Чёрный забор с высокими острыми пиками. Кладовой замок с внутренней стороны. За ним приют «Земляничная поляна». Все окна намертво зашторены. По серому асфальту к зданию спешит бабушка. Она ехала сюда два часа и больше не может ждать – там её внуки. Через несколько секунд бабушку остановят воспитатели приюта. Они скажут, что ей нельзя видеться с детьми. Она так и не сможет их уговорить. Весь обратный путь бабушка будет представлять, как обнимает внуков.
Детей у Елены Дертиной забрали ровно год назад. Сначала в Самару. Это 50 километров от родного Кинеля. Елена ездила к внукам каждые выходные, иногда забирала домой. Когда в самарском приюте начался ремонт, Ваню, Вову, Стёпу и Артёма перевели в приют под Безенчуком. Это 140 километров – для Елены дистанция невозможная.
Тогда стали перезваниваться. Говорили редко, но помногу. Вспоминали прошлое: отца, совсем немного мать, а больше – большой бабушкин дом, любимый Кинель и тёплое молоко из соседнего посёлка.
Елена не слышала внуков уже две недели. Телефон отключен, ни смс, ни дозвона не присылают. Когда они разговаривали последний раз, трубку взял Стёпа, он признался бабушке, что их разговор слушает воспитатель.
Пыть-Ях
Я приезжаю в Кинель за несколько дней до годовщины, как детей забрали в приют. У Елены большой участок: дом, огородик, сарай и баня. В доме три комнаты, большая кухня и туалет. Его делали специально для детей – поставили невысокий унитаз и широкую ванную, чтобы можно было купать сразу четверых внуков.
Мы проходим на кухню. Елена заваривает чай и ставит на стол глубокую тарелку с просвирками. Говорит, утром была в церкви. Она не хочет начинать разговор с приюта, ищет повод и, наконец, спрашивает самарский ли я. Говорю, самарский. Её второй муж тоже работал в Самаре.
«От первого мужа я сбежала. Он меня бил. Мы с сыном Женькой поселились в бараке на подселении в Усть-Кинельском. На всех была одна стиральная машинка. Я стирала Женькины вещи в школу, и вдруг машинка перестала работать. Тут сосед Сашка выходит в общий коридор, спрашиваю его: «Есть мастера знакомые?». Он позвал Генку. Тот машинку наладил, так и познакомились. Прожили вместе восемь лет».
Геннадий работал на заводе Тарасова. Смена до восьми, домой приезжал в десять. Все выходные с семьёй. У него в руках всё горело: ни одна вещь в доме не скрипела, всё залатает, починит. Женя полюбил отчима и называл его Самоделкин.
«Мы расписались в 91-м, а в 93-м Гена уехал вахтовиком на север, в Пыть-Ях (город в Ханты-Мансийском автономном округе – ДГ). Родственники устроили. Там у инженеров зарплата больше. Присылал нам продукты, которые не могли себе позволить – импортный сыр President, например. Это сейчас его легко купить, а в 90-е он только появился».
Пока муж был на севере, Елена устраивала хозяйство. «У нас было две квартиры, в одной жили, вторую сдавали. Была дача, машина, пять лет держала ларёк в Алексеевке. Своя шашлычная была, там сын и муж подрабатывали: Женька после школы, а Генка, когда возвращался с севера».
Кроме продуктов, из Пыть-Яха Геннадий стал привозить наркотики. Елена до сих пор точно не знает, какие именно. Муж говорил, что первый раз укололся за компанию.
«Поначалу он особо-то и не торговал. Привезёт с севера кучечку: половину продаст, на эти деньги вещи и еду в семью купит, а вторую половину на обратную дорогу оставит себе».
Елена вспоминает: когда трезвый, отличный был мужик. Ни разу при жене не кололся. Семью деньгами не обделял. Но быстро скатился и стал торговать всерьёз.
«Дал мне денег, я пошла в магазин за продуктами. Вышла из подъезда, и меня приняли. Купюры были меченые. Когда его допрашивали, он так и не сознался, что торговал он, а не я. Говорил, ты не представляешь, как я боюсь там кумарить (состояние после прекращения приёма наркотика – ДГ). В итоге, мне дали меньше минимума за недоказуемостью факта торговли – пять лет».
Елена отсидела три и вышла по амнистии в 2003 году. На воле три года прошли страшнее, чем в тюрьме. Через год, как её посадили, умер отец (Елена потеряла мать ещё в семь лет). Женин Самоделкин совсем пропал. Когда Елена была ещё под следствием, Геннадий начал распродавать домашние вещи. Закрылись ларёк и шашлычная. Елена не знает, где умер её второй муж. Когда освободилась, ей рассказывали: где-то на севере Самарской области.
Женя закончил школу в одиночку, с отличием. Поступил в милицию и успел получить медаль – спас двоих детей. Но платили мало, а тут ещё родная мать сидит, отец умер от передозировки – Женя начал выпивать.
Огненный шар
Елена не любит вспоминать про тюрьму. Говорит, в основном сидели за наркотики и воровство. «Комбикорм украли, продали, на эти деньги купили мясо и хлеб, дети хоть наелись». Теперь она часто встречает тех, с кем сидела. «Смотрю, сидят в одиночку на остановках. Спрашиваю, как живёшь. А её из-за статьи на работу нормальную не берут, дети отвернулись. У мужиков жёны заново замуж повыходили. В основном все из дома выгнатые. Живут у знакомых. А есть, которые не захотели жить – семья не приняла обратно, покончил с собой».
Женя маму принял. Елена забрала сына из милиции. Переехали в Кинель. Начала от алкоголя отучать. Он сам устроился таксистом в Самаре. Каждый день выезжал туда на рейсы. Тут особо не попьёшь.
Одним утром Женя ехал по трассе из Кинеля в Самару. На обочине увидел девушку, решил подвезти. Представилась – Ирина. Дала свою визитку – эскорт. Они разговорились, оказалось им в «салон» нужен водитель. Работа непостоянная, а деньги неплохие, Женя согласился – так Елена описывает первую встречу.
«Однажды он привёз Ирку к нам домой. Пучок грязных волос и кости, обтянутые бледной кожей. Вся в синяках. Женя сказал, что её избили, и положил на диван в своей комнате. Она пролежала у нас две недели. Женя ездил в Самару таксовать, а я за ней ухаживала».
Женя не захотел её отпускать. Даже когда Ирина рассказала, что у неё есть сын — Артём. Женя его усыновил, а Ирина бросила «салон». Расписались и стали жить вдвоём. Через несколько лет у Артёма появился брат Стёпа. Женя понял, что одним такси не заработаешь на семью. Сначала копал колодцы, потом была небольшая строительная фирма, а денег всё равно не хватало.
Кто-то из друзей посоветовал заняться фумигацией. Женя морил тараканов в квартирах, обрабатывал от насекомых дачные домики и огороды. «После каждого выполненного заказа приносил домой 30 тысяч. У нас было четыре холодильника и все ломились».
У Артёма и Стёпы появились братья Вова и Ваня. Молодые родители не справлялись и позвали жить к себе Елену. Купили для неё диван на кухню, напротив поставили телевизор. Елена не хотела менять квартиру в центре города на импровизированную комнату. Но когда увидела, как Артёмка сел на её диван, догрыз пряник и лёг на бабушкину подушку смотреть мультики, не смогла отказать.
Скоро бабушкин диван стал любимым местом внуков. Папа много работал, а мать начала выпивать и бить детей. Женя с ней ругался, но оставить не решился – сильно любил. Елена не могла больше постоянно находиться в таком хаосе и на скопленные деньги взяла дом с участком. Решила: лучше забирать детей к себе почаще, чем укрывать их на кухонном диване от пьяной матери.
Женя на маму не обиделся. Часто приезжал к ней с детьми. «На 50-летие подарил мне 50 красных роз. Трудно было поверить, что это цветы, стояли, будто большой огненный шар».
Через несколько лет сгорел сам Женя. По словам Елены, фумигацией он сжёг себе весь организм. Его «раздуло», началась онкология. Она просила его бросить, а он отвечал: «Всё равно помирать, так что лучше поработаю».
Женя умер в 2016-м. Сноха с детьми переехала к Елене, продолжила пить и бить детей. А весной 2017-го пропала. Елена подала в розыск.
«Я её по моргам искала. Мне приходили сообщения: поступивший труп приблизительно подходит под описание, которые вы оставили. Так ездила смотреть четыре раза. Чуть инфаркт не получила. Потом выяснила: она сбежала с новым ухажёром».
Ирину лишили родительских прав. Елена оформила временную опеку на детей. 2018-й встречали новой семьей.
Какао
Вместе с пенсией и опекунскими Елена получала 67 тысяч. «Мы совершенно не нуждались: покупала им всё, что хотели, возила на представления в Самару, одевала, чтобы никто даже подумать не мог, что без мамы и папы живут».
Особенно дети любили молоко. Елена даст Артёму денег, он сядет на велосипед и привезёт из посёлка Горный по соседству тёплого молока, только из-под коровы. Елена его прокипятит и целую неделю дети пьют самое вкусное молоко.
Вместе держали дом: пока бабушка готовит, Артём полы моет, а младшие братья ему тряпку выжимают и воду меняют. Так же учились. Елена наняла детям репетитора. Как конец четверти – у Артёма «пять» по английскому. Остальные не отставали.
Одним утром дети захотели какао. Елена поставила большую кружку со свежим какао в центр, чтобы младшие не дотянулись. Сама потянулась к кухонному шкафчику за металлической чашкой, чтобы туда поставить и быстро остудить. Горячий какао особенно вкусно пахнет, Ваня не сдержался – дёрнул за полотенце, на котором кружка стояла.
«Вылилось всё в пах. Вызвала скорую. Они осмотрели, сказали: если будет хуже, отвезём в Самару. Несколько дней прыскала на него пенками, которые врачи выписали. Не помогло: кожа слезла, под ней всё вздулось, поднялась температура».
Ваню увезли в Пироговку, а остальных детей – в самарский приют для детей «Ровесник». После лечения Ваню отправили к братьям. Изъять детей решили в отделе опеки Кинельского района. Елену лишили временного опекунства. По закону, когда-то осужденным людям нельзя оформить постоянную опеку.
Елена пыталась объяснить, что произошло недоразумение, но её не слушали. Она обратилась к старому другу семьи, директору общественной организации «Домик детства» Антону Рубину. Они знакомы давно: иногда Елена не справлялась, просила помочь, Рубин покупал и привозил продукты.
«Я звонил, пытался поговорить с начальницей опеки, – вспоминает Рубин. – Мне ответили: вопрос изъятия детей находится в их компетенции, они ни с кем не собираются это обсуждать, а я для них человек с улицы. К сожалению, они не видят перед собой задачи сохранения детей в семье. Если бы видели, то не отказывались от помощи общественных организаций».
Теперь в опустевших комнатах дома гуляет кошка Мурка и её маленький чёрный котёнок – Уголёк. Елена увидела их на одной из тех остановок, где сидели знакомые ей бывшие зэки. «Взяла их, чтобы не быть одной. Мурка, – обращается Елена к вышедшей из комнаты кошке, – где твой мурёночек?».
Ход
Первые два месяца бабушка приезжала к внукам каждые выходные. А в конце ноября пропустила одну встречу: заболела. У детей началась истерика, они подумали, что бабушка их тоже бросила. Елена выздоровела быстро и сразу позвонила в приют. Воспитатели сказали, что отправили Стёпу и Вову в детское отделение областной психиатрической больницы.
По словам Рубина, детей могли отправить на Нагорную за плохое поведение: «К сожалению, в наших учреждениях это распространённая практика». Курс лечения – 21 день. Пока дети были в «Ровеснике», они проходили «лечение» дважды.
«Раньше я петь хотел, летать хотел, а там одни тучи были в голове», – рассказывал бабушке Артём о жизни в больнице. Елена больше не пропускала встречи с внуками. Дети постепенно оттаяли и забыли о «дурилке».
Поздней осенью Елене позвонили из опеки: сказали, что вернулась Ирина и хочет восстановить родительские права. Мать стала иногда заходить в приют. Рубин случайно встретил Ирину, когда навещал детей в приюте. «Я ей сказал: если нужна помощь по восстановлению в родительских правах, готов её оказать. Дал ей свою визитку. Но она так и не позвонила».
Суды начались зимой этого года. Туда вызывали старших братьев — Стёпу и Артёма. Елена не могла ездить на каждое заседание. Дети ей пересказывали. Говорит, после «дурилки» они поняли цену самостоятельности. «Артём был особенно агрессивно настроен против матери. Столько раз она его била. Говорил: «Я тебе никогда не прощу». Его никто не учил. Просто накопилось».
Антон Рубин приезжал на каждое заседание. Дети тоже говорили ему, что не хотят жить с матерью, а доводы Ирины были такие же пустые, как сейчас комнаты в доме Елены. «Для восстановления родительских прав нужно доказать, что ей есть, где жить с детьми, и на что их кормить. К сожалению, она не решила ни квартирный вопрос, ни устроилась на работу, – рассказывает Рубин. – На каком основании она собиралась восстановиться в правах, мне непонятно».
На суде выяснилось, что Ирина беременна пятым ребёнком. Рубин вспоминает, как на одно из заседаний пришла дочь Ирины, о которой ни он, ни Елена раньше не слышали. «Оказывается, она отказалась от дочери, когда та была ещё в младенчестве. Получается, уже шестой ребенок. На судью это произвело сильное впечатление».
Елена предполагает, что дети бывшей снохе нужны были ради денег. «Сейчас она каждый месяц должна платить каждому ребёнку алименты. Она не платит. Долг растёт. При восстановлении родительских прав она убила бы сразу двух зайцев: ежемесячно получала бы пенсию за потерю кормильца, и освободилась бы от уплаты алиментов».
Суды закончились в мае. Ирине отказали. По словам Елены, с тех пор мать не приезжала к мальчикам.
Забор
Вова, Ваня, Стёпа и Артём больше не капризничали. За хорошее поведение их не отправляли в «дурилку», а старших брали купаться на речку. И до приюта самостоятельный Артём теперь стал для младших как молодой крёстный папа. Так прошло лето.
Все четверо обратились в малышей, когда в самарском приюте начался ремонт, и детей увезли в приют под Безенчуком «Земляничная поляна». Елена узнала часы посещения, собрала передачку и попросила Рубина свозить её к детям. «Мы увидели забор. Качественный, высокий и закрытый изнутри. Смогли попасть внутрь. Увидеть троих сотрудников учреждения, каждый из которых с пеной у рта доказывал, что они не имеют права дать нам увидеться с детьми, а обняться бабушке с внуками противоречит их внутренним правилам», – потом напишет Антон Рубин.
Воспитатели просили разрешение из опеки. Рубин поехал в опеку. Там ему сказали, что требование воспитателей приюта очень странное.
«В опеке сказали, что у меня и так есть заключение о возможности быть приемным родителем, которое выше по статусу чем тот документ, который требует приют. С этим заключением я снова поехал в приют. На этот раз без бабушки. У меня ушёл час, чтобы прорваться к детям. Воспитатели сказали: нам плевать, что говорит опека, нам этого заключения недостаточно. При воспитателях я позвонил знакомой начальнице отдела опеки в Самаре, передал телефон, они пообщались напрямую. Спорили полчаса. Начальница отдела опеки позвонила в департамент Самары, ей там подтвердили, что она права. На это ушло ещё полчаса. Воспитатели всё равно не согласились с опекой. Сказали: так и быть, дадим вам один раз увидеться с детьми, но больше вас не пустим. На следующей неделе снова пойду в опеку».
Елена не видела внуков почти месяц. Каждую неделю она отсылает передачки и кладёт им деньги на телефон, чтобы хоть поговорить. «Спрашиваю Артёма, как год заканчиваешь, а он отвечает: без двоек. Ба! Раньше тройка была трагедией. Там одна учительница на 30 человек».
Артёма нужно подстегнуть. Елена говорит, он исполнительный как робот. Скажешь, выучи, будет засыпать за столом, но выучит. Последние две недели она не может замотивировать Артёма даже по телефону. «Раньше они делали мне дозвон. Я перезванивала. А теперь ни дозвонов, ни звонков. Мне кажется, им просто запрещают».
Когда Антон Рубин ездил в приют во второй раз, ему разрешили поговорить с детьми только в присутствии воспитателей. «Воспитатели сказали, что каждый день на 2-3 часа им выдают телефон. Дальше они сами решают: играть или звонить. Может быть, они выбирают игры. Плюс – у Артёма проблемы с симкой. Но я не могу говорить точно. Если бы им запрещали, дети не смогли бы мне этого сказать при воспитателях».
Осенние цветы
Мы допиваем чай и проходим в комнату Елены. У входа в каждую комнату слева, справа и сверху белым мелом нарисован крест, над аркой висит икона. «Чтобы жильцы этого дома всегда под защитой были».
В комнате Елены друг на друге стоят ящики с детскими вещами. Что-то осталось, что-то докупила и теперь отсылает потихоньку в передачках. В центре комнаты лежат Мурка и Уголёк. Кошка занята и не обращает на нас внимания – умывает котёнка. Елена берёт альбом со стола, садится на кровать и начинает листать. «Это Артём, Вова, Стёпа, Ванюшка, а это Стёпа и Ванюшка, тут Ванюшка, Стёпа, Вова. Это Стёпка в садике, а это Ванюшка в садике. Это мы с Ванюшкой в этом доме. Вот Женя, а вот она (Ирина – ДГ). Это мои отец и мать, а тут я. И всё».
Напротив кровати стоит телевизор. Слева окно. За ним небольшой садик. Из земли одиноко торчат шесть саженцев. «Три вишни и три смородины. Это Вовка, Стёпа и Артём посадили. Ванюшка не сажал, ещё не умеет. Оставили место под цветы, хотели по осени садить. Но не успели».
Елена понимает, что ей детей не вернут – закон. Антон Рубин сейчас ищет опекунов для братьев. Елена говорит: если получится найти хороших опекунов из Самары, она будет очень рада. «Пусть в Самаре живут, учатся, девушек себе хороших найдут. А я буду к ним приезжать. Села на автобус и через час у них. Погуляли вместе, да я обратно поехала. А подрастут — сами будут приезжать. Я никуда не денусь».
Фото обложки отсюда
Автор фото в тексте — Максим Федоров
Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте
