18 апреля 1982 года на мировом календаре появилась новая дата «Международный день памятников и исторических мест». Такое решение приняла Ассамблея Международного совета по вопросам охраны памятников и достопримечательных мест при ЮНЕСКО. Сегодня этот праздник отмечается более чем в 70 странах всего мира. В Самаре нет объектов всемирного наследия, находящихся под охраной ЮНЕСКО, но мы поддерживаем идею даты — привлечение внимание общественности к вопросам защиты и сохранения культурного наследия — и её девиз «Сохраним нашу историческую родину». Ко дню Всемирного наследия ДГ запускает цикл — «Наследники Самары».
Мы рассказываем вам истории наших земляков, которые хранят в себе историю города и готовы передавать свои знания и ощущения всем нам.
Алексей Дегтев в течение 28 лет был директором одной из самых популярных в Самаре школ — № 58, что в районе Постникового оврага. С 2010 года – депутат, ныне – председатель Самарской городской думы.
В 1982 году Алексей Дегтев окончил школу № 29, которая располагалась в нынешнем здании Самарской духовной семинарии на улице Радонежского.
Здание Самарской духовной семинарии на улице Радонежского, д. 2. Было заложено в 1904 году. При ней построили домовую церковь Иоанна Златоуста. История гласит, что когда на церкви были установлены кресты, она разрушилась. Перестраивал здание архитектор Александр Щербачев в 1908-1910 годах. После революции семинарию отсюда выселили, а дом передали сначала школе № 33, затем – военно-политическому училищу. Примечательно, что домовую церковь разрушать не стали, а использовали её в разных целях: например, с 1949 года, когда сюда переехала школа № 29, в пространстве церкви располагался музей 387 гаубичного полка. В 1981 году здание отдали под дворец пионеров Октябрьского района, потому что школа № 29 переехала в только что построенное здание по соседству. В 1992 году сюда вернулась Самарская духовная семинария.
Овраги до Масленникова
Когда 1 сентября мама привела меня сюда, в школу № 29, вы должны понимать, что за микрорайон был вокруг. Ни одного высотного современного здания, один частный сектор. Улица, кстати, называлась не Радонежского, а Свердлова, в честь Якова Свердлова, сподвижника Ленина, автора «красного террора». Тогда большинство улиц носили имена советских деятелей. Мы жили на улице Плехановой. Георгия Плеханова мы знаем, как революционера, общественного деятеля, а кто такая была Плеханова? Я до сих пор через интернет даже не могу найти справку о ней. Наверняка, тоже какой-нибудь партийный деятель из рядов советской власти.
Жили мы в одноэтажном дощатом бараке, где получали комнаты рабочие завода имени Масленикова. Родители там работали оба. И как только мама обзавелась семьей, ей выделили комнату в 9 квадратных метров. Общая кухня с керогазом (сегодня такого слова уже и нет в обиходе), во дворе сараи, где хранились дрова, потому что топили мы свою комнату печкой-голландкой. Колонка, врытые столбы, перетянутые веревками, на которых сушили белье.
У нас в частном секторе весной был настоящий оазис, город-сад. В каждом дворе цвели сирень и черемуха, вишня и яблоня.
Наш барак стоял на месте, где сейчас построен жилой комплекс «Звезда», возле ракеты. И весь проспект Ленина был – частный сектор. До улицы Мичурина и дальше. Позже появилась улица Челюскинцев, на которой завод 4 ГПЗ, которого тоже уже нет, выстроила пять домов – от номера 11 до 23.
Но пока еще этого не случилось, мы зимой катались на санках в оврагах, которые доходили почти до проспекта Масленикова. Весной в половодье нашим любимым развлечением было строить плоты и пускаться на них в плавание по разбухшим озерам Молоканского сада. За молоком ходили на угол Полевой и Самарской, напротив нынешнего «Макдональдса», или на проспект Масленикова. Но мне было больше нравилось идти до Полевой, потому что родители мне давали 11 копеек на молочный коктейль.
Октябрята в домовой церкви
И вот, вдруг, после наших крошечных домашних кубометров мы приходим в высокое здание школы №29 с такими сводами — а вы видите, какие здесь потолки — что аж дух захватывало. Для нас это был настоящий дворец.
Я помню, что в одном месте школы была табличка с историй здания. Как только нас научили читать, мы добрались до неё. Там была старая дореволюционная фотография здания и дальше информация, что когда-то здесь располагалась учительская семинария. Нам это казалось всё загадочным и интересным, потому что мы понимали необычность архитектуры этого здания.
Ничего типового в нем не было, а наоборот: большие окна первых двух этажей, а на третьем узкие, как бойницы. Широкие коридоры. Кстати, в нашей школе не было актового зала. И все наши общешкольные мероприятие проходили в коридоре (или холле) второго этажа, прямо перед входом в старую домовую церковь. Здесь меня принимали в октябрята, пионеры. Здесь мы шагали строем на различных смотрах-конкурсах. Здесь мне вручали аттестат зрелости. В торце появлялась импровизированная трибуна, и танцплощадка превращалась в стройплощадку и наоборот.
Я помню, как в 1972 году школу признали аварийной, и нас на год подселили к школе №41, пока делали ремонт. Она тогда только открылась на улице Осипенко, и у нас прошел совершенно эпичный переезд: каждому ученику, даже младших классов, достался какой-то предмет из дидактического материала, который он должен был доставить из точки А в точку Б. Кто с чучелом вороны шел, кто с глобусом, кто карты нес, я тащил атласы.
Тот год запомнился мне историей, когда я единственный раз в жизни получил от матери ремня.
Челюскинский спуск до строительства набережной
Челюскинский спуск до строительства набережной
Под школой №41 к Волге тогда еще был девственный спуск. Деревянный поселок уже снесли, каменные дома еще не построили. И мы зимой там устраивали лихие катания. В те времена во дворах на детских площадках стояли качели в виде железной дуги с сиденьями. Мы залезали на эту конструкцию, человек по 8-10, разгоняли её и со свистом летели по склону вниз. Выезжали на самый лед реки. Потом хором тащили обратно и делали новый спуск. Как-то раз нам стало неохота тащить качели наверх, и вместо этого мы пошли смотреть на рыбаков, которые сидели на льду Волги. Стемнело. Когда мы вернулись в школу, там уже была паника – куда мы делись. Это же 2 класс, нам по 8 лет. В дневнике у меня появилась гневная запись, за которую я получил порцию ремня. Мать страшно перепугалась, потому что я маленьким уже проваливался под лед и чуть не утонул.
Ты откуда? Я из молокановки
В третьем классе наши бараки решили сносить, и нам дали квартиру в новом доме по улице Челюскинцев. Я ушел утром в школу, и родители дали мне с собой записку, куда мне надо возвращаться, — за это время они уже должны были переехать. Трехкомнатная квартира, где у нас с сестрой появилась своя комната, тогда мне показалась немыслимыми хоромами.
Перед нашим новым домом рушили деревянные домики, готовясь к большой стройке. Мы там много сокровищ с ребятами обнаружили. Ну как, сокровищ… Старинные газеты с Иосифом Сталиным, с декретами, с объявлениями войны и победы.
Тогда у нас было настоящее территориальное деление. Например, ребята из Молокановских садов – это будущий Козловский дом (проспект Ленина, 1), когда их спрашивали – ты откуда? — отвечали: я из молокановки. А когда мы стали здесь жить, говорили – мы из «шаров». А вот ниже – где 16 и 41 школа – там был район под названием «новый Афон».
Мы все играли в индейцев. Наше племя — шевонезов. Потому что прочитали тогда книгу «Земля соленых скал». Книг не было, и эта книжка читались по очереди. Мы создали свое племя, жгли костры на месте снесенных домов. В начале 70-х годов начали строить длинный дом по проспекту Ленина, 3. И когда цокольный этаж построили, там образовались катакомбы. Для нас это было любимым местом. Травмы были, как без этого, ссадины, ушибы, синяки и занозы – спутники наши постоянные. Но чтобы кто-то серьезно покалечился – такого не было.
Алексей Дегтев Архивные фото
Алексей Дегтев Архивные фото
Алексей Дегтев Архивные фото
Фурагой я не был, потому что был спортсменом. Это была отдельная категория. Хоккей в Куйбышеве очень уважали. Я к тому времени играл за сборную Куйбышева вратарем (в 1980 году мы в школе стали чемпионами СССР по хоккею с шайбой при команде мастеров). И когда мы играли на стадионе «Маяк» – в самом сердце «фуражской империи» — нас никогда не трогали, потому что уважали. Я выглядел обычно, а мой друг Сергей Востриков, кстати, который потом играл в ЦСК у Тихонова, носил длинные волосы, как у хиппи. И вот здесь у фураг было противоречие. С одной стороны, он был для них кумиром, а с другой стороны, они мечтали его постричь.
После 8 класса многие уходили в техникум — в ПТУ, в КИПТы.
Я сам проучился до 1981 года, и в последний год шло уже строительство нового здания школы, по соседству. Потом сюда поселился районный дворец пионеров. Но большое подворье за теперешней семинарией всё равно объединяло школу и дворец. Там была замечательная полоса препятствий, сделанная по всем правилам, баскетбольная и волейбольная площадки. Но наступил момент истины. И решением совета народных депутатов в 1992 году здание и земля была возвращена по справедливости самарской епархии.
На Сретенье господне здесь было мероприятие, куда меня пригласили. Я не был в своей старой школе почти 30 лет. Прошел по коридорам, заглянул в классы. Там, где кабинет церковного пения, у нас была физика. На 2 этаже кабинеты русского языка и истории объединили. В нашем бывшем музее снова восстановили домовую церковь. Здание как будто стало меньше…
Вы спрашиваете про привидения? Да нет, что вы. Освященность и намоленность этих классов как раз и оберегали нас от нечисти, от плохих оценок и плохих поступков. Мы жили очень дружно, у нас были замечательные педагоги. И если вы меня спросите, кто больше вложил в меня, как в личность, родители или школа, я, ей Богу, задумаюсь.
Текст: Анастасия Кнор
Рубрика открыта для всех. Пишите нам свои истории. Мы с удовольствием их расскажем остальным.
Фото семинарии, Челюскинского спуска, молокановских садов: https://vk.com/starayasamara
