В феврале 2015 года исполняется 115 лет с момента пуска Центральной электрической станции Самары, которую мы сегодня знаем под именем Самарская ГРЭС.  История  строительства этого инфраструктурного объекта, конечно, не так драматична, как сага о прокладке магистрали Центральная, и не так захватывающа, как история  строительства новых станций самарского метрополитена, но тоже весьма примечательна.

1. Немцы подсказали  

В 1886  году на праздновании 300-летия Самары заводчик Годгард Бенке устроил электрическую иллюминацию Струковского сада. «Эффектъ электрическаго света въ густой листве садовыхъ деревъ и въ переливахъ воды все время бившаго фонтана, отражаясь въ его струяхъ всеми цветами радуги, — были поразительны», — писал по этому поводу городской голова Петр Алабин. Свет электрических дуговых ламп очень понравился самарцам, и вскоре городская управа задумалась о том, что хорошо бы поставить такие фонари на городских улицах.

 2. Изучение рынка 

В июне 1894 года  городской голова Николай Гаврилович Неклютин направил различным самарским учреждениям и жителям 242 запроса, в которых  адресатов спрашивали,  «желательно ли ему иметь электрическое освещение», «каким числом керосиновых ламп, каких линий  (ширина фитиля) и приблизительно сколько часов в сутки производится освещение, также какая сумма в сутки расходуется на освещение ныне». Сведя всю полученную информацию воедино, городской электротехник Николай Жданов доложил, что  запрашиваемая самарцами мощность составит примерно 85 киловатт, или 1500 ламп, и «что наибольшее желание осветить свои помещения замечается у лиц, имеющих торговые заведения на Дворянской и Панской улицах».

 3. Открытый тендер

В августе 1896 года в газетах Санкт-Петербурга,  Москвы, Киева и Харькова был опубликован «вызов желающих принять участие в  устройстве и эксплуатации электрического освещения» в Самаре. Кроме того, управам в  Киев, Орёл, Нижний Новгород, Одессу, Тифлис, Полтаву, Пермь, Ростов, Тамбов и даже в магистрат финского города  Николайштадт были разосланы запросы с просьбой рассказать, на каких условиях они построили или строят свои электростанции.

Большой выбор – это не всегда просто, и в октябре  1896 года самарский голова  писал своему уфимскому коллеге, что претендентов на строительство много, но «все они предлагают различные условия, разобраться в которых весьма трудно».

4. Условия контракта

13 июля 1898 года Самарская городская управа и акционерное общество русских электротехнических заводов «Сименс и Гальске» (российское отделение фирмы «Сименс») подписали контракт о строительстве осветительной сети и  центральной электрической станции в Самаре мощностью 210 киловатт. «Сименс» согласился дать годовую гарантию на строящуюся станцию и в течение этого периода обеспечивать ее работу.  Администрация Самары отвечала за строительство здания для электростанции.  Сроком окончания работ по оборудованию станции было названо 1 января 1899 года.

5. Гладко было на бумаге

Лишь в июне 1899 года в Самару прибыл для начала  монтажа оборудования уполномоченный «Сименс» — инженер Франц Яник. Напомним, что к тому моменту по условиям контракта станция должна была работать уже 6 месяцев. Анализ архивных документов показывает, что задержка была вызвана тем, что городская власть  долго определялась с местом строительства станции и уточняла список объектов, которые должны быть освещены.

6. Взаимные претензии 

В процессе строительства городской электротехник Николай Жданов, надзиравший за монтажом оборудования, неоднократно сообщал в городскую управу о недостатках монтажа оборудования со стороны «Сименс». В конце февраля 1900 года станция начала давать электрический ток абонентам. Но с этого момента конфликт между подрядчиком и заказчиком стал только обостряться:  «Сименс» стремился сдать станцию  как можно раньше, а управа не хотела принимать ее с недоделками.  Впрочем, в этот период не были завершены и работы по строительству здания электростанции, за которые отвечал город. Протекала крыша, стены дали трещины, из окон дуло и т. д. Подрядчик и заказчик неоднократно обменивались претензиями.

7. Задолго до Чубайса

Поскольку представителю «Сименс» не удавалось получить от городских должностных лиц обещания принять станцию, то 22 мая 1900 года он ее просто остановил, прекратив освещение театра и подачу энергии всем абонентам. Самарской управе пришлось провести  экстренное заседание комиссии для обсуждения всех «изложенных затруднений», тем более что 25 мая предполагался первый оперный спектакль, а электричество было необходимо для осветительных прожекторов. Управа пообещала «Сименс», что до приемки городской станции будет оплачивать все затраты на ее работу.

8. Жертвы стройки

В начале сентября 1900 года из-за неправильного переключения оборудования  случились перебои в энергоснабжении потребителей. Городская управа сразу же отправила жалобу в столичное отделение «Сименс». «Вследствие ссор Яника с абонентами поступают жалобы на  самовольные отключения света…  альтернатор (генератор) сгорел, что грозило большими несчастиями… Управа  покорно просит фирму назначить для заведования делом знающего, внимательного инженера». Столичному руководству фирмы не нужны были излишние конфликты с заказчиком, поэтому Янику дали отставку. Но важно отметить, что летом 1900 года прошение об отставке подал и его оппонент — городской электротехник Николай Жданов. Разумно предположить, что эта отставка тоже была связана с тем, что само здание для электростанции  строилось с задержками и не слишком удачно. Кстати, в этот период и члены депутатской комиссии, курировавшей строительство станции,  массово покинули ее состав. Поскольку стало ясно, что станция  обойдется дороже, чем предполагалось вначале, а город строил ее на заемные деньги, то обсуждался  даже вариант о продаже ее какому-нибудь предпринимателю.

9. Без красной ленточки

Сдача станции городу после годовой гарантии «Сименс» была намечена на август 1901 года. Программа испытаний  была подготовлена профессором электротехнического института Александра III  П. Войнаровским.  После этих испытаний замечаний к устройству станции накопилось на 18 страниц.  Управа отказалась оплачивать всю сумму, пока недоделки не будут устранены. Всего с подрядчика было решено удержать более 49 тыс. рублей. Для исправления ситуации конторе «Сименс» пришлось переложить на увеличенную  глубину кабели на улицах, заменить фонарные столбы, переделать распределительную доску станции и т. д. Для ускорения получения платы  компания «Сименс» просила содействия у губернатора, «так как соглашение с городской управой, несмотря на все наши старания, оказалось невозможным»,  но получить окончательную приемку станции и расчет фирме оказалось непросто. Лишь в апреле 1902 года состоялось заседание городской думы, на котором было решено, что условия по многострадальному контракту выполнены.

10. Финансовые итоги

Появление электрической станции стало несомненным благом для Самары. Электрический свет на улицах и в домах зажиточных горожан создавал новый уровень бытового комфорта для самарцев. Однако не радовали экономические итоги проекта. Устройство электрического освещения обошлось Самаре не в 134 тысячи, как было запланировано изначально, а в 243 тыс. рублей. Хотя станция проектировалась в качестве прибыльного предприятия, но только за 1901 год принесла городскому бюджету убытков на 20 тыс. руб. Это заставляло управу принять решение о сокращении использования электрического света в уличном освещении. Станция была задействована лишь несколько часов в сутки для удовлетворения потребностей в освещении торговых заведений и домов состоятельных самарцев. В результате потенциальные промышленные  потребители энергии  вынуждены были самостоятельно строить собственные блок-электростанции. К 1911 году таких блок-станций в Самаре насчитывалось уже 38 штук (не считая станций при крупных мельницах и заводах). Их совокупная  мощность составляла 548 киловатт – то есть была в 2,7 раза больше мощности городской электростанции. Каждая из частных станций могла давать освещение близлежащему району и создавать конкуренцию, затрудняющую дальнейшее развитие муниципального источника электрического тока.

11. Успешная работа над ошибками

В 1910 году был объявлен конкурс проектов на расширение самарской станции с призовым фондом в 10 000 рублей. Из 43 конкурсных работ специалистами Императорского технического общества был выбран проект под названием «Лучше поздно, чем никогда»,  выполненный инженером  Павлом Антоновичем Суткевичем. В проекте доказывалась необходимость изменения структуры потребления энергии за счет энергоснабжения работы пристаней и летних увеселительных заведений в тот период, когда освещение частным абонентам нужно на минимальном уровне, прокладки трамвайных маршрутов и использования новых экономичных ламп. Повысить прибыльность работы электростанции должно было и увеличение ее мощности.

«При строго рациональной постановке дела, как при самом устройстве, так и при дальнейшей эксплуатации предприятия, город может надеяться не только на безубыточное ведение дел, но и на получение довольно значительной прибыли», — писал Суткевич. В этот раз станцию строили уже гораздо более организованно и даже заложили в фундамент нового помещения грамоту с подписью губернатора Протасьева и представителей городского самоуправления. К ноябрю 1914 года новые 3200 киловатт начали свою работу на благо города, а в феврале 1915 года при помощи энергии новой электростанции  в Самаре было открыто и трамвайное движение.

Текст: Владимир Громов

Фото:  из ЖЖ Вадима Кондратьева

Автор благодарит за помощь в подготовке материала сотрудников Центрального государственного архива Самарской области.

Первый раз я «попробовала Волгу», когда мне было всего полгода. По рассказам, была весна, и мои ножки были красными от ледяной воды. И не будет преувеличением, что с тех самых пор я не представляю себе жизни без нашей могучей. Я волжанка до мозга костей. И пою Волге оды.

Много путешествуя, я до сих пор не встретила место, где могла бы сказать: здесь мне так же прекрасно, как там, в Самаре рядом с Волгой. Не смогли покорить меня ни дикая Тежу со своим самым длинным в Европе мостом Васко да Гама, ни благородный Дунай, соединяющий десяток государств, ни даже прекрасное озеро Кинерет, которое своими цветом, запахом, волнами и окружающим жигулёвским пейзажем так тешит душу волжанина на чужбине. Всем им не хватает зимней волжской ипостаси.

Как-то из Питера ко мне приезжала подруга. Ну что покажешь жителю культурной столицы зимой в Самаре? И я недолго думая вывела её на Волгу на лёд. Тогда ещё особый шик предавала переправа лошадьми с санями. Человек был в невероятном восторге. Звонила домой и радостно кричала в трубку: «Представляешь, я сейчас на середине Волги стою!»

Но для нас зимний отдых за Волгой — это одна из самых важных составляющих самарского образа жизни. Не знать самарцу, что такое каждым своим шагом измерить ширину и величие родной реки, всё равно что не сжечь чучело на Масленицу. Вроде бы и переживёшь, но упустишь нечто важное, что доступно всем, но не тебе. За Волгой и дышится легко, и мысли текут приятнее, и, как бы поэтично это ни звучало, за Волгой самарец настоящий и живой, без давящего груза дырявых дорог и проблем с метро. Поэтому, как только лёд крепчает, несмотря на все запреты МЧС, появляются на льду сначала рыбаки-первооткрыватели, а потом уж и остальные горожане гусеничками выползают на «ту сторону».

Не помню, когда я первый раз оказалась на льду. У меня ощущение, что это было всегда. Мы с родителями просто шли гулять с собаками, спускались вниз и уходили за Волгу. Гуляли по Воложке, бродили по лесу, катались на санках, смотрели, кого ловят рыбаки, носились по сугробам, а потом, счастливые и усталые, с веточками вербы, которая тогда в изобилии заполняла берега Заволги, мы возвращались домой. И это был ненадоедающий план на каждый зимний выходной.

До сих пор эта забава нравится не только мне, но и огромному количеству жителей города. Выйдя в этот раз за Волгу, я увидела, как идут люди: кто пешком, кто на велосипедах и лыжах, с колясками, санками и собаками, по одиночке, романтичными парочками и компаниями. Как развеваются воздушные змеи и яркие паруса кайтов над белыми, как сама истина, волжскими просторами. Возраст и социальный статус тут просто исчезают. Вот бабушки налегке, на часок – туда и обратно, а вот мы — с пенками и шпикачками, и наша цель — надышаться чистым воздухом на всю рабочую неделю, а вот жители Рождествено возвращаются домой – катались на коньках на набережной, а вот бодро бежит лыжник и радостный хаски вслед за хозяином. Тянется волжанин проторенными тропками.

А как-то был у меня опыт пересечения Волги не по тропкам, а по целине. В тот год уж очень бурно река замерзала и образовала в некоторых местах огромные, до середины человеческого роста, ледяные торосы, которым, когда мы через них перебирались, казалось, никогда не будет конца. Толстые страшные глыбы торчали вверх и, по ощущениям, намеревались погубить любого, кто к ним приближался. Спереди, по бокам, сзади – отовсюду угрожающе торчал лёд, который с берега показался незначительным. Некуда было просунуть не то что тело, но даже детскую ногу, и было непонятно, как далеко до тропы – продолжать идти или возвращаться.

Всё, конечно же, закончилось благополучно. Как и в тот раз, когда мы оказались за Волгой впервые. И как самые настоящие одичалые горожане с раскрасневшимися от ветра щеками под залихватские маршевые песни ушли на ту сторону и предались непонятному жителям других стран и городов удовольствию – зимнему заволжскому отдыху. А на обратном пути нас догнала группа велосипедистов, среди которых был дедушка с волшебной длинной серебристой бородой, как у Гендальфа. Уже на берегу он пожал руку своим собратьям по велосипедному цеху, после чего они разъехались в разные стороны. А я шла домой, жмурилась от удовольствия и думала: как хорошо, что, несмотря на происходящее в мире, тут у нас в любое время года всегда будет то, что нас объединяет, – Заволга.

Текст, фото: Аля Шарипова

Моя первая съемка на телевидении стала для меня профессиональным позором.  Я пришла на студию уже более или менее опытным журналистом в 1995 году, с газетной привычкой отвечать только за себя и с представлением, что слово есть первоисточник всего. Это было время, когда государство вовсю осуществляло форматирование всех жизненно важных систем: пенсионной, образовательной, медицинской и прочая. И мой первый большой репортаж был посвящен внедрению системы обязательного медицинского страхования.

С оператором Рашидом Мамедовым за комментариями приезжаем мы к главному врачу областной больницы им. Калинина Владимиру Диамидовичу Середавину. Рашид расчехляет кофр, достает оттуда камеру SuperVHS и протягивает мне руку за кассетой. И тут я в ужасе понимаю, что забыла кассету на работе. Паника, плещущаяся в моих глазах, окрылила оператора на подвиг. Он, бормоча слова извинений, выбегает из кабинета с обещанием вернуться через 15 минут, а я остаюсь.

Я долго потом размышляла, понял ли Владимир Диамидович мою оплошность или нет, но виду он не подал. Напротив, усадил меня за стол, начал поить чаем и развлекать разговорами. Барышней я была любопытной, поэтому не стеснялась спросить у него ни про саблю казацкую, висевшую на стене, ни про фотографию внучки, снятую рядом с лихим конем. К тому времени, как приехал Рашид, я уже обожала доктора Середавина. Интервью, разумеется, вышло острым, аргументированным и предельно содержательным, и этот материал  дал неплохой старт моей телевизионной карьере.

~

Как-то вышло, что со временем я познакомилась с супругой Владимира Диамидовича Александрой Филипповной, с дочкой Юлией и её семьей, и даже несколько раз бывала у них дома. Очарование личностью Середавина не покидает меня до сих пор, хотя вот уже 12 лет его нет на этом свете.

Когда в социальных сетях появилась информация о том, что больницу Калинина планируют переименовать в больницу имени Середавина, я, честно говоря, обрадовалась. Думаю: наконец-то. Ведь надо знать, что сразу после смерти Владимира Диамидовича коллектив больницы выходил с ходатайством о переименовании, но областные власти тогда идею не поддержали.

На этой радостной волне про побеждающую справедливость перехожу к комментариям в соцсетях по теме. И начинаю читать совсем уже непонятные для меня вещи:

Зачем называть больницу именем посредственного врача?

1

По господину Середавину крайне много вопросов и по его деятельности, многие в «пироговке» до того, как его возвеличили, не очень лестно о нем отзывались.

2

 Не следует переоценивать роль В.Д. Середавина в появлении нового здания б-цы Калинина. Он был лишь образцовым исполнителем.

4

А Середавин  не был ли коммунистом? Не поддерживал ли линию партии? А то сейчас переименуем, а потом люстрации всяческие начнутся, опять придется переименовывать.

Не сдержавшись, я позвонила дочери Владимира Диамидовича, заведующей отделением пульмонологии областной клинической больницы им. Середавина  Юлии Владимировне Богдановой,  со словами:  «Ты видела?» Нет, она не видела, и это немного погасило клокочущий во мне огонь возмущения.

Мы встретились с ней как раз в день, когда переименование состоялось.

Немного истории

— После смерти Владимира Ленина в 1924 году именем его и его соратников называли всё что ни попадя: города, улицы, учреждения. Председатель ВЦИК РСФСР Михаил Иванович Калинин как раз в этом году приезжал в Самарскую губернию, после чего было принято решение о придании больнице его имени. А до этого это была областная, как тогда говорили, номерная больница. Кстати, еще одна больница, носящая имя Калинина, есть в Донецке.

До 1975 года областная больница имени Калинина располагалась по адресу: Ленинская, 75. Это прекрасное старинное здание, выстроенное в 1908 году семьей Шихобаловых.  Это была первая самарская больница. Она была электрифицирована в отличие от большинства городских зданий, и в вечерние часы окна, залитые электрическим светом, производили сильное впечатление.   Многие самарцы старались маршрут своих вечерних прогулок проложить мимо больницы, чтобы полюбоваться этим зрелищем. На втором этаже в здании был мраморный фонтан. Больница была оснащена собственной котельной, сантехническим оборудованием. В приемном покое все поступающие больные обязательно принимали горячую ванну. Больница была построена на 30 коек, а в 1975 году там располагалось уже 300 коек.

— Стало понятно, что учреждение нуждается в расширении. В 1975 году принимается решение о строительстве нового комплекса на Ташкентской.  Владимира Диамидовича, зная, что предстоит большое строительство, назначают главным врачом. До этого он работал в Кинель-Черкасской районной больнице, начав с хирурга и дойдя до должности главного врача. И вот Федор Степанович Белянин, начальник областного отдела здравоохранения (могу попутать точное название должности),  его выделил из всех. Почему и как, я не знаю.

— Папа стал фактически начальником стройки. Ватник, фуражка, резиновые сапоги — его привычная форма одежда на стройке. Но потом, возвращаясь в больницу, он тщательно переодевался: наглаженные брюки, штиблеты, кипенно-белый халат, высокая медицинская шапочка, которую до сих пор многие помнят…

Про посредственности и непосредственности

— Почему папу называют посредственным врачом, мне сложно сказать.  Это, скорее всего, люди, которые вообще не представляют себе, какой врач хороший, а какой плохой. Дело в том, что бытует такое мнение, что организаторы здравоохранения — это те, кто не смог работать в практической медицине. Это действительно очень распространенное, к большому сожалению, суждение, но оно абсолютно неверное. Не может руководить профессиональным коллективом человек, которого подчиненные не уважают с профессиональной точки зрения. Если бы Владимир Середавин был посредственным врачом, то никогда в больнице не было бы того, чем сейчас область гордится. Я имею в виду программы по пересадке костного мозга, трансплантации суставов, исправления лица и черепа. Ведь эти научные школы появились в 90-е годы. По пересадке костного мозга мы много лет занимали в стране лидирующие позиции.  И доктора наши до сих пор читают лекции на различных форумах за границей. Если бы он как врач был недалек, вряд ли бы он смог найти всех тех людей, которые углубились в науку и приподняли её до такой большой высоты. Помимо перечисленных направлений у нас отличная детская урология, детская неврология, кстати, роддом, куда свозят самых тяжелых беременных женщин со всей области. Показатели нашей больницы в СССР были лучшими по всей тогда еще большой стране.

Если бы Владимир Середавин был посредственным врачом, то никогда в больнице не было бы того, чем сейчас область гордится.

— Как врач-хирург он перестал стоять за операционным столом, когда начал руководить больницей, но принимал участие в большом количестве консилиумов. Были случаи, когда его мнение было решающим по постановке правильного диагноза. А потом есть такая отдельная медицинская специальность  «организатор здравоохранения», которой он владел в совершенстве.

— Можно создать современный работающий центр, но он не сможет работать, если в нем нет определенной моральной идеи, устоев. На коммерческой основе очень сложно быть успешным длительное время. Ты можешь быть хорошим врачом и получать за свою работу хорошее вознаграждение, но если твоих внутренних качеств недостаточно, то всё равно поток иссякнет. Если ты недостаточно внутренне вкладываешься, то ты обязательно пропустишь вперед других. Безусловно, Владимир Диамидович прежде всего гордился людьми и старался создать условия для их роста. Первый состав врачей учился в лучших НИИ Москвы и Ленинграда. При папе состав коллектива вырос в 10 раз — с 300 сотрудников до  3 тысяч.

Синдром шпингалета

— Была ситуация, когда папа чуть не лишился партбилета. К моменту начала строительства больницы были заявлены одни планы, а потом через два года появляются новый аппарат УЗИ, новый рентген-аппарат, и под это оборудование требуются иные технические условия. Нужно было менять проект. Но в Куйбышеве это делать отказались, и Владимир Диамидович пригрозил тем, что поедет в головное министерство в Москву. И тогда ему участливо посоветовали никуда не ездить и ничего не просить, иначе можно быстро лишиться должности и партийного билета.  Но он не послушался.

— В приемной Министерства строительства СССР его продержали два дня. Думали, что за деревенский мужичок просится на прием к министру? К концу второго дня он просто встал со стула и ринулся в кабинет к министру, опередив бдительных помощников. «Как же так? — бушевал он. — Вместо того, чтобы быть на стройке, я двое суток сижу под вашей дверью и жду, чтобы вы уделили мне 10 минут!» Министр успокоил Середавина, выслушал его и принял положительное решение. Владимир Диамидович вернулся в Куйбышев победителем. Должность и партбилет он сохранил, потому что еще до его возвращения в куйбышевский обком  пришли правительственные распоряжения по поводу смены проекта.

Когда в холодную и дождливую погоду Владимир Диамидович проходил по больнице и видел, что окно болтается на ветру и никто шпингалет не опустит, он считал это совершенно недопустимым.

— Доктор Середавин не любил равнодушия. У него было своё название — «синдром шпингалета» И если человек был болен этим синдромом, то папа говорил, что с ним в разведку ходить нельзя. Нарисуйте картину: только что построенная больница, конечно, она была выстрадана всем коллективом! А как её отмывали! — целая история. Люди цветы из дома приносили, макраме на стены вешали. И когда в холодную и дождливую погоду Владимир Диамидович проходил по больнице и видел, что окно болтается на ветру и никто шпингалет не опустит, он считал это совершенно недопустимым. Второе: он не любил необучаемых. Это были две черты, которые он ненавидел. Он считал, что от этого всё остальное: предательство, наплевательской отношение к работе и близким…

— Когда я стала заведующей (а я очень не хотела быть заведующей,  потому что  другую семейную модель себе представляла, где в центре должен быть мужчина), единственный совет, который папа мне дал, звучал так: каждого человека нужно любить. Пока он тебе многократно не докажет обратное,  ты должна в человека верить. Может быть, у него обстоятельства сложились особенные, может быть, ты что-то неправильно ему объяснила. Ведь одному человеку для понимания требуется один раз сказать, а другому — 10 раз, и ты должна это сделать. Он такой интересный пример приводил: не могут в мире все быть высокими голубоглазыми блондинами! Люди разные, точно так же, как их реакции, их жизненные ответы на обстоятельства. Надо суметь каждого понять. Кстати, Владимир Диамидович  спокойно сам мог признать свою ошибку. Он даже радость какую-то испытывал, что чему-то новому научился, новое познал.

Каждого человека нужно любить. Пока он тебе многократно не докажет обратное,  ты должна в человека верить.

— Его сердце всегда любило.  Маму, меня, внучку, друзей многочисленных. Он приходил с работы,  и у всех домашних было чувство радости. Он ставил свой старомодный гремучий чемоданчик на пол, расстегивал замок и доставал нам подарки. Всегда, каждый день. Ерунду любую — хоть карандаш простой. А если ничего не успевал купить, то просто останавливался по дороге домой и рвал полевые цветы. Он очень любил желтые цветы. И вот приходил домой, открывал портфель и вручал нам по букетику: маме сурепку, мне и внучке Насте. И все его женщины были счастливы. Понимаете, он не экономил свои чувства.

Личные вещи В. Середавина

Народное признание

— В 2006 году возле больницы Калинина открыли памятник моему отцу. Как сказал однажды Геннадий Николаевич Гридасов (министр здравоохранения Самарской области, в прошлом — главный врач б-цы им. Калинина — прим. авт.), у нас полно памятников завоевателям, которые многих людей погубили, и слишком мало памятников врачам, которые спасали жизни. Тогда минуло 6 лет, как не стало папы. Мы уже отчаялись биться с темой переименования больницы, и тут возникла идея поставить памятник напротив главного входа. Питерский скульптор Шувалов взялся воплотить образ Владимира Середавина. Деньги собирали друзья и очень помогли с транспортировкой. Геннадий Николаевич кинул клич, и под этот памятник (6 лет прошло!) накидали столько денег, что на них и лестницу центральную отремонтировали, и светящиеся  буквы «СОКБ Калинина» тоже сделали… Был открыт расчетный счет, все было прозрачно, чтобы хорошую идею никто никакими глупостями не замарал…

— Идее о переименовании больницы 12 лет. Как не стало папы, инициатива от коллектива больницы тут же была оформлена и передана губернатору и в Министерство здравоохранения. Но возникли разные сложности… Прежде всего из-за нежелания этот вопрос поддержать. Много было таких нежелающих, в чьем ведении было этот вопрос решить. Наверное, тяжело иногда признавать, что тот, кто ниже тебя по положению, оставил после себя такую долгую и благодарную память.

— Когда пришел новый губернатор, который к вопросам памяти относится очень бережно, Геннадий Николаевич Гридасов и Дмитрий Николаевич Купцов, нынешний главврач больницы Калинина, эту инициативу вновь подняли. Коллектив больницы выдвинул Владимира Середавина на премию «Народное признание», я удивилась, сколько людей за него проголосовало — тысячи! Из деревень разных бабульки приходили, в Безенчуке в библиотеке устроили пункт сбора подписей в поддержку.

— Когда после премии «Народное признание» был новогодний губернаторский прием, Галина Гусарова первая подошла и сказала: «Я столько всего сделала, чтобы это переименование состоялось». Я, конечно, улыбнулась. И всё же, как бы мы ни хотели — родственники, я, мама моя, дочка — увековечить папино имя, ничего не получилось бы без поддержки многих жителей нашей области. Я сама пока еще эмоционально в это событие не вжилась. Столько ждала…

Текст: Анастасия Кнор

Впервые на арене цирка Хамада Кута, дрессировщик в шестом поколении и заслуженный артист Египта, появился, когда ему едва исполнилось два года. В семь лет он уже работал со львами и тиграми в одиночку. Еще через двадцать лет Хамада доехал до самарского цирка со своей программой «Нубийские львы». Для тех, кто так и не увидел Хамаду в деле, —  большой и яркий фоторепортаж ДГ с представления.

Самарские гастроли египетского артиста продлятся до 23 февраля, так что вы еще успеете увидеть, как лев снова не откусывает бритую голову Хамады.

P.S. В своем «Фейсбуке» Хамада публично возмущается афишей, которую сделали к его самарским гастролям. Возмущение разделяю. Афиши см. на городских улицах.