ИЗ МРАКА – К СВЕТУ

Историк Михаил Ицкович изучил выпуски газеты «Коммуна» столетней давности и выяснил, какова была информационная повестка Самары в августе 1919 года.

«Вниманию кого следует»

Есть в русском языке непереводимый, пожалуй, речевой оборот – «сообщить кому следует». Дословно перевести, конечно, можно, но как передать интонацию, одновременно негодующую и зловещую, наполненную чувством оскорблённой справедливости и жаждой мести? В письмах и заметках самарцев на страницах августовской «Коммуны» 1919 года этот оборот встречается часто и по самым разным поводам.

Вот, например, 3 августа читатель газеты Н.Лезин жалуется, что прекрасный лозунг Советской власти «Буржуям – хижины, беднякам – дворцы» негодные исполнители на местах нередко искажают, пользуясь «революционной неустроенностью», проще говоря – постоянной нуждой разного рода учреждений и ведомств в жилплощади. Гнев Лезина обращён против Самарского жилищного отдела, который, якобы по предписанию центра, велел очистить квартиру №1 в доме №235 по Соловьиной улице, на рабочей окраине Самары – в Мещанском посёлке:  «Сотрудник отдела сказал рабочим и красноармейцам, что помещение нужно комиссару, и поэтому мы должны вытряхиваться». Ради вселения комиссара автор заметки и готов был бы потерпеть, но его возмущение вызывает тот факт, что «в соседней квартире свито тёплое белогвардейское гнездо, где помещается поп и белогвардейские жены». Уж лучше бы выселили их, а не «классово близких» рабочих и красноармейцев! Напрашивается риторический вопрос: чьи интересы дороже жилотделу?! Завершается заметка шикарно построенной фразой: «Если сотрудник жилотдела не обратил внимание на что следует, то кому следует не мешает обратить внимание на поведение сотрудников жилотдела».

Аналогичную рекомендацию в адрес «кого следует» даёт красноармеец Б.Ш. в номере «Коммуны» от 24 августа, в связи с поведением завхоза в кавалерийском дивизионе Южной группы войск Восточного фронта. Список прегрешений завхоза обширен: в обращении с вестовыми он называет их «пистолетами» и «всячески унижает их личность», «разъезжает на дивизионной лошади по театрам и катается с “жёнами”» (так в тексте), ворует продукты с дивизионного склада, увольняет письмоводительниц, которые кажутся ему недостаточно симпатичными, а также всех, кто протестует против его непотребного поведения. При этом красноармейцы, о хозяйстве которых он должен заботиться, страдают от грязи, плохой пищи, отсутствия коек и мётел. «Подобные явления не только подрывают авторитет Советской власти, но губят её», – заключает автор, придавая своему вроде бы бытовому сюжету политическую остроту.

Эта острота ещё более подчёркнута в другом читательском письме, опубликованном в том же номере, которое так и озаглавлено – «Вниманию кого следует». Посвящено оно транспортным проблемам. В городе не работает трамвай, и из-за этого «пролетарии дач и окраин оказались в трагически тяжёлом положении»: Советская власть дала им возможность пользоваться дачами, но не дала средства передвижения, и им приходится идти до Барбошиной поляны 12-15 вёрст пешком. И, опять же, это можно было бы и потерпеть (как в случае с комиссаром, вселившимся в квартиру рабочих), если бы во время этой пешей прогулки не встречались вопиющие проявления социальной несправедливости – в виде разного рода людей, которые проносятся мимо бредущих пешком пролетариев «на лошадях, в шикарных экипажах, редко-редко на извозчичьих, а больше, по-видимому, на советских».

Как видим, служебный гужевой транспорт в личных целях использует далеко не только один нерадивый завхоз кавалерийской части. Тут целая галерея образов: «Мамки с буржуазно одетыми детишками, накрашенные кокотки с молодцами и портфелями под мышкой, солидные барыни старого типа и просто упитанные буржуа». Наблюдающие весь этот праздник жизни красноармейцы из военного лагеря за Барбошиной поляной в сердцах обращаются к рабочим с опасными политическими выводами: «Эх, паря, всё по-старому осталось, только люди переменились – мы ходим пешком, а баре старого и нового порядка ездят в экипажах».

