Интернет-журнал «Другой город» продолжает рассказывать историю Средневолжского станкозавода.
Сегодня с нами поделится своими воспоминаниями Сергей Борисович Шаркунов, занимавший на этом предприятии пост заместителя директора по качеству.
Первая встреча с механикой
Мы с отцом оба были автолюбителями. Помню, как перебирали с ним нашу старенькую машину. Тогда-то мне и полюбилась механика.
Учился я в 63-й школе с математическим уклоном (Степана Разина, 49). После выпуска пошел поступать на механический факультет политехнического института.
Бывший Архиерейский дом, в советское время — один из корпусов Куйбышевского политеха (Вилоновская, 22).
Конкурс туда был — 5 человек на место, выше только в ФАИТе. Но у нас в 63-й школе была подготовка по физике, химии и математике на высшем уровне. Поэтому в политех я поступил легко. Был я комсоргом группы, старостой.
Диплом и распределение
С учетом коэффициента общественной нагрузки я как выпускник распределялся в первой десятке. Согласно советской системе распределения, три года ты обязан был отработать на предприятии в любой точке страны, куда пошлют.
Разумеется те, кто был в верхних строчках рейтинга выпускников, имели право выбирать. И я выбрал Средневолжский станкозавод, потому что я на нем проходил 2-ю или 3-ю практики, писал диплом. Кстати, использовал очень богатую техническую библиотеку завода.
Я проходил практику также и на заводе координатно-расточных станков (22 Партсъезда, 7а) в 1969 году, но СВСЗ мне был ближе.
На станкозаводе я уже был знаком с людьми и знал, куда хотел попасть. Мне приглянулся 10-й цех – специальных станков и станков с программным управлением.
Начало трудового пути на Средневолжском станкостроительном
В 1972 году, когда я пришел на завод, он уже делал станки с программным управлением. Я попал на механический участок сменным мастером — это была низшая инженерная ступень.
Потом меня на сборку отправили, потому что моего предшественника отправили в долгосрочную командировку за границу. У нас много кто ездил за рубеж, мы же поставляли станки в 40 стран мира!
Их надо было налаживать, обслуживать, обучать персонал, поэтому на нашем предприятии заграничные командировки были не редкостью. Я тоже поездил, но по выставкам, по всему соцлагерю.
Был даже в Ираке, а в ФРГ учился три месяца в группе ТЮФ. Мы готовились к сертификации в ЕЭС, и нам надо было доводить нашу продукцию до европейских стандартов.
Поездки по стране и премудрости шабрения
Но вернемся в 1970-е. Я поработал немного на механическом участке – год, а потом перешел на сборку. Мы делали несерийные спецстанки. Схема была такая: мастер являлся и пуско-наладчиком на заводе и «пускачом» на предприятии, куда этот станок поставляли. Я объездил половину Сибири, потому что станки наши стояли по всему Советскому Союзу.
Был на «Электросиле» в Ленинграде, в Прибалтике в городе Мажейкяй. Были разные предприятия, разные возможности, разные условия. Например, в Мажейкяе был завод по производству валиков для стиральных машин.
Что он из себя представлял. Все оборудование — 15 станков. Директор утром приезжал, снимал замок, запускал рабочих в цех, а вечером запирал завод на замок и ехал домой. Туда мы отправили станок с гидрокопировальным суппортом, который эти валики тащил как гвозди.
Но у меня была мысль, что когда-нибудь и я за границу махну, поэтому я начал осваивать совершенно особую квалификацию – шабрение. Шабровка применяется только в станкостроении.
Это работа с поверхностями, вручную, очень скрупулезная и сложная операция. У меня порой не хватало терпения, но я все равно научился шабрить. Эта работа очень ценится. Она только у нас в станкостроении и еще в производстве штампов.
Сопрягаются две детали, и между ними при трении возникает диффузия металла. Для того, чтобы на станке не прилипала одна деталь к другой, их шабрят. Поэтому станкостроение отличается даже от авиастроения тем, что каждый станок индивидуальный.
С одного станка нельзя снять ползушку и поставить на другой станок. Её надо обязательно пришабрить, вогнать клин и так далее. У нас – микроны. Например, зазор после шабрения должен быть не более 0,003 миллиметра.
Мне приходилось запускать станки, изучать станки, потому что вся новая техника проходила через 10-й цех.
Комсомольская работа и первый пост
Я поработал до 1975 года в 10-м цехе, и меня избрали секретарем комитета комсомола завода. У нас было 350 – 380 комсомольцев. Полтора года, потом 2-м секретарем Ленинского райкома комсомола, потом там же 1-м секретарем, а в итоге перешел в горком комсомола.
Комсомольская работа мне нравилась. Я, например, создал в Куйбышеве пост № 1. Кто не помнит – это постоянно действующее дежурство возле Вечного огня на площади Славы школьников старших классов. К 30-летию Победы он был организован.
Плюс я посмотрел в других городах, как это происходит. Это довольно-таки сложный механизм. В то время все делалось на энтузиазме. Дубленки надо было пошить белоснежные для детей. Я ходил на прием к командующему военным округом, уговаривал. 15 лет действовал пост с 1978 года.
Я день и ночь занимался этим постом: оружие, питание, и т.д. Приходилось приезжать утром к памятнику и нюхать, в какую сторону ветер дует. Там же продукты горения — ребёнок, стоявший на посту, мог отравиться.
Возвращение на завод
В горкоме я проработал с 1976 по 1983-й, потом еще поработал в Железнодорожном райкоме партии заворготделом. Комсомол мне нравился, а вот в партийных органах было как-то неуютно.
В 1986 году я вернулся на завод. Меня настойчиво звал наш директор Евгений Ревинский. Началась приватизация, и надо было решать очень много организационных вопросов.
Так как я был вхож в любой кабинет и у меня были связи на всех уровнях, то мог принести заводу пользу. Что такое приватизация в то время? Все вокруг было колхозное, все вокруг моё. Тут было не оформлено, тут не доведено до ума.
Когда подняли документы – обнаружили огромное количество огрехов, которые нужно было решать эффективно и быстро. И мне Ревинский говорит: «Слушай, возвращайся, нужна твоя помощь».
А поскольку для меня завод очень многое сделал — квартиру двухкомнатную дал, гараж выделил, – я долго не думал. С тех пор и по сей день занимаюсь станками.
Новая должность
Вернулся я на СВСЗ начальником сборочного цеха – главного на заводе. В месяц он выпускал 150 станков, а весь завод – примерно 200.
Люди на заводе всегда работали отличные. Приняли меня обратно хорошо. В конце 1987 года пришла ко мне председатель цехкома и говорит: «Сергей Борисович, а у нас нет очереди по жилью!»
В конце 1980-х годов станкозавод выстроил несколько 9-этажных домов в районе перекрестка Чернореченской и Владимирской.
Все, кто имел право получить квартиры, получил. В нашем коллективном договоре было записано, что каждый работник завода после семи лет получал право претендовать на жилье.
Филиал в Запанском
Пока меня не было, запустили 42-й цех, на площадке в поселке Запанской. Я там, еще будучи секретарём комсомола, организовывал субботники. Туда перешло около 1000 рабочих.
Каждый год шло плановое увеличение количества станков, и на филиале стали делать более продвинутые станки. Уже появился другой инструмент. Быстрорезы были заменены на твердосплавные пластинки. Это давало возможность увеличить скорость оборотов.
То есть шла модификация инструментов, и под эту задачу был создан новый станок, который собирался уже на этой площадке. Это был скоростной, ничуть не уступающий западным образцам токарный станок.
Памятная стела и бюст героя
Герой Советского Союза у нас был только один – Федор Санчиров. Я, кстати, когда уже перешел в комсомол, мы отмечали 100-летие завода и открывали памятную стелу.
На открытие были приглашены отец Санчирова и командир полка, где служил его сын. Федор Васильевич был танкистом, погиб в Прибалтике. В одном из боев он уничтожил шесть танков противника.
На стеле были указаны 312 фамилий станкозаводцев — участников Великой Отечественной войны. Каждую фамилию, кстати, проверяло КГБ.
Рабочие будни
Работать было комфортно. Ревинский умел создать условия. Мог и обматюкать, но коллектив уважал и заботился о нем. Каждого, представляете, знал в лицо, со всеми здоровался! Он нигде не работал, кроме как на станкозаводе. Прошел все ступени – от рабочего до директора.
Трудовая биография Евгения Ревинского к октябрю 1964-го. Должность директора предприятия он займет в 1967 году.
Евгений Владимирович умел создать обстановку на предприятии. Во-первых, все праздники праздновались коллективно.
Во-вторых, постоянно имели доступ к культурными учреждениям Ленинского района. Как это получалось? Например, из театра драмы звонят Ревинскому: «У нас батареи потекли». Наших слесарей посылали туда. С филармонией – то же самое. Взамен нам выделяли билеты.
Кассы аэрофлота, которые на Молодогвардейской, — мы тоже многое делали. Все тогда решалось на партнёрской или дружеской основе. Наталье, секретарю Ревинского, звоню: нужны билеты до Красноярска, срочно. Она: вопросов нет, тебя ждут в кассах с билетами туда и обратно.
Евгений Владимирович умел собрать людей в кулак, решить производственные задачи, жилищные проблемы.
Ревинский сумел выбить стройплощадку под наш микрорайон почти в центре города — это не просто было!
В стране и мире
Всегда считалось, что московский завод «Красный пролетарий» — флагман в отрасли станкостроения. Я много раз там бывал. Ну да, там робототехнические тележки ходили, подвозили заготовки.
Но наш СВСЗ, я считаю, был лучше. Во-первых, у нас было спроектировано и сделано много уникальных модификаций станков. Станки были высокоэффективными и передовыми. 16-Б-16-П, а до этого – 1-А-616.
Я возглавлял службу качества, когда эти станки не выпускали уже 24 года. Так вот приходили запросы из Дании и Бельгии, чтобы мы продали им эти станки для использования в колледжах и институтах в качестве учебного пособия. На этих станках работали и учились. Все современные методы в станкостроении исполнялись на наших станках. Потому что они были качественные.
Очень много было выставок. Выезжало на них руководство, начальники цехов, конструкторских и технологических отделов. И все смотрели, что нового, какие подходы.
Было внедрено такое новшество на заводе. Когда станки проектировались, то обязательно шло коллегиальное обсуждение возможностей этого станка. Приглашались и производственники, и конструкторы других отделов, и инженеры. И каждый конструктор, который выносил на коллегиальный орган свои проекты, стремился привнести в них что-то новое и интересное.
Библиотека у нас была мощнейшая, на иностранном языке огромная коллекция изданий, даже фильмотека — 100 коробок.
Средневолжский станкозавод ни одного станка, спроектированного за пределами завода, не производил. Мы реализовывали только свои разработки. У нас был мощный конструкторский отдел, который в последние годы возглавлял Павел Викторович Рубцов.
Числовое программное управление
Помню, наш главный конструктор Денисенко Федор Порфирьевич (оба его сына также до сих пор работают в станкостроении) был командирован в Японию, и когда он приехал, я его попросил выступить перед комсомольцами завода.
Он рассказал, что наше отставание от Японии составляет шесть лет. То есть они всего на пятилетку раньше нас стали делать станки с ЧПУ.
С ЧПУ в СССР были определённые проблемы. Не было двигателей, которые управляли системой, и мы их закупали в Болгарии. Уже позднее появилась наша система, разработанная в Смоленске. А до этого и привода, и система ЧПУ были болгарские. А сами болгары срисовали их с итальянских и немецких ленточных систем.
Переезд в Куйбышевский район
С завода я окончательно ушел в 2002 году.
Вместе с тремя товарищами-заводчанами сложились, взяли кредит и купили здание в промзоне рядом с поселком Кряж. И организовали предприятие по ремонту станков. Работаем до сих пор.
Мы с 2005 года были дилерами Mori Seiki — самой продвинутой японской фирмы. Она купила DMG, станкостроительный концерн немецкий. И наши ребята, четыре пусконаладчика, обучились в Японии и получили право эти станки запускать.
А всю недвижимость Средневолжского станкозавода на Красноармейской за долги предприятия раздали энергетикам, газовикам, муниципалитету. Здания разлетелись по разным собственникам.
Рабочий класс
Своими воспоминаниями о работе на станкозаводе поделился слесарь «СТАНГИДРОМАША» Владимир Александрович Чернов.
У меня работали на станкозаводе родители: мать технологом в 11-м цехе, отец – в тарно-упаковочном. Мне захотелось продолжить трудовую династию, и я пришел на завод в 1966 году. Сразу после школы. Хотя у нас было ГПТУ, но я просто пришел на завод учеником слесаря, а дальше пошло-поехало. И стал слесарем высокой квалификации.
На СВСЗ работал в цехе № 7. Делал станки особо высокой точности: ставил на них двигатели, делал фартуки и коробки подачи. Их в том числе и на экспорт отправляли — в Иран, Турцию, Болгарию и много других стран.
В нашем цехе работало примерно 100 человек, а вообще на заводе около трёх тысяч. Когда я женился, я подал заявление на расширение жилплощади. Пришел к директору, Евгению Владимировичу Ревинскому, и меня поставили на стройку.
Завод сам занимался строительством, хозспособом это называлось. Наш дом получил адрес по улице Коммунистической.
Дом №15 по улице Коммунистической, построенный силами СМСЗ. Сентябрь 1985 года. Рядом, на Владимирской, Чернореченский и Желябовской (ныне — Григория Аксакова) тоже были дома станкозаводцев.
На посошок
В завершение нашего материала мы вспомним о токаре-новаторе Василии Колесове, чья разработка подточки резца стала известна по всей стране.
Сергей Борисович Шаркунов рассказал, что, по воспоминаниям ветеранов завода, после получения Государственной премии за свое изобретение Колесов приобрел автомобиль «Победа». А еще он закупил пять бочек пива и в один прекрасный день после смены у проходной наливал каждому выходящему с завода кружку пенного.
С Сергеем Шаркуновым и Владимиром Черновым беседовала корреспондент ДГ Анастасия Кнор.
Заметки из многотиражки СВСЗ: Евгений Альмяшев
Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте
