Самарцы, которым сейчас около тридцати и они когда-либо в жизни мало-мальски интересовались музыкой, не могли не слышать голоса этих людей. Генеральный продюсер «Нашего Радио в Самаре» Алексей Елхимов и креативный директор радиостанции Демиан Моргачёв были в нулевые годы одними из самых заметных людей в местном эфире. Герои без гитар (как они сами себя тогда называли) стоят у самарцев в ассоциативном ряду где-то между «Сквозняком» в Фабрике-кухне и саундтреком к «Брату-2».
На этой неделе стало известно, что «Наше Радио» вернётся в самарский эфир. Андрей Кочетков решил, что это отличный повод поговорить с Елхимовым и Моргачёвым о радио, музыкантах, жизненных принципах и Вячеславе Петкуне, нахваливавшем тольяттинский коньяк.
— Ты помнишь, как всё начиналось?
Моргачёв: — Я помню, что это был какой-то один из летних дней. И случилось всё так, что, каким-то образом включив какой-то радиоприемник, мы услышали новую волну. Рок-н-ролл в Самаре, да такой прям русский рок-н-ролл!..
Елхимов: — 99-й год, на «Русском Радио» в Самаре крутился ролик: «Авторский проект Алексея Елхимова и Демиана Моргачева «Целлулоид»». Название мы сперли у Фёдорова [Евгений Фёдоров, Tequilajazz — прим. ред.]. Мы назвали так программу о музыке в кино. А потом появилось «Наше Радио» в Самаре, и мы поняли, что нужно уходить туда. И появились сначала две первые, тоже наши авторские программы. Одна называлась «Мифология», о самарских музыкантах, а второй проект назывался… Тоже о кино… Я не помню как. То есть началось всё с того, что мы стали делать просто свои программы авторские. Но на «Нашем Радио», поскольку это было по душе. Время было другое, конечно. Тогда время было такое, что творчество в СМИ приветствовалось и вело к процветанию СМИ. Сегодня всё…
Моргачёв: — Вот болтун, находка для шпиона… Какое там процветание СМИ?!
Елхимов. — У нас всё тогда было!
Моргачёв: — Да, и реализация, и зарплаты, и всё хорошо…
Елхимов: — И редакция нормально работала над созданием собственного контента. И единственным способом продать «Наше Радио» тогда было заработать на программе. Делать свой продукт и делать мероприятия какие-то. С чего, собственно, всё и начиналось. То есть необходимость собственной редакции тогда была понятна.
Моргачёв: — Нас взяли туда случайно, честно говоря. Мы пришли, а там сидит такой человек из города Актау и говорит…
Елхимов: — Саша Муратов. Классный парень, кстати, спасибо ему.
Моргачёв: — Он говорит: «Я программный директор. А вы кто?» А мы говорим: «А мы, собственно говоря, пришли делать программы!» Он говорит: «Елки-палки, а вот вас-то мне и не хватало!»
Елхимов: — И приходит как-то Сашка однажды и говорит: «Ребята, выручайте, я не знаю, что делать… Были на планерке, мне говорят: «Давай программы! Где программы?!» Я не знаю, что им даже сказать… Ребята, придумайте…» Мы говорим: «Сейчас сделаем…»
Моргачёв: — Ты будь уверен, к вечеру у тебя будет список программ, а завтра ты… Типа ложись спать, ни о чем не думай, утро вечера мудренее… А утром ты зайдешь в этот кабинет – и будет лежать список программ.
Елхимов: — А мы с Дёмой очень любили покреативить. Очень любили сесть так и давай… Надо же деньги зарабатывать, и мы давай сочинять программы. Ну и хитом той бумажки была программа о политике в регионе «Жуки и пауки губернии».
Моргачёв: — Да, «Жуки и пауки Самарской губернии».
Елхимов: — Эту программу как сейчас помню… Мы, в общем, этот листочек принесли программному директору на тот момент, и он попёрся утром на планерку с программой «Жуки и пауки Самарской губернии».
Моргачёв: — Он говорит: «Надо что-то под выборы сделать». Ну а мы же креативщики. Мы думаем, классно было бы политиков посадить в одну банку, и пусть они прям на радио под рок-н-ролл, под жесткий какой-нибудь, под группу «Ария»… Как казалось тогда, всё срастется. Конечно же, ни один политик на такое не пойдет, но нам тогда казалось, что это возможно.
— А кто тогда был «жуками» и «пауками» главными?
Елхимов: — Присекин с Лиманским были тогда.
Моргачёв: — Вот это две такие области несоприкосновения, которые умудрялись друг друга троллить каким-то образом. Но мы думали, мы-то создадим такой супертроллинг-проект.
Елхимов: — Присекин был наш человек, он тогда башню [вещательная вышка на Сорокиных хуторах — прим. ред.] строил, помогал.
Моргачёв: — Не знаю, чей он был человек. Меня это интересовало с точки зрения, как это вообще возможно совместить. Сделать на рок-н-ролльном радио политическую программу.
Елхимов: — С точки зрения компании, в которой мы работали уже на тот момент, Присекин был наш человек. Он помогал ЗАО «Орион ТВ», часть акций была его, по-моему. И как раз было строительство этой вышки «Ориона». Вертолётом, помню, строили её на наших глазах. Какая была красота! Какой проект!
Моргачёв: — Скоро подпилят, другую построят. Эту завалят вышку.
Елхимов: — Зачем? Перестань…
Моргачёв: — Да, и пойдет твоя молодость прахом. И засадят все твои кусточки-лапуточки, которые там, на «Орионе»… Грибочки, помнишь, как мы собирали отлично в лесочке? А там работать так хорошо было: лес, тишина…
Елхимов: — Птички поют…
Моргачёв: — Особенно зимой: сидишь на смене, снег падает, аж слышно… Прям такой буддизм.
Елхимов: — И две огромные собаки, алабаи, там жили… Они как гавкнут – аж эхо разнесется! И снежок такой потом падает тихо… Хорошо!
— «Наше Радио» — это же было не только про эфиры, но и про городские движняки…
Моргачёв: — Понятно, что Самара – крупный город, она может что-то там показать. Здесь богатая рок-н-ролльная история, есть группы, которые играют, всё как-то развивается. Вокруг этого ком наворачивается. А люди, которые, условно говоря, с маленького городочка… Для них это «Наше Радио» как глоток воздуха было. То есть тогда было ощущение, что действительно что-то в стране поднимается, развивается. Под эту музыку. И люди, которые сейчас, в общем-то, выходят с белыми ленточками на московские площади, они в принципе…
Елхимов: — Да уже и не выходит никто.
Моргачёв: — Уже, может быть, и не выходит никто. Но они были воспитаны и саккумулированы именно этой волной, собственно говоря, новой музыки. Которая всех тогда возбуждала. Потому что ну ничего не было же. Радиостанции были какие там? Всё попсовое. Нужно было что-то свежее. И это был успешный коммерческий ход. Я не знаю, как его прочухали Куницын с Аитовым тогда, но они взяли это, не зная, как поднять радио в коммерческом плане. Но то, что это было слушабельно на тот момент — точно. Оно в Москве-то только появилось. А они [Куницын и Аитов – прим. ред.] чуть ли не первые-вторые взяли самую большую лицензию. То есть объем собственного вещания был прямо до небес. Что хочешь, то и твори. Они нам так и говорили: «Что хотите, то и делайте. Главное – приносите бабло».
Елхимов: — «Даже можете бабло не приносить. Делайте что хотите».
Моргачёв: — И первые года полтора «делайте что хотите» превращалось в какие-то очень удачные проекты. И на радио были какие-то хорошие проекты. И в городе «Наше Радио» стали узнавать, и на площадках были какие-то акции, и рок-бар «Подвал» там подключен был небезызвестным способом. Тогда пива было больше, оно было лучше, и музыка звенела из каждого окна. И люди ходили с другими глазами по улицам.
Тогда было ощущение, что действительно что-то в стране поднимается, развивается. Под эту музыку.
Елхимов: — Вот молодец Демиан Моргачёв, всё рассказал. Просто очевидно стало: чтобы радио слушали в городе, нужно выходить из эфира в офлайновую акцию. Тогда и Миша Козырев говорил тоже про это. Важно, чтобы логотип радиостанции был на каждой рок-н-ролльной афише. Выходит диск с хорошей музыкой – там логотип радиостанции. Люди должны это видеть и узнавать. Задача была такая: чтобы все рок-н-ролльные концерты, которые проходят в Самаре, шли при эксклюзивной поддержке «Нашего Радио». Тут велась работа с прокатчиками непосредственными.
— То есть бились вы с «Самара-Максимум»?
Елхимов: — Две радиостанции на одном поле, и, естественно…
Моргачёв: — Ну как бились… Что там биться-то?
Елхимов: — Да, я тоже, наверное, не согласен с формулировкой «бились».
Моргачёв: — Господин Лукин, он тоже приятные вещи делал.
Елхимов: — Но раздражали, я думаю, мы на тот момент управляющих радиостанцией «Самара-Максимум» сильно…
Моргачёв: — Как говорится сейчас, отъедали аудиторию. Да ещё большими ложками. У «Самара-Максимум» есть своя эксклюзивная сторона, а они ей тогда не пользовалась. Что, собственно говоря, позволило нам её взять себе на вооружение как флаг и поднять его вовремя.
Мы занимали с рок-форматом в один из моментов четвертую строчку из 18 станций в городе.
Елхимов: — Просто «Самара-Максимум» – это первая радиостанция, которая здесь рок-н-ролл стала ставить.
Моргачёв: — Не первая!
Елхимов: — Ну, не первая.
Моргачёв: — Первой была SBC. А уж если говорить, то первый раз «Битлз» поставили на «Европе Плюс».
Елхимов: — Сейчас позвоним Константину Георгиевичу Лукину. И про «Самара-Максимум» ещё дадим интервью этому замечательному изданию… Дело в том, что мы тоже стали немножко интересоваться маркетингом и технологиями. И, конечно, наша деятельность раздражала ребят с другой радиостанции. То, что мы тоже так успешно развиваемся.
Мы занимали с рок-форматом в один из моментов четвертую строчку из 18 станций в городе. «Наше Радио» по охвату аудитории занимало четвертую позицию по «Комкону» и «Гэллап-Медиа». Если смотреть выборку по другим городам, такого результата практически нигде не было. То есть если радиостанция была в десятке, седьмой, в серединке где-то болталась, было уже неплохо. А у нас была одна из лучших позиций – это четвертая строчка. Это хорошо. Это было одно из наших достижений на тот момент. И, конечно, таким результатам завидовали, я думаю.
— У вас на эфиры постоянно приезжали какие-то известные музыканты. Расскажите о них.
Моргачёв: — Как обычно это происходит: условно говоря, какая-нибудь заезжая рок-н-ролльная звезда, немного скучая, едет…
Елхимов: — Приезжает пить коньяк на «Наше Радио»…
Моргачёв: — Он говорит: «А не заехать ли нам вот здесь по дорожке? Всего на 15 минут…» И эти 15 минут превращались обычно в полтора часа полноценной беседы в эфире. Звезде нормально, ему коньячку нальют, что-то…
Елхимов: — И еще скажут, что тольяттинский коньяк хороший. Я помню до сих пор, как Славу Петкуна поили тольяттинским коньяком. И он искренне удивлялся: «Серьезно? Это тольяттинский коньяк?» Наливали ему «Тайный советник».
Моргачёв: — Но они не все пили. Диана Арбенина, например… Она как-то мне запомнилась в эфире, потому что очень искренний человек. Я-то думаю: «Какая классная девчонка была бы кому-то!» Она говорит: «У меня до сих пор нет парня». Я думаю: «Ну куда смотрит милиция? Почему у неё нет парня?» А потом-то она мне и излагает всю свою историю.
Я помню до сих пор, как Славу Петкуна поили тольяттинским коньяком. И он искренне удивлялся: «Серьезно? Это тольяттинский коньяк?»
Елхимов: — Я очень люблю вспоминать историю про Бориса Борисовича Гребенщикова. Он неоднократно приезжал на «Наше Радио», и с ним очень содержательные беседы получались всегда. На тот момент уже «Реформация» выходила у нас, чарт самарской музыки. Мы пробовали делать аналогию «Чартовой дюжины» местного разлива. Задавали Гребенщикову вопросы и про то, как он относится к региональной музыке, к музыкантам, которые в разных уголках страны что-то делают. И тогда он впервые поддержал идею, говорит: «Давно надо сделать радио без Москвы. Такое движение. Или музыка без Москвы, без каких-то вертикалей. У нас так все вертикально развивается, но очаги культуры, они есть, просто их нужно поддерживать». Если БГ к этому относится с пониманием, уважением и не гнушается послушать какого-то парня из провинции, то это, наверное, круто. И, наверное, этим стоит заниматься. Это давало мне определенные силы. Поддерживало меня внутренне то, что Борис Борисович, отец родной…
Моргачёв: — Ну, Леш, это чистой воды… Да какой отец родной?..
Елхимов: — Как отец родной. Вот чувствую его как…
Моргачёв: — Это идеализм чистой воды.
Елхимов: — А я идеалист! Надо же верить идеалам.
Моргачёв: — Борис Гребенщиков понимает все и в коммерции, и в музыке, и мы с тобой там рядом не лежали.
Елхимов: — Это да. Как любой мудрый человек, он должен разбираться в коммерции… Шевчук был, кстати. Вот тоже хороший мужик приезжал.
Моргачёв: — С гитарой.
Елхимов: — Группа компаний «СОК» его любила очень сильно и привозила на ипподром.
Моргачёв: — Вот они его и привезли, да. Но зачем они его привезли, сами не поняли. Потому что он начал петь не те песни, которые им хотелось бы.
Елхимов: — Ну этого мы не знаем.
Моргачёв: — «Мир номер ноль», по-моему, что-то он такое пел там. Они типа: «А где вот эти песни-то, те самые, которые…»
Елхимов: — Тихо! Сейчас ты еще накатишь на группу компаний «СОК». Прекрати! Ты тут уже рассказал…
Моргачёв: — А что тут такого-то? Лёш, это жизнь, это так было. Ну а что, ты хочешь лакировать действительность? Я не хочу.
Елхимов: — И я не хочу. Но на группу компаний «СОК» я наезжать тоже не буду.
— У вас было много прямого эфира. А это всегда чревато внештатными ситуациями. У вас они наверняка тоже были.
Моргачёв: — Есть какая-то такая постулативная вещь, что на радио звонят люди, которым нечего делать, либо сумасшедшие. Так оно и есть! А у нас не было таких возможностей – перед звоночником посадить еще оператора, который мониторил бы – пьяный человек, не пьяный, скажет слово на букву «х» или не скажет.
Елхимов: — Была прекрасная программа «Щас спою». Недавно мне Димка Левицкий прислал, остались крохи буквально с того эфира… Суть программы состояла в том, что человек, который хочет заказать песню по радио, должен спеть кусочек из этой песни. И звонит девочка из начальной школы… Очень часто дети звонили, кстати. Тоже, видимо, приходили из школы и слушали радио… И девочка говорит: «Я хочу передать привет моим подружкам и спеть песню группы «Ленинград» «День рождения». «А я вот день рождения не буду справлять!..» И дальше по тексту.
— Почему закрыли четвертое по популярности радио Самары?
Елхимов: — 7 марта 2008 года вещание «Нашего Радио» в Самаре прекратилось, на частоте 102.1 FM зазвучало «Радио Дача».
Моргачёв: — Никаких маркетологических исследований по поводу заведения радио в регион не было проведено.
Елхимов: — Нет маркетинга, есть политика.
Моргачёв: — В общем, на место рокеров пришли дачники.
Елхимов: — Ты же понимаешь, что тогда было другое «Наше Радио», сегодня другое «Наше Радио»?
— Мне кажется, наоборот, мир изменился, а «Наше Радио» там где-то и осталось.
Моргачёв: — Это ты просто невнимательно, может быть, следишь за этой штукой. Но они действительно приняли ряд судьбоносных для себя решений. Они вообще сменили вектор общения с аудиторией. Сейчас это радио 2.0, и оно ориентируется, конечно же, не на те остросоциальные пиковые моменты, которые были отображены в творчестве русского рока конца 80-х–начала 90-х. Сейчас это больше музыка, которая направлена на эмоциональную сферу, я так считаю. Причем эмоциональную сферу не зрелого человека, а именно подростка. То есть мне плохо, я закрытый, что мне делать, какой… Никаких хипстерских моментов там я не нашел…
Тогда все понимали, что нужно уходить от такой «олдовой» музыки и уходить от образа слушателя как человека в рваных джинсах, который не имеет порой денег.
Елхимов: — Ну вот я отчасти с Андрюхой соглашусь в том, что… Просто говорим немножко о разных вещах. С точки зрения формата не изменилось ничего. Отбор песен происходит ровно таким же образом: по пятибалльной шкале оценивается композиция и выходит в эфир. Было несколько моментов, и самые главные изменения происходили всегда в связи со сменой руководства и со сменой учредителя радиостанции. Аудитория осталась та же, с точки зрения формата ничего не поменялось. То есть что такое формат? Это просто язык, на котором ты говоришь со своей целевой аудиторией. Вот в этом смысле все осталось ровно так же.
Но в какой-то момент важно было то, что ты говоришь этой аудитории, какой ты несёшь месседж. Поэтому когда «Наше Радио» было проектом Бориса Березовского, это очень раздражало постепенно-постепенно людей, которые руководили страной. Поэтому постепенно американцы вынуждены были продать акции. И тогда ушел Миша Козырев оттуда. Но пришел не менее талантливый Михаил Зотов, очень хороший и талантливый маркетолог. Тогда все понимали, что нужно уходить от такой «олдовой» музыки и уходить от образа слушателя как человека в рваных джинсах, который не имеет порой денег и не имеет собственного дома. Идти к какой-то более качественной аудитории, которая выросла уже за это время существования «Нашего Радио». И тогда был сделан акцент на фолк-музыку, и появились такие…
Моргачёв: — Ой, это такой акцент был… Вот лучше бы его не было. Я чуть-чуть запятую поставлю. Вот здесь «Наше Радио» потеряло ну добрую четверть своей аудитории.
Елхимов: — Радио приобрело очень много в тот момент, потому что появились такие локомотивы, как «Мельница», которая выехала тогда, Пелагея, которая собирала неоднократно залы и была одним из хедлайнеров «Нашествия»… В общем, появилась такая красивая фолковая нотка в звучании. И радио снова как бы ожило тогда. И Миша Зотов был прекрасный человек, прекрасный руководитель, пока их команду вместе с Колей Маклаудом и Олей Максимовой не вынудили тоже покинуть радиостанцию. Потому что выкупил другой абсолютно холдинг, про который отдельно нужно говорить. Может быть, даже и не стоит говорить.
Моргачёв: — И радио стало другим, потому что ушли личности.
Елхимов: — Люди стали другими. То есть с точки зрения формата и музыкальной подборки ничего не изменилось. А вот люди, которые работают над созданием продукта, над созданием программ… Вы больше не услышите сегодня на «Нашем Радио» «Квартета И» с прекрасными, с очень смешными сериалами, по-моему, «Конюх Федоров» и «Мексиканские негодяи». Забавные были программы. Это было чудесно. А сейчас другие люди работают. Конечно, с их точки зрения, радио уже превратилось в ту корову, которую осталось только доить. А вот, к сожалению, тот творческий процесс, о котором мы начали сегодняшний разговор, он ушёл и там. Но я радуюсь за автомобилистов, которые теперь в пробках будут меньше нервничать. Потому что можно будет послушать качественный плей-лист на радиоволне.
Моргачёв: — Эта остросоциальность, которая была присуща тому времени, ушла. И осталось какое-то странное другое ощущение, что музыка, во-первых, стала другой. И люди стали другими, и их потребности изменились, им больше не нужно слушать, условно говоря, «Этот поезд в огне». И никогда больше не появится такой песни.
— Так вот же вышел у БГ альбом «Соль», там сколько угодно остросоциальных песен…
Моргачёв: — А там немножко не про это, мне кажется. Это моё личное ощущение. Там уже нет гимновости. А «Этот поезд в огне» – это был действительно гимн. Ну, куча всякой форматообразующей музыки, стоявшей у истоков плей-листов «Нашего Радио», она была такая призывная. С чего началось «Наше Радио» вообще, с какой песни? Кто вообще помнит?
Елхимов: — «Мы ждем перемен».
Кто-нибудь сейчас вообще напиши такую песню – убьют, задавят, покалечат в собственном подъезде.
Моргачёв: — Ну. Виктор Робертович. Кто-нибудь сейчас вообще напиши такую песню – убьют, задавят, покалечат в собственном подъезде.
Елхимов: — Да нет, почему… Будут такие песни, они будут писаться.
Моргачёв: — Но они не пишутся, Лёш. Они не пишутся! И не будут писаться, ещё раз говорю! За последние 5 лет назови мне хоть одну русскую песню, которая прям «буф»! Не группа. Песня.
Елхимов: — Макаревич сейчас очень много таких протестных песен выкладывает.
— Ему только выкладываться и остается…
Моргачёв: — Я не про это говорю. Много протестных песен, много высказываний… Я еще разговорю: песни, ставшие гимном. Гимном!
Елхимов: — Стоп! Другое дело, что не подхватывают. Ты сейчас путаешь меня. Ты говоришь, что люди песен не пишут, или то, что люди не слушают этих песен?
Моргачёв: — Они не становятся песнями поколения.
Елхимов: — Ну, тогда вопрос не к певцам, а к слушателям. Не к музыкантам, а к нам, к потребителю. Давай поймем, что мы хотим услышать.
Моргачёв: — Вот тогда, когда «Наше Радио» начиналось в Самаре, было интересно там работать только потому, что ты понимал, что перед тобой по ту сторону звуковой шторки, условно говоря, не потребитель, а слушатель. Тогда люди слушали это радио. А сейчас действительно, как ты правильно говоришь, они его потребляют в пробках.
Елхимов: — Самое ценное, наверное, что тогда складывалось ощущение, что радио, которое ставит рок-композиции в эфир, искренне является каким-то рупором свободы. И это искренняя позиция главного редактора, это искренняя позиция тех, кто сидит и с той стороны с тобой разговаривает. А сегодня это немножко профанация такая. Какие-то игры в рок-н-ролл.
Тогда складывалось ощущение, что радио, которое ставит рок-композиции в эфир, искренне является каким-то рупором свободы.
Моргачёв: — Даже можно сейчас создать, мне кажется, новомодное радио… Я думал о том, почему не возникает новомодной радиостанции, условно говоря, с какой-нибудь типа англо-европейской хипстерской музыкой. А её же сейчас масса, пруд пруди, качай с Интернета – ничего не будет. Даже не узнает, кто это такой, что за композиция. Не нужно это. Она быстро залетает, быстро проходит, как еда из «Макдоналдса». Она хорошая, может быть, музыка, но она быстро пролетает. Ты даже не можешь дать человеку каких-то суперощущений. Но никогда не возникнет такой радиостанции. Никто не даст деньги под искрометность ощущений. Нужно долгое погружение в тему, чтобы человека затащить, заманить, крючкануть… Он прям: «О! Да! Это я!» Он должен еще проассоциировать, что это я, это та музыка, которая мне нужна.
Елхимов: — Вот ещё одна мысль у меня появилась по поводу радио вообще. Приезжал Кшиштоф Занусси в Самару в 98-м году. Тогда еще была предыдущая веха работы на радио – на «Ностальжи» мы работали. И он тогда сказал по поводу вообще радио: «Вы понимаете, что на телевидении уже общение невозможно. А вот на радио возможно общение».
Наверное, главное достояние радио – это возможность разговора. И когда происходит искреннее общение — это главная ценность радио. Но когда ты чувствуешь, что на той стороне с тобой не говорят, а тебя используют как слушателя, вот поэтому возникает ощущение недоверия к сегодняшним СМИ вообще. Именно поэтому, когда радио выключили в Самаре, был такой резонанс. И именно поэтому такой резонанс сегодня, когда радио включили. И его снова ждут. Только потому, что было огромное доверие к команде «Нашего Радио».
— Если представить гипотетическую ситуацию, что вам бы предложили сейчас заниматься «Нашим Радио», вам было бы это интересно?
Моргачёв: — Создастся ли здесь, в Самаре, такая же профессиональная команда людей? Это очень важный момент. И в этом смысле я задаю себе вопрос: а нужно ли это сейчас людям здесь? Ты должен понимать, на какую лошадь ставишь. Я же не ставлю на «Русское Радио», потому что всё понимаю про него. На эти станциях я работать не буду.
«Наше Радио» – это очень качественная станция с очень грамотно выстроенным лицом, маркетинговой и коммерческой политикой. Вот в этом смысле в проект можно вписаться. А по другим вопросам очень важно понимать, кто стоит за ним, кто взял на себя эту ответственность и с кем придется работать, коммуникации налаживать. Человеческие коммуникации – это важно. Потому что люди могут этим заняться как коммерческим проектом, а всё остальное уйдет. И все сразу это начнут понимать через приёмничек.
Очень хорошо у Ильфа и Петрова, что не нужно повторять удивительные моменты жизни. Потому что вы все равно их не повторите.
Елхимов: — Я не такой романтик и идеалист, как Дёма, хотя он говорит совершенно верную вещь, что главное – это команда. Но я отдаю себе отчет, что я совершенно спокойно работаю на «Русском Радио». Я в отсутствии «Нашего Радио» делал авторскую программу на «Самара-Максимум». Важно, что ты делаешь, во-первых. Ты спросил, Андрей, если мне предложат работать… Но за этим стоит следующий вопрос: а что делать конкретно? Авторский проект? С удовольствием на определенных условиях. Все остальные вещи тоже обсуждаются. И поэтому, если какое-то предложение возникнет… Нельзя отказываться ни от каких предложений, если они не противоречат твоему внутреннему кодексу. И в данном случае я совершенно открыт. Просто следующие вопросы: кто, что и зачем?
Моргачёв: — Хотя тут есть четкое понимание для меня, что входить в одну воду дважды нельзя. Не зря до нас люди жили и эту пословицу придумали.
Елхимов: — Кстати, интересный момент. Действительно, ни в одну воронку не надо дважды попадать, ни в воду не войдешь ты дважды. Это же тоже очень хорошо у Ильфа и Петрова, что не нужно повторять удивительные моменты жизни. Потому что вы все равно их не повторите. Зачем? Сегодня 2015 год. Посмотрим. Будет что-то новое, будет что-то интересное. Может быть, даже с «Нашим Радио». Почему нет?
— Рок-н-ролл мертв?
Моргачёв: — Да.
Елхимов: — Нет.
— А радио как формат медиа?
Моргачёв: — Да.
Елхимов: — Нет.
Фотографии: Анар Мовсумов