С выпускником ВГИКА, которого однокурсники официально прозвали Режфедом, мы встречаемся в баре недалеко от Ладьи. В тот самый жаркий час, когда охота пикаперов тщетна, а бодибилдеры делят пляж с офисными служащими, променявшими обед на купание. Самарцу Федотову, большую часть времени живущему в Москве, иногда не хватает Волги, в чем он сразу же признается. А еще рассказывает, что пиво за 70 рублей в столице – только в таких заведениях, где пьющая интеллигенция соседствует с футбольными фанатами, причем последним в стекло в жизни не нальют. Но бар выбран нами не только из-за дешевизны и настоящего «Жигулевского»; отсюда неплохо виден предмет нашей беседы. Режиссер довольно давно рассказывает журналистам о том, что хочет снять документальный фильм о жизни ЗаВолгой. И вот теперь речь уже не о намерениях, а о том, что получается, и для кого он снимает.
Текст: Данила Телегин
— ЗаВолга — это больше ощущение или место?
— Это, прежде всего, образ жизни самарских людей. Нет, само собой, это и место, но в любом другом волжском городе ЗаВолга тоже есть. А вот массовое поселение на противоположном берегу людей разного социального уровня и достатка — это, по-моему, достаточно уникальное явление. Во всяком случае, я бывал или разговаривал с ребятами из городов Поволжья, и нигде не обнаружил подобной дикой жизни на природе в черте города.
— Давно ли ты придумал снять фильм? На какой он сейчас стадии?
— Несмотря на то, что я родился и тридцать лет прожил на берегу Волги, в этих поселениях, честно говоря, бывать доводилось нечасто. У родителей и дедушек-бабушек просто не было времени, чтобы там жить. Но когда мне было лет двадцать пять, один товарищ меня туда завлек. Он сам, его отец и дед увлекались рыбной ловлей. И где-то в районе Шелехмети у них были врыты четыре палки, обтянутые всяким подручным материалом. Домик. Меня заинтересовало, как люди из поколения в поколение живут на одном месте. Там же совершенно особенная социальная среда, свое отношение к соседям, к чужим, к Волге, к лесу… Но в тот раз о кино я еще не думал. Спустя время уже другой товарищ, праздновавший день рождения на Волге, куда-то меня возил на катере. И рассказал мне удивительную вещь, что каждое половодье лагерь затапливается, поэтому всю утварь люди зарывают осенью в землю. А потом по весне откапывают. По-моему, совершенно философская история об умирании и возрождении, и она мне показалась достаточно кинематографичной. Уже когда я поступил во ВГИК, идея меня не отпускала.
При защите диплома в теоретической части необходимо было в одном из пунктов описать проект, который хотелось бы снять. И вот тогда я более-менее сформулировал замысел. Прошло четыре или пять лет, и теперь я чуть-чуть приблизился к реализации идеи. Работаем без финансирования, на энтузиазме, но пока, слава богу, есть люди, которые мне помогают.
До сих пор не знаю, что получится. Оказалось, мифическая история в реальности выглядит немного не так. Мы приезжали до половодья, во время строительства, и в начале лета. Я увидел, что благосостояние людей изменилось, и теперь уже почти не встретить лодок «Прогресс» с моторами «Вихрь»…
— О, легендарные вещи!
— Да, но если и встречаются наши лодки, то на них стоят японские моторы. Почти перестали закапывать детали домиков в землю. Привозят всякие подушечки-раскладушечки. Одноразовая культура постепенно вытесняет ту традиционную, при которой бережно хранились все эти кастрюли, сковородки, ложки, вилки.
— Но среди продукции из «Леруа Мерлен» до сих пор можно встретить жестяные кружки, подстаканники, какие-то выцветшие гобелены советских времен. Именно это, как мне кажется, есть смысл снимать, пока оно совсем не ушло.
— Да, конечно есть. Но все равно замысел немного трансформировался. Я в любом случае не оставляю надежды зафиксировать весь этот процесс возрождения, жизни и умирания. «Срединную» часть, думаю, в этом году успеем сделать. И возможно, осень тоже. А то «возрождение», которое мы сняли, пока мне не очень нравится. Во всяком случае, те кадры не полностью соответствуют моей задумке.
— «Весна, лето, осень, зима…» по-самарски?
— Может быть. На самом деле идея моя уже несколько раз трансформировалась. Например, был момент, от которого я отказался – центральным персонажем должен был быть паромщик, Харон, который травил бы байки. Абсолютно корневая ведь история. В любой мифологии река или вода – это граница. Она разделяет живых и мертвых, своих и чужих, черных и белых…. Но потом я передумал, решил быть отстраненным. Разорвать связь городской цивилизации с той, где люди ходят босиком по земле и готовят на костре, хотя могут включить керогаз.
— Но хоть какой-то сюжет есть?
— Нет, от сюжета я отказался. Решил запечатлеть эмоции, без повествования и драматургии в классическом смысле. Там не будет говорящих голов, интервью. Будет фильм-наблюдение с минимальным вмешательством в происходящее. Попытка выхватить из потока жизни эмоциональные вещи, которые расскажут о самарском колорите. История о цикле, который будет продолжаться вечно. Если, конечно, не построят какой-нибудь мост. Я слышал что-то об этом и мост, конечно, убьет напрочь все подобные места, как это произошло в Нижнем, в Саратове, в Волгограде.
— Как думаешь, насколько дико все это для москвичей выглядит?
— Думаю, тема вызовет в столице любопытство. В Москве у меня очень много товарищей, которые просто не умеют плавать. Хотя там есть и Москва-река, и Яуза шириной буквально в две сажени, которой они очень гордятся, но Волгу они себе плохо представляют. Лично мне не хватает ощущения, когда ты можешь в любой момент сесть на теплоходик, и через несколько минут почувствовать все радости жизни на другой стороне реки. А Москва все свои реки одела в гранит. Там, конечно, есть зоны для пикников с мангалами, но это совершенно не сравнить с нашей самоорганизованной «дикостью». В основном, у большинства столичных жителей отдых ассоциируется с турецкими отелями. Они не представляют, что такое купить себе разбитую «копейку» и гонять на ней от палатки до села Рождествено за пивом, как в свое время поступил один мой одноклассник. Думаю, мой фильм может быть интересен людям, не живущим в Самаре, поскольку это будет взгляд на ЗаВолгу не изнутри, а со стороны.