таковыми, мы работаем с условиями возможности среды, в которых реализуются те или иные синтаксические правила. Гуманитарии работают с параметрами среды, с базисным разграничением между знаком и фоном, внутри которого затем возникают синтаксические правила, а потом реализуется та картинка мира, в которой люди живут.
«Гуманитарное знание находится в кризисе, но маятник качнётся в другую сторону»
— Очевидно, что сейчас преобладает синтаксис, как в этой ситуации «выживать» гуманитариям?
— Важно понимать, что все науки — как форма организации человеческого духа – это гуманитарный проект. Любое знание, которое выходит на тот уровень научности, который мы начинаем обсуждать с Галилео Галилея, – это гуманитарные науки. Никаких других наук просто не существовало и не существует.
В области гуманитарного знания науки в строгом смысле крайне мало, но гуманитарное знание – это источник, из которого черпают естественнонаучные, математические и другие дисциплины. Как только дисциплина обретает самостоятельность с точки зрения языка, с точки зрения способности этим языком схватывать свой предмет – она оформляется как наука.
Это всегда происходит на фоне той или иной гуманитарной среды. Такое положение дел было естественным в Европе вплоть до конца Второй мировой войны.
После нее ситуация начала меняться, в гуманитарных науках возник постмодернизм. Вполне себе кризисное явление: с одной стороны интересное, а с другой — явно упадническое. При этом представители технических наук, пожалуй, впервые обрели право голоса, право высказываться. В Советском Союзе эта ситуация была отсрочена, к технократам стали прислушиваться только в конце 90-х годов, до этого это было засилье идеологии. По сути, это по-прежнему была власть гуманитарных наук, в частности, идеологизированной философии. Никто не мог возразить профессору, который читает курс по истории партии, это были люди «высшей касты», которые являлись носителями «истины в последней инстанции». Был явный перекос в сторону гуманитарного знания. Поэтому текущий кризис гуманитарного знания – это исторический маятник, реакция социума на абсолютное доминирование гуманитарной мысли над естественнонаучной и инженерной, вплоть до середины XX века, выраженное в структуре университетского знания и организации общества. А в постсоветской действительности – это и реакция на господство идеологии.
Итак, одна сторона маятника была сильно отклонена, не соответствовала реальному положению дел, реальному развитию техники, реальным потребностям людей. Сейчас маятник качнулся в противоположную сторону, он точно так же не в состоянии равновесия.
Теперь гуманитарное знание находится в кризисе с точки зрения финансирования, воспроизводства кадров, востребованности, но это не означает, что что-то происходит с самими гуманитарными проблемами. Это говорит о том, что общество по сей день не оправилось от того урона, который нанесло господство сугубо умозрительных внеэмпирических схем мышления.
Более того, рано или поздно маятник опять качнется в другую сторону. Задача гуманитариев – сохранить равновесие. Гуманитарии – это те, кто обеспечивает синтез, кто помогает рождаться новому, устраняя взаимоотрицающие противоположности. Именно так гуманитарии создавали, создают и будут создавать культуру. Этот процесс невозможно «отменить», он будет происходить, вопрос только в том, каким образом: профессионально, усилиями гуманитарной профессуры или стихийно на улицах.
— Что, по-вашему, должно стать драйвером развития социально-гуманитарных институтов?
— Междисциплинарный синтез. Как я отметил выше, гуманитарные науки во всем мире находятся в состоянии перезагрузки, в поиске нового синтеза. Вполне очевидно, что классическая форма существования наук о духе на базисе чистого умозрения и силы традиции себя исчерпала: надэмпирическое содержание человеческой деятельности должно выстраиваться на основе строгого научного знания, подтвержденного работающими технологиями.
В собственном смысле этот проект развития сформулировал еще Отто Нейрат, основатель эмпирической социологии, в виде концепции «единой науки». Это попытка построения универсальной системы, которая охватывала бы все знания, предоставляемые различными науками, и абсолютный отказ от метафизики в смысле любых предложений, которые нельзя перевести в поддающиеся проверке научные предложения.
Я думаю, именно сейчас настало время для практической разработки этого проекта. Многое уже сделано: нейрофизиологические исследования, модели и подходы компьютерных наук, работы в области НБИКС-конвергенции (области новейших нано-, био-, инфо-, когито- технологий образуют пространства взаимных пересечений и оказывают взаимовлияние друг на друга — прим. ред.), природоподобных технологий, картографирования мозга — все это оказывает колоссальное влияние на содержание гуманитарного знания. С другой стороны, археологические или филологические задачи остаются краеугольными камнями для приложения наиболее продвинутых методов моделирования.
В Самарском университете мы начнем формулирование тезисов для такого синтеза с формулирования собственно гуманитарных задач, разрабатываемых нашими профессорами и научными школами, в форме, понятной специалистам естественнонаучных и инженерных специальностей. Проведем ряд обсуждений и посмотрим, какого рода проекты рождаются.
— Как должно меняться социогуманитарное направление, чтобы быть современным и востребованным?
— Я думаю, будущее за междисциплинарными исследованиями, в первую очередь, связанными с блоком информационных технологий. В частности, соцгум Самарского университета планирует готовить специалистов по автоматизированным системам перевода, по семантическим сетям, по технологиям продвижения и сопровождения сетевых продуктов.
В Самарском университете чрезвычайно сильна школа академика Виктора Сойфера, и мы надеемся на продуктивный взаимовыгодный диалог с ее представителями, а также будущего института искусственного интеллекта Самарского университета и курирующего его доктора технических наук Артема Никонорова.
«Сотрудничество с институтом ИИ открывает перспективы для филологов, психологов и социологов»
— Есть ли уже в разработке какие-то интересные проекты по сотрудничеству с институтом искусственного интеллекта?
— Институт только начинает свою работу, однако научный контекст, связанный с философскими исследованиями, с методологическими исследованиями вокруг искусственного интеллекта (ИИ) в Самаре и в нашем университете есть: с 2007 года работало и продолжает работать самарское отделение Научного Совета по методологии искусственного интеллекта РАН.
Сотрудничество с институтом искусственного интеллекта открывает колоссальные перспективы и для филологов, и для психологов, и для социологов. Сейчас сложно точно охарактеризовать формат этого сотрудничества, но это реальная живая наука, а там, где есть живая наука, там всегда есть гуманитарный контекст. Там, где развиваются технологии искусственного интеллекта, всегда есть социальная, философская, юридическая проблематика.
— Даже юридическая?
— Да. Простой пример — автомобилистов штрафуют камеры фиксации правонарушений. Мало кто задумывается о том, что по закону и по регламенту машина не имеет права выносить решение. Решение выносит инспектор, и каждое автоматически зафиксированное автонарушение должно проверяться инспектором, но с учетом количества этих правонарушений выполнить это требование невозможно. Это означает, что уже сейчас мы живем в ситуации, совершенно не абстрактной, а предельно конкретной, когда те или иные наши действия являются предметом оценки машинного алгоритма. И это превращает искусственного субъекта из темы для философских рассуждений во вполне конкретную юридическую процедуру.
Казалось бы, умозрительная проблематика сильного искусственного интеллекта как субъекта тех или иных социальных решений, которая еще 7-8 лет назад была предметом, пожалуй, только научно-фантастических исследований, сейчас становится предметом юридического обсуждения. А юриспруденция – это наиболее консервативная отрасль человеческого знания, она меняется в самую последнюю очередь.
Если что-то дошло до рук юристов, значит, оно действительно влияет на человеческую жизнь и игнорировать это больше нельзя. Это пример того, как изменяется роль искусственного интеллекта, ситуация с пандемией сделала эти изменения очень наглядными.
Я надеюсь, что в партнерстве с институтом ИИ у нас будут возникать агломерации и с юристами, и с инженерами, и с исследователями медико-биологических процессов, и с разработчиками алгоритмов, и с разработчиками «железа». Гуманитарная составляющая в этих исследованиях огромна.
Приведу пример: когда вы пользуетесь, скажем, Фейсбуком, вы должны понимать, что он вами управляет. Вы находитесь под властью результатов исследований в области психологии, когнитивной семантики, управления поведением, полученными университетами вокруг Кремниевой долины. Соцсеть вами управляет, но не сама по себе, а потому что в нее вложены сотни тысяч человеко-часов научно-исследовательской работы, связанной с гуманитарной проблематикой, выраженной количественными методами и подтвержденной экспериментально. И мы тоже должны работать в этих отраслях, должны включаться в них настолько, насколько это позволяют нам технические средства и интеллектуальные возможности.
— Вы упомянули, что открываются интересные перспективы для филологов. Каковы они?
— Прежде чем говорить о проектах, нужно немного вникнуть в само понятие языка и его роль в жизни человека. Филологи – это язык, а вообще-то все то, что мы называем интеллектом – это определенная форма употребления языка. Мир есть язык. А язык – это бытие, которое может быть понято — здесь я цитирую знаменитые формулировки Мартина Хайдеггера, Ханса Гадамера. В этом смысле все, что есть, оно есть посредством языка, посредством тех или иных наборов правил.
Иными словами, филологи имеют дело с наиболее употребительными типами правил, которые составляют основу нашей, как минимум, социальной жизни. А вне социума человека нет. Вне социума человек – это даже не Маугли, а нечто, что существовать не может. Человек – стайное животное, и стаей нас делает язык.
Что касается конкретных направлений, самое первое и очевидное – это разработки по автоматизированным системам перевода. Они ведутся давно. Это одна из сложнейших задач, и пока она решается перебором, созданием баз данных, индексацией, то есть, грубо говоря, наращиванием объемов памяти, но за прошедшие два года появились возможности нейромоделирования, которых раньше просто не было.
Существует теория лингвистической относительности Сепира-Уорфа, которая предполагает, что структура языка влияет на мировосприятие и воззрения его носителей, а также на их когнитивные процессы. На основании данных гипотезы Сепира-Уорфа, то есть базовой модели о том, что сходные явления сознания порождают сходные явления языка и, соответственно, сходные явления языка манифестируют сходные явления сознания, — мы можем получить удивительные результаты, когда речевое поведение машины будет неотличимо от речевого поведения человека.
Еще одно перспективное направление — семантический анализ. По сути, это способность машины понимать человеческую речь. Это фантастическая вещь, если бы я сам не участвовал в подобных проектах, никогда бы в это не поверил. Однако на настоящий момент алгоритмическая модель умеет не просто различать буквы, фонемы, слова, но и выделять аргументы в тексте!
— То есть машина понимает смысловую нагрузку?
— Аргументативную, а аргумент — это средство убеждения. Сейчас мы завершаем совместный проект с коллегами из Новосибирского института философии и права СО РАН, в рамках которого нами была создана модель, которая алгоритмически выделяет группы аргументов в тексте на естественном языке. То есть речь уже идет не о простом компиляторе, а о выделении иерархии значений в тексте. Это потрясающий результат для теории аргументации.
На бытовом уровне эта тема связана с чат-ботами: когда вы заходите на сайты разных компаний, зачастую с вами разговаривает не живой человек, а бот. Он анализирует систему ваших вопросов, систему действий на вашем аккаунте и выдает вам вполне корректную формулировку еще до того, как вы задали свой вопрос. Конечно, это пока не тот уровень анализа, который можно было бы назвать пониманием, но тем не менее уже достаточно близкий к нему.
«Наша базовая цель – выпускать фундаментально образованных людей»
— Какие новые профессии с гуманитарными составляющими вы можете спрогнозировать?
— Профессий может быть миллион. Я знаком с работами по перечню новых профессий, но отношусь к этому с юмором. Например, есть «Атлас новых профессий» агентства стратегических инициатив, это интересно, но я бы не спешил здесь с быстрыми выводами, потому что профессия – это не такая безобидная вещь. Цитируя классика Фридриха Дессауэра: «Профессия – это духовное место обитания человека». Образно говоря, это то место, из которого человек смотрит на окружающую действительность.
Вряд ли можно представить, чтобы профессии какие-то вдруг исчезли, а какие-то новые появились. Профессия бухгалтера существует столько, сколько люди дают друг другу в долг, и не важно, что в долг дают, — ракушки или деньги. Сколько бы ни предрекали «смерть бухгалтера» в связи с развитием систем автоматизированного бухучета, бухгалтеры были, есть и будут. Не важно, как они будут называться, как они будут выглядеть.
То, что художник становится дизайнером, а дизайнер веб-дизайнером – это частный случай, но я исхожу из той мысли, что если у человека есть вкус, ему есть, что увидеть, и есть, что сказать, то он себя реализует и как художник, и как дизайнер, и как авто-дизайнер, и как еще какой-нибудь специалист, связанный с созданием образа, внешнего вида.
Когда мы говорим о приложении гуманитарного знания, наша задача, как профессуры гуманитарной, — научить людей учиться, то есть создать навык формирования навыков. Что касается конкретной профессии, гуманитарий потому и является гуманитарием, что он может работать кем угодно. Это человек, который управляет средой, коммуницирует со средой, видит среду. Гуманитарий – это крайне широкое образование и способность скользить по плоскостям всевозможных сфер знаний. Поэтому наша базовая цель – выпускать не узких специалистов, а фундаментально образованных людей. Мы стараемся сохранить классическое фундаментальное образование в Самарском университете.
Фото: Самарский университет
Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте, Facebook и Instagram
Следите за нашими публикациями в Telegram на 