Автор заметки, некто К.С., предлагает «кому следует», а именно отделу государственного контроля, «проверить правильность пользования советскими лошадьми», рекомендуя ловить нарушителей у Постникова оврага с полудня субботы и вечером в воскресенье. А также пустить в ход давно забытую конку, раз уж нет пока трамвая – всё оборудование для неё сохранилось, «а лошадей можно набрать у вышеуказанных буржуев».

Готовимся ко Дню советской пропаганды

Язык и атмосфера ожесточённого классового противостояния по-прежнему господствуют на страницах «Коммуны». В новостных сводках, как и в предыдущие месяцы, отражаются события Гражданской войны, бушующей в России и Европе (в частности, гибель недолговечной советской республики в Венгрии). Но главной темой августа в самарской прессе становятся вопросы культуры и образования, а главным событием – мероприятие всероссийского масштаба под названием «День советской пропаганды», намеченный на 17 августа.

Автор идеи – Надежда Крупская, которая возглавляла тогда внешкольный отдел в Народном комиссариате просвещения. Пропагандировать предлагается не Советскую власть как таковую, как можно подумать, исходя из названия праздника, а то, что сейчас является одним из модных трендов под названием «непрерывное образование» или «образование для взрослых». Но, разумеется, «в нагрузку» идёт и политическая пропаганда, не случайно же из внешкольного отдела Наркомпроса впоследствии вырастет знаменитое учреждение Главполитпросвет, ведавшее культурно-массовой работой и воспитанием советских граждан в коммунистическом духе.

Уже на третьем году Советской власти подготовка к подобным мероприятиям, в том числе и информационная, ведётся основательно и заранее. Как сообщается в номере «Коммуны» от 10 августа, для этой цели в Самаре создана целая межведомственная комиссия с несколькими секциями. Художественная секция объявляет конкурс на эмблему Дня пропаганды и обещает дать победителю премию в 500 рублей. Литературная секция предлагает всем желающим присылать в редакцию «Коммуны» стихи для сборника пролетарской поэзии и тоже приманивает гонорарами за ранее не публиковавшиеся стихи. Также призывают «рабочих, крестьян, учителей и внешкольников» присылать свои статьи для специального праздничного номера газеты. В списке рекомендованных тем из 32 пунктов есть, например, такие: «Когда все будут грамотными?», «Может ли школа быть вне политики?» и т.д.; впрочем, можно брать и другие темы по своему желанию.

Глава предпраздничной комиссии в Самарской губернии – Лев Лазаревич Паперный, занимающий на местном уровне ту же должность, что и Крупская во всероссийском масштабе. Этот человек примечателен не только тем, что приходится родственником сразу двум однофамильцам, широко известным в узких кругах (культурологу и историку Владимиру Паперному и музыканту Алексею Паперному), но и своей биографией. Активист еврейской секции Самарского комитета РСДРП с 1915 года, он периодически жил в городе и умудрился в очередной раз приехать сюда за день до вступления в Самару войск антибольшевистского Чехословацкого корпуса. Пытался скрыться в деревне, был пойман и арестован белочехами, освобождён наступающей Красной Армией и после этого занимал руководящие должности в различных регионах и в самых разных сферах, от книгоиздания до земледелия, пока не оказался «врагом народа» в 1937 году. В Самаре 1919 года он, помимо главного политпросветителя, успеет побывать и во главе местной партийной организации, откуда уйдёт воевать с Деникиным.

Идеологами Дня советской пропаганды на местном уровне, наряду с организатором Паперным, являются два постоянных автора «Коммуны»: Конкордия Самойлова и Иван Никитин. Самойлова – сподвижница Крупской и Коллонтай в деле организации женского рабочего движения, основательница существующего по сей день (правда, сильно видоизменившегося) журнала «Работница» и одна из организаторов празднования 8 Марта в России. В статье от 3 августа она формулирует основной посыл Дня советской пропаганды: «В борьбе с буржуазией нужен не только меч, но и знание, так как опора контрреволюции – в невежестве масс». Тем временем массы, особенно женские, плохо ещё понимают ценность знаний и часто считают, что «взрослому учиться грамоте как-то стыдно». Но большевики щедро выделяют бюджетные деньги на открытие общедоступных культурно-просветительских учреждений, в частности, народных домов и рабочих клубов, которые, по словам Самойловой, «после революции, как грибы после дождя, вырастают под живительными лучами солнца свободы».

Рабочими клубами плотно занимается также Пролеткульт – самодеятельная организация, продвигавшая идеи новой культуры рабочего класса. Пролетарский поэт Иван Никитин в 1919 году прибывает из Петрограда в Самару, чтобы наладить работу местного Пролеткульта. Вместе с Самойловой он выступает с речами на митингах-концертах и пишет разъяснительные статьи в «Коммуне».

Празднуем День советской пропаганды

Наконец наступает 17 августа. Согласно анонсу, опубликованному накануне в «Коммуне», с утра по ул. Советской (Куйбышева) идут парадом воинские части Самарского гарнизона, с балкона клуба коммунистов (ныне Художественный музей) их приветствует местное руководство. Одновременно по тротуарам улицы движутся представители профсоюзов и других рабочих организаций, а с Театральной площади шествуют дети, предварительно выстроенные по ранжиру. Все вместе встречаются на митинге-концерте на площади Революции, в завершение которого дети получают подарки. В послеобеденное время праздник продолжается: во всех городских театрах и в рабочих клубах идут спектакли и концерты для взрослых и детей, предваряемые выступлениями лекторов, библиотеки и музеи устраивают выставки, книгоноши распространяют по городу литературу, на открытом воздухе работают кинематографы, а дети катаются на раскрашенных лодках по Волге перед Струковским садом. Все мероприятия общедоступны и бесплатны.

В этот же день выходит обещанный тематический спецномер «Коммуны». В разделе поэзии успехи «культурной революции» в деревне описывает один из видных самарских писателей того времени Алексей Дорогойченко, в недавнем прошлом – самый молодой (23 года) руководитель Самарского края весной 1918 года, эсер-максималист, отсидевший в тюрьмах и чуть было не расстрелянный при власти КОМУЧа, а потом перешедший к большевикам.

Дорогойченко воспевает «наш новый храм – Народный дом», «гудящую как шмель» деревенскую избу-читальню и единую трудовую школу – «разнополый муравейник» (до Октябрьской революции мальчики и девочки учились раздельно). От этих достижений Советской власти его мечты о преобразовании старой деревни устремляются к поистине космическим высотам:

Асфальтом улицы оденем,
В конюшни, избы и на сени
Мы проведём электроток,
Мы, не вставая на колени,
Переплывём Борьбы Поток
И в Мировой войдём чертог.

В прозаической форме, со статистическими данными и аналитикой, отчитывается о состоянии просветительской работы в Самарской губернии главный организатор Дня советской пропаганды Лев Паперный. В подведомственной ему сфере он выделяет один положительный момент – это массовый запрос на культуру и просвещение «снизу», со стороны рабочих и крестьян. Запрос настолько велик, что «государство и частно-общественные организации не поспевают за ростом интереса масс».

Паперный приводит несколько примеров из разных уездов, когда крестьяне в самых глухих «медвежьих углах» не только без помощи, но и без ведома местных властей открывают библиотеки, самочинно «конфисковав книги у бежавшей буржуазии», или своими силами строят Народный дом, а потом приглашают «начальство» на его открытие. «В самом городе Самаре нередки случаи, когда окраинное население само подыскивает помещение, ремонтирует его, собирает по ниточке инвентарь и устраивает клуб, театр, читальню и т.д.». Эти факты выглядят особенно впечатляющими, если учесть, что всё это происходит в годы Гражданской войны, хозяйственной разрухи и отчаянной нехватки предметов первой необходимости.

Отрицательных моментов в отчёте Паперного отмечено гораздо больше. С материальным оборудованием просветительской деятельности дело обстоит неважно – не хватает книг, учебных пособий, экспонатов, киноаппаратуры и т.д. Чтобы удовлетворить «книжный голод» в деревне, пришлось на время приостановить продажу литературы в магазинах Самары и дать возможность делегатам из села набрать книги со складов сообразно своим потребностям. Деревня несколько насытилась, но теперь запасы книг истощены, и больше нечего дать ни крестьянам, ни горожанам.

Из-за близости фронта к Самаре денег на культуру выделяется мало, типографии перегружены, помещений не хватает, а больше всего не хватает кадров. Все учреждения, в том числе и военные, конкурируют между собой, пытаясь сманить к себе интеллигентных работников. А большинство из этих работников, и без того не особо многочисленных, не очень-то горят желанием служить Советской власти. Дело доходит до того, что интеллигентных работников решено (как и старое офицерство) насильственно мобилизовывать  «там, где они не отзываются на просветительские нужды масс». Но для проведения этой меры в жизнь нужен аппарат контроля и учёта, а людей для этой цели снова не хватает – в общем, замкнутый круг.

Косность старой интеллигенции, её враждебность как по отношению к революции вообще, так и, в частности, к преобразованиям в сфере педагогики, культуры и искусства, отмечают многие авторы «Коммуны». Руководитель самарского Пролеткульта Иван Никитин жалуется: «С такой интеллигенцией создавать новую культуру достаточно трудно», хотя есть среди неё, по его словам, и «подлинные революционеры». Остаётся надеяться только на то, что появится новая интеллигенция из числа рабочих и крестьян.

Тени прошлого и достижения настоящего

В спецвыпуске ко Дню советской пропаганды, как и вообще в августовских номерах «Коммуны», затрагивается тема не только внешкольного, но и школьного образования – с тем же самым противопоставлением дореволюционных порядков с советскими (разумеется, в пользу последних). Автор заметки из села Богатое под инициалами П.С., описывая «старое время», клеймит «учительское бездельничанье – каникулы». Дескать, учителя раньше ленились, да и сейчас нередко ленятся заниматься воспитательной работой с детьми в летнее время, предпочитая более приятные занятия: рыбную ловлю, «мещанскую болтовню» на пасеках сельских священников, флирт и игру в карты. А в это время «крестьянские дети без руководства учителей, без надзора родных (последние всегда были в поле) дебошировали по селу, громили огороды, душили молодых птиц, дрались, курили, жгли овины и т.д.». Теперь же, при Советской власти, всё иначе – летние ремесленные школы, экскурсии и детский садик «для детей от 2 до 15 лет обоего пола». Очевидно, понятие «садик» в данном случае трактуется более расширительно, чем сейчас, под ним подразумевается нечто вроде летнего школьного лагеря. Там дети лепят, рисуют, изготавливают искусственные цветы и игрушки, занимаются физическими упражнениями, пением и играми, планируется также обучение ремёслам.

В статье «Тени прошлого» делится своим учительским опытом ещё один самарский крестьянский писатель, друг упоминавшегося уже Дорогойченко и Александра Неверова – Павел Яровой (литературный псевдоним Федота Комарова). Как и его коллеги, он сочувствовал некогда партии эсеров, в царское время работал учителем в сёлах Самарской губернии и считался «политически неблагонадёжным». В газете Комаров вспоминает свои тяжёлые будни в церковно-приходских школах Ставропольского уезда: представители местной власти, полиции, церкви и школьного начальства пилят школьные бюджеты и мошенничают при организации помощи голодающим, а Комарову за разоблачение коррупционных схем мстят доносами «наверх». Доносительством занимаются также и коллеги по работе. Учить детей приходится в крестьянских избах, вместе с телятами и поросятами (поскольку деньги на постройку школы систематически разворовываются), без учебников и письменных принадлежностей. В таких условиях неудивительно, что «один учитель запьянствовал, а другой сошёл с ума», а те, кто реально болеет душой за народное образование, уходят в революцию.

В новой же, советской, действительности предпринимаются вдохновляющие и по сегодняшним меркам попытки демократизировать управление сферой образования, сделав его действительно общественным делом. Так, в номере «Коммуны» от 10 августа анонсируется расширенное заседание Самарского городского Совета по теме образования, на котором 2/3 делегатов должны быть представителями профсоюзов (очевидно, в качестве «заказчиков образовательных услуг», как сказали бы сейчас), а остальная треть – представителями «работников просвещения и учащихся».

Да-да, не только учителя, но и сами школьники, в лице активистов молодёжных союзов и самодеятельных подростковых клубов, тоже приглашаются для обсуждения проблем самарского образования. Причём в то время комсомол ещё не обладал монопольным правом представлять интересы юношества. Помимо Союза коммунистической молодёжи, в Самаре существовала и другая молодёжная организация – Дом учащегося юношества (ДУЮ).

Её участники противостояли комсомольцам как в словесных дискуссиях, так и в кулачных стычках на улицах города. Тем не менее, и СКМ, и «буржуазный» ДУЮ были в равной пропорции, по четыре человека от каждой организации, представлены на заседании горсовета.

Беда от изобилия

Но не духовной пищей единой жив человек. Заботы о хлебе насущном со страниц «Коммуны» никуда не исчезают. И если в июльских номерах авторы газеты тревожились, сдадут ли крестьяне хлеб государству в требуемом объёме, то в августе появляется новая проблема, уже со стороны, казалось бы, самого надёжного социального слоя – городских рабочих.

Сущность проблемы описывает 10 августа работник Народного комиссариата продовольствия Алексей Свидерский. Начинает он с пессимистической и чуть ли не контрреволюционной фразы: «Так уж повелось у нас, в Советской России, пухнуть от голода и тогда, когда нет хлеба, и тогда, когда он имеется». На этот раз Советской республике парадоксальным образом «угрожает беда от долгожданного урожая, оказавшегося в некоторых районах небывалым в течение последних 10 лет». Некоторые районы – это Самарская, Саратовская, Уфимская, Оренбургская губернии и область Уральского казачьего войска. Беда же состоит в том, что для уборки урожая в деревне не хватает трудоспособных работников. А голодающие рабочие Москвы и Питера, казалось бы, кровно заинтересованные в уборке урожая, не желают ехать в деревню, невзирая на все предлагаемые льготы.

Рабочим, поступающим в уборочные отряды на период летнего отпуска, обещано продление отпуска, суточные в размере 45 рублей в пути и 50 рублей по прибытии на место, полтора фунта хлеба в день на едока и возможность взять с собой трудоспособных членов семьи. Несмотря на это, за 10 дней удалось завербовать всего 10 тысяч желающих вместо необходимых 75-80 тысяч человек. Свидерский негодует по поводу такого «досадного недоразумения»: ведь изобильный урожай является залогом спасения от голода, а также, что немаловажно, залогом спасения всех завоеваний революции – неужели голодающим рабочим это нужно доказывать?! Раз уж рабочие сумели взять власть в стране, то «величайшей нелепостью и величайшим позором» будет, если они откажутся помочь крестьянам справиться с уборкой хлеба.

В том же номере публикуется постановление Совета рабочей и крестьянской обороны – чрезвычайного высшего органа власти РСФСР во главе с Лениным в период Гражданской войны. В документе разъясняются льготы рабочим, поступающим в уборочные отряды, и отмечается, что Наркомпрод имеет право в случае необходимости привлекать рабочих принудительно, если агитация всё же не возымеет действия.

В итоге, агитацией или принуждением, но проблема-таки к концу месяца, кажется, решена, и 25 августа «Коммуна» с удовлетворением пишет, что уборка хлеба в губернии заканчивается успешно: «Народное добро не погибнет. Голодные центры могут быть спокойны». А 31 августа продовольственный комиссар Самарской губернии Константин Мясков уверяет, что опасения Свидерского и других работников Наркомпрода были напрасны: «Ни одного пуда не пропало. Всё отправлено голодающим центрам и красноармам» (так в тексте). Он особо отмечает, что ссыпка хлеба прошла добровольно («самотёком») и даже не потребовалось прибегать к помощи вооружённых продовольственных отрядов. Вместо этого использовались экономические рычаги:  натуральные премии крестьянам за каждый сданный пуд хлеба, в размере ¾ фунта соли по твердой цене.

В поисках ресурсов

В годы Гражданской войны в экономике, помимо продовольственного вопроса, не менее остро стоит другой – топливный. «Важно, чтобы топливо помогло гнать хлеб в голодающие центры Москву и Петроград, спасая наших братьев от голодной смерти», – пишет в «Коммуне» 24 августа знаменитый советский нефтяник-геолог Иван Губкин. Поэтому актуальными становятся поиски новых источников и типов ресурсов, например, горючего сланца. При перегонке он может давать керосин, бензин и другие нефтепродукты. Как указывает Губкин, сланцы можно также сжигать в топках различного типа, начиная от плиты и русской печи, и использовать в цементном производстве – и как горючее, и как материал для цемента. В общем, польза от них неоспорима, особенно в условиях топливного кризиса, и Самарскому краю в этом плане принадлежит немаловажное место.

В своей статье Губкин рассказывает об истории экспедиции, направленной Высшим советом народного хозяйства (ВСНХ) летом 1918 года в Среднее Поволжье, в районы Сызрани и Симбирска, с целью найти месторождения горючих сланцев. Тогда работе помешал мятеж Чехословацкого корпуса. Через год Главный сланцевый комитет, он же Главсланец, организует горно-техническую экспедицию по тем же местам. Общее руководство работами осуществляет сподвижник Губкина, инженер-теплотехник С.А. Предтеченский (в 1923 году его наградят орденом Трудового Красного Знамени, в 1931 расстреляют по «делу Промпартии», в 1960 реабилитируют), а геологическими изысканиями в селе Кашпир около Сызрани руководит профессор Саратовского университета В.В. Поляков. Впоследствии Кашпир станет самым крупным сланцевым месторождением в Советском Союзе, и вплоть до открытия нефтеносного района в Поволжско-Уральском регионе, так называемого «Второго Баку», на добычу сланцев в Поволжье будут возлагаться большие надежды и направляться большие средства.

Впрочем, уже в 1919 году тема самарской нефти встречается на страницах местной прессы – 17  августа «Коммуна» перепечатывает из газеты «Экономическая жизнь» статью с названием «Самарская нефть» за подписью инженера А.С. Чагадаева. Автор обращает внимание на присланное в газету письмо служащего Самаро-Златоустовской  железной дороги: в районе станции Кинель он увидел примитивный нефтяной колодец, устроенный местными жителями для своих нужд.

Из статьи Чагадаева выясняется, что ещё до революции на залежи самарской нефти обращали внимание зарубежные учёные, которые считали их «одними из богатейших в Европе». Для эксплуатации этих богатств была создана совместная русско-бельгийская компания. Однако другие иностранные фирмы, вроде «Товарищества братьев Нобель», уже контролировавшие два главных нефтеносных района Российской империи – в Баку и на казахской реке Эмба – боялись, что появление конкурентов обрушит цены на нефтяном рынке. А на то, чтобы добывать самарскую нефть самим, у них не хватало средств. Поэтому монополисты поступили по принципу собаки на сене: подкупив кого надо, стали ставить конкурентам палки в колёса. В итоге русско-бельгийская компания развалилась, так и не приступив к делу, и самарская нефть «продолжала пребывать под землёй к радости г. Нобеля и прочих».

Между тем, как подчёркивает Чагадаев, добывать нефть в Самарской губернии, в районе реки Кинель, со всех точек зрения намного удобнее, чем в Баку или на Эмбе, тем более, что оба этих источника «чёрного золота» отрезаны от Советской России из-за Гражданской войны. «Пути сообщения великолепные»: это и железная дорога, и речной путь по Волге, можно и в Самару проложить несколько нефтепроводов. Климат позволяет вести нефтедобычу круглый год, «продовольствия сколько угодно, край густо населён, все необходимые средства технические и другие под рукой». В общем, «у нас есть люди, есть материалы, теперь нужны только энергия и искреннее желание работать и дерзать».

Спустя несколько десятилетий Куйбышевская область займёт одно из ведущих мест среди регионов «Второго Баку». Нефтедобыча до сих пор остаётся флагманом экономики Самарского края, в том числе того самого Кинельского района. А начиналось всё в голодные и кровавые годы Гражданской войны…

---

Текст: Михаил Ицкович

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook