На днях в Самаре прошли лекции известных научных журналистов и популяризаторов науки — врача и медблогера Алексея Водовозова и нейробиолога, писателя Аси Казанцевой. Лекционный тур по городам России проводится просветительским фондом «Эволюция».
Организация продолжает дело фонда «Династия», с начала нулевых занимавшегося поддержкой науки и образования и в 2015 году внезапно объявленного иностранным агентом. Митинги, открытые письма и другие действия научного сообщества никак не помогли ситуации, фонд закрылся. Но в процессе вырисовался фонд «Эволюция», который видит свою задачу в том, чтобы продолжать поддерживать популяризацию науки в России. Среди его основателей — Михаил Гельфанд, биоинформатик и известный популяризатор науки. Варвара Горностаева, главный редактор издательства Corpus, Пётр Талантов, основатель группы «Думай, Казань!». Плюс несколько странствующих лекторов — например, Ася Казанцева или Александр Панчин.
Региональные лектории — самая важная часть работы фонда. За последний год лекторы посетили 12 городов, в том числе Тюмень, Киров, Вологду, Ульяновск, Самару и Тольятти, не только просвещая тянущихся к знаниям людей, но и обучая организаторов проведению научно-популярных событий.
Мы встретились с Асей Казанцевой после самарской лекции и попросили рассказать, как удаётся донести до обычных людей сложную научную информацию, что нужно для того, чтобы писать популярные книги, и чем полезны виртуальные игры для фундаментальной науки.
— Понятно, что популяризация науки — это не только лекции. Что ещё происходит в этой сфере, если говорить о деятельности фонда?
— У «Эволюции» есть программа поддержки учителей, в рамках которой школьным учителям в разных регионах России, в первую очередь в совсем маленьких городах, отправляют посылки с хорошими научно-популярными книгами, описывающими современное состояние, например, биологии. Плюс разрабатываются методические рекомендации о том, как можно использовать эти книги для проведения уроков, чтобы рассказывать ученикам не о той биологии, которая есть в школьном учебнике, написанном 30 лет назад (и уже на тот момент устаревшем ещё на 20 лет), а о том, что находится сегодня на переднем крае науки: как работает технология генетической модификации, какие прорывы происходят в медицине и тому подобное.
У фонда есть и собственная программа по книгоизданию. Она не очень большая, но зато довольно яркая и качественная. «Эволюция» занимается, во-первых, переводом и редактированием хороших западных научно-популярных книг. Во-вторых, поддерживает издание книжек российских авторов. Фонд организовал и уже запустил серию Primus, ориентированную на поддержку начинающих авторов, тех, кто впервые в жизни написал научно-популярную книгу. В этой серии уже вышла книга научного журналиста Бориса Жукова о поведении животных, книга Михаила Никитина о происхождении жизни. В ней скоро выйдет (мы все ждём с большим нетерпением) книга Ирины Якутенко о том, как гормоны, гены и прочие биологические факторы влияют на нашу мотивацию и на нашу силу воли. Есть много всяких других прекрасных проектов.
— Есть ли особо трудные темы для просвещения? Стремитесь ли вы доносить и такие темы до массовой аудитории?
— Разумеется, есть темы, сложные для популяризации. Но это в первую очередь вопрос выбранного формата. Если мы говорим, допустим, о молекулярной биологии, то в ней почти все интересные современные исследования слишком громоздкие для научно-популярных лекций, но вот в обстоятельной научно-популярной книжке их вполне можно изложить.
При этом, конечно, чем проще формат, тем шире аудитория. И наоборот, если вы обсуждаете по-настоящему серьёзные вещи, то вас будут слушать только люди, которые и без вашего участия глубоко погружены в тему. Это проблема. Но есть хитрое решение: сначала нарастить личную известность за счёт каких-то простых и занимательных историй, а потом, когда люди к вам привыкнут и расслабятся, коварно начать рассказывать им о серьёзной фундаментальной науке. У меня, например, первая книжка чудовищно легкомысленная, вторая книжка чуть-чуть посложнее. А сейчас я пошла в магистратуру по когнитивной нейробиологии в ВШЭ, и надеюсь написать третью книжку уже о том, что находится на переднем крае науки.
— Спойлер можно?
— Там есть куча крутейших экспериментальных вещей. Шлемы для улучшения памяти во сне; радиоуправляемые жуки; импланты в мозг для больных болезнью Паркинсона, для того чтобы стимулировать у них выработку дофамина; роботизированные руки и устройства для набора текстов для парализованных людей. Куча безумно красивых, но безумно сложных вещей. Если бы я писала о них в первой книжке, она бы вряд ли стала популярной. А сейчас я уже звезда, так что есть возможность уходить в более узкие области.
— Уточню про книги. Две уже вышли, третья на подходе. Когда она станет доступна читателю? Что ещё планируете выпустить, когда и о чём?
— В ближайшие годы их так и будет две. Первая, жёлтенькая – «Как мозг заставляет нас делать глупости», вторая, розовая – «В интернете кто-то неправ! Научные исследования спорных вопросов». Одна о том, почему мы такие дураки, а вторая о том, почему другие люди такие дураки. Третья книжка выйдет не раньше 2019 года, потому что я именно ради нее поступила в магистратуру, и теперь магистратуру нужно окончить. Это будет сиреневая книжка о современной нейробиологии.
Генетический скрининг дорого стоит, примерно как подержанный автомобиль. Но мне кажется, можно накопить на подержанный автомобиль ради того, чтобы ребенок не был инвалидом.
А дальше, видимо, будет зелёная книжка про детёнышей. Репродуктивная биология и медицина – это тоже интенсивно развивающаяся область. Наука сегодня размножающимся людям может предложить очень много всего. Например, генетический скрининг, который позволяет убедиться, что у будущих родителей нет никаких рецессивных генов, связанных с наследственными заболеваниями. А если такие гены всё-таки есть, она может предложить преимплантационную генную диагностику. Вы идете на ЭКО, создаёте несколько эмбриончиков в пробирке, делаете им генетический анализ и подсаживаете в матку только тех, которые заведомо генетически благополучны, чтобы у вас не родился заведомо больной ребёнок. Эта технология доступна, она есть практически в любом российском городе-миллионнике, при этом про неё очень многие люди не знают. Это, правда, дорого стоит, примерно как подержанный автомобиль. Но мне кажется, что можно накопить на подержанный автомобиль ради того, чтобы ребёнок не был инвалидом.
Есть и масса простейших вещей, про которые не все знают. Почему нужно принимать фолиевую кислоту, когда планируете беременность. Почему имеет смысл сделать прививку от краснухи. Простейший санпросвет, но он тоже нужен, поскольку позволит, вероятно, предотвратить сколько-то случаев заболеваний у детей тех родителей, которые её прочитают.
С зелёной книжкой есть одна сложность. Чтобы её написать, имеет смысл получить собственный опыт беременности и родов. Эта перспектива у меня до сих пор не укладывается в голове, я не могу представить себя — и вдруг в роли матери. Но, по крайней мере, мой муж сильно заинтересован в детишках. Так что, если мне совсем не понравится, то я рассчитываю, что возиться с ними будет он, а я так и продолжу мотаться по стране.
— Магистратура по нейробиологии — это круто. Чем вас так привлекает это направление?
— В общем-то я и исходно нейробиолог, в СПбГУ я тоже писала диплом на кафедре физиологии высшей нервной деятельности. Надо понимать, что если в XX веке главной наукой была физика, то в XXI веке самая главная наука, конечно, биология — наука, которая меняет нашу жизнь, наше общество, наше представление о реальности, наше всё. А в биологии есть два важнейших направления: первое — это молекулярная биология, которая вместе с генной инженерией определяет, какая у нас будет медицина и что мы будем есть на завтрак. А второе — это нейробиология, которая определяет, кто мы такие.
Люди самых разных профессий в какой-то момент осознают: чтобы быть действительно на переднем крае в своей профессии, им важно знать, как работает мозг.
Интересно, что в нашу магистратуру поступают не только биологи и психологи, но и лингвисты, экономисты, компьютерщики. Люди самых разных профессий в какой-то момент осознают, что знания о работе мозга – это очень важно, и для того, чтобы двигаться дальше, быть действительно на переднем крае в своей профессии, им важно знать, как работает мозг. Например, у нас на курсе есть девочка-географ. Она изучает городские пространства, и ей важно понимать, как мозг формирует представление о пространстве, о карте тела и о карте города.
— Зачем вам ещё и все эти разъезды, попытки донести до людей довольно специфические знания?
— Спрос на популяризацию науки сейчас чудовищно превышает предложение. Любой специалист, способный читать научные статьи и пересказывать их человеческим языком, немедленно становится страшно востребованным и знаменитым. Смысл нашей работы в том, чтобы повышать коммуникативную ценность и личную безопасность слушателей – чтобы у них, с одной стороны, расширялся набор занимательных фактов, которые можно пересказывать девушкам (и юношам) на свиданиях, а с другой стороны, чтобы они знали, что происходит в современной биологии и медицине, становились менее восприимчивы к лженауке, например гомеопатии, и не боялись полезных вещей, например ГМО.
— Вы живёте сейчас в довольно жёстком графике. Что мотивирует?
— Честно? Слабохарактерность и отсутствие силы воли. Очень сложно всё время всем отказывать. Я соглашаюсь сейчас примерно на четверть предложений о лекциях, которые мне поступают, но и этого достаточно, чтобы каждую субботу в шесть утра, проклиная всё на свете, тащиться в очередной аэропорт. А зато потом, в шесть вечера, смотреть на лица людей, пришедших меня послушать в каком-нибудь очередном Норильске, и понимать, что всё это, кажется, имеет смысл.
— Что вас интересует и занимает, кроме науки?
— С моей профессией очень сложно провести границу между работой и увлечениями. Если мне что-то интересно, значит, это может быть интересно и читателям, и об этом наверняка есть исследования, и можно написать статью или сделать лекцию.
Простейший пример – компьютерные игры. Я пока не видела опубликованных исследований, посвященных Pokemon Go, потому что она недавно появилась. Но очевидно, что она гениально сделана именно с точки зрения нейробиологии. Там очень точно рассчитано, какое именно количество усилий должно приводить к результату, для того чтобы максимально активировать центр удовольствия в мозге игрока. Если бы покемон был на каждом углу, нам было бы скучно — это было бы слишком легко. Но если бы покемон был через каждые 10 км, то нам тоже было бы скучно, потому что это было бы слишком сложно. То есть я уверена, что у её разработчиков были довольно сложные расчёты того, какая должна быть концентрация покемонов разного уровня на площади, для того чтобы людям нравилось. Вот будет весна, можно будет ходить без перчаток – пойду наловлю покемонов и напишу об этом какую-нибудь статью. Всё, что мне интересно, я превращаю в топливо для моей работы и думаю, что как раз благодаря этому моя работа в итоге оказывается интересна не только мне, но и ещё нескольким десяткам тысяч человек.
Фото отсюда
Скрин Яндекс.Карты
Демиан Моргачев, режиссёр:
Мнение известного краеведа