ФИЛОСОФСКИЙ ПАРОВОЗ

Историк Михаил Ицкович изучил выпуски газеты «Коммуна» столетней давности и выяснил, какова была информационная повестка Самары в феврале 1920 года.

Блудный сын Красной Армии

Происхождение праздника 23 февраля до сих пор вызывает споры в среде исторически озабоченной аудитории. Википедия, в частности, пишет, что после празднования «Дня красного подарка» в 1919 году эта дата была на несколько лет забыта. Однако номера самарской «Коммуны» за февраль 1920 года показывают, что это не так: 23 февраля в Самаре, как и по всей Советской России, широко отмечается как вторая годовщина создания Красной Армии. Накануне «Коммуна» публикует стихи и статьи на данную тему и анонс праздничных мероприятий. Они включают в себя культурную программу – концерты, спектакли, кинофильмы, доклады – и парад войск местного гарнизона на Соборной площади (будущая Куйбышева).

Принимает парад товарищ Авксентьевский, заместитель командующего Туркестанским фронтом. Правда, вместо «Туркестанский» газета пишет «N-ский», чтобы враги не догадались о далеко идущих замыслах красноармейского командования.  Сам Константин Алексеевич Авксентьевский тоже пишет статью для «Коммуны»: рассказывает о героизме красноармейцев в боях «с фанатиками уральскими казаками», свидетелем чему был сам, и призывает «каждого честного гражданина Советской России» проявить такой же героизм в борьбе с хозяйственной разрухой.

Любопытно, что в своей статье Авксентьевский связывает дату праздника с изданием декрета Совнаркома о создании Красной Армии. В действительности этот декрет был опубликован ещё в январе 1918 года, о чём на второй странице газеты сообщают авторы других статей. В общем, путаница с версиями происхождения праздника началась уже тогда.

Как бы то ни было, в красной Самаре 1920 года, занимающей стратегически важное положение как штаб Туркестанского фронта, Авксентьевский, ближайший сподвижник и личный друг Михаила Фрунзе, – одна из значимых военных фигур. В газете публикуется адресованная ему телеграмма красноармейцев и командного состава некой неназванной (опять «N-ской») кавалерийской дивизии из Оренбурга. Красные кавалеристы, бывшие сослуживцы нынешнего замкомандфронтом, крайне сожалеют, что в праздничный день нет среди них «дорогого, уважаемого нашего старшего тов. Авксентьевского», шлют поздравления ему и самарскому гарнизону, а завершают телеграмму следующей фразой: «Да здравствуют вожди революции: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Калинин, Фрунзе, начдив Чугунов, военком Тишкин, начштаба Малышев!». Один неверно поставленный знак препинания – и начдив, военком и начштаба N-ского полка оказались в ряду вождей революции.

Авксентьевского, талантливого полководца «из низов», его биографы сравнивают с генералами революционной Франции. После Самары его судьба была сложна и извилиста, как и у многих героев Гражданской. Сначала – победы над Врангелем и Махно, награды и повышения по службе; затем увольнение из армии за алкоголизм, «почётная ссылка» на административную работу в Ухтпечлаг, а оттуда – временное перемещение в категорию заключённых. И, наконец, в осаждённой немцами Москве прославленного командира убивают грабители, ворвавшиеся в его квартиру. Воистину, неисповедимы пути истории.

Неделя фронта и транспорта

Общий лейтмотив публикаций «Коммуны» за февраль: с Гражданской войной практически покончено, осталось добить остатки враждебных армий и взяться за войну «против голода, холода, сыпняка, разорения, темноты, разрухи». 10 февраля, когда «Коммуна» публикует эти слова Ленина, в Самаре и Самарской губернии начинается, в рамках одноименной общероссийской кампании, Неделя фронта и транспорта. Объявлен сбор вещевой и денежной помощи для красноармейцев и их семей. В газете регулярно печатаются отчёты о пожертвованиях от частных лиц, организаций и учреждений. Граждане могут не только отдавать бесплатно свои вещи в пользу Красной Армии, но и продавать их по установленным ценам. В номере от 11 февраля приводятся расценки: шапка тёплая – 500 рублей, полусапоги (ботинки) – 1400 рублей, лошадь очень хорошего качества – 34 000 рублей и т.д.

С железнодорожным транспортом в феврале 1920 года в Самаре очень плохо. Из-за непрекращающихся снежных заносов не получается подвезти топливо. Останавливаются паровозы, замирает работа в мастерских и депо. Вагоны не отапливаются. Для очистки железнодорожных путей от снега «высылаются малолетние, так как взрослое население болеет тифом». Всего на Самаро-Златоустовской и Ташкентской железных дорогах застряло до 140 поездов, сообщает «Коммуна» 8 февраля. Спустя два дня в газете помещается цитата Зиновьева: «От локомотива зависит сейчас всё… Паровоз – вот философия нашего времени!». Решают проблему с подвозом топлива, как и в январе, сочетанием добровольного труда (субботников и воскресников) и принудительного (мобилизация рабочих рук и лошадей).   

Разумеется, к Неделе фронта и транспорта полагается и культурно-политическая программа. Сообщая о ней в номере 17 февраля, «Коммуна» особо отмечает мероприятия, подготовленные силами национальных меньшинств. В театре «Триумф» выступают с речами на татарском, и исполняют «местными драматическими и мусульманскими силами революционную пьесу “Кровавые дни”». Чувашские и польские коммунисты (среди которых присутствует много беженцев из Польши) ограничиваются собраниями и  краудфандингом в пользу Красной Армии.

Провал «Стеньки Разина»…

Невзирая на транспортный и топливный коллапс, искусство пользуется особой заботой местных властей. По постановлению Губисполкома 5 февраля актёры даже освобождаются от снегоочистительной повинности – ввиду их незначительного количества «и особой опасности простуды для них, сопряжённой с потерей голоса».

Гвоздь культурной программы к Неделе фронта и транспорта – постановка в Самаре пьесы известного футуриста Василия Каменского «Стенька Разин». Написано было это произведение ещё в 1916 году в виде романа, после революции переработано в поэму, а затем уже переделано для театра и стало, по утверждению Варлама Шаламова, первой советской пьесой, невероятно популярной, без которой «не хотел обойтись ни один театр русской провинции». Шаламов был свидетелем «шумного успеха» «Стеньки Разина» в Вологде в 1919 году и, вспоминая полвека спустя об этом, отмечал новаторство пьесы: «Каменский был бы подходящим автором для Театра на Таганке».

В Самаре 1920 года постановка «Стеньки Разина» в Городском, нынешнем Драматическом имени Горького, театре, под руководством режиссёра Толбузина, заранее анонсируется в прессе (8 февраля). Отмечается, что, помимо профессиональных артистов, в репетициях принимают участие студия рабоче-крестьянского театра и некоторые рабочие кружки. На подготовку «сложного представления с массовыми сценами, хоровыми читками и хоровыми песнями» отведено всего две недели.

13 февраля автор «Коммуны» Ал. Днепров делает подробный, с цитатами, обзор содержания «этой исключительной по красоте и яркости пьесы», и выражает пожелание, чтобы в будущем она ставилась «под открытым небом, на Волге». Однако спустя четыре дня газета публикует неутешительный отзыв о спектакле Городского театра – имя автора рецензии, к сожалению, из-за ветхости номера оторвано, но можно предположить, что этот тот же самый Днепров. Никакого единения между исполнителем и зрителем, никакого «коллективного, соборного действа», о котором он мечтал, не получилось. Зрители не сопереживали происходящему на сцене, «сидели безучастные, никто не свистнул, не крикнул: — Сарынь на кичку! Никто не загорелся, не почувствовал себя бесшабашным удальцом».

…и успех «Тайн Нью-Йорка»

А вот что поистине пользуется шумным успехом в Самаре, так это американский кинофильм «Тайны Нью-Йорка» (1915). Возмущённый зритель в «Коммуне» 7 февраля пишет, что эта картина «с ручьями крови, убийствами и грабежами» – ещё хуже той балаганщины с порнографическим оттенком, которую в прошлом месяце исполняли в «Триумфе» пьяные моряки. 29 февраля газета снова возвращается к скандальной американской ленте, пытаясь раскрыть секрет её успеха у самарских зрителей: «Увлечённые ходом действия, зрители забывают о мелочах и неприятностях “советского” дня, о стоянии в очереди, о нетопленых помещениях и о всём том, что служит богатым материалом для ежедневных “Известий Троицкого базара”». Эта мелкобуржуазная публика собирается у кинотеатров ещё за 2-3 часа до сеанса, «с рёвом и свистом вваливается в кинематограф и, чудя, занимает места».

А во время просмотра происходит то самое «коллективное, соборное действо», о котором мечтал Ал. Днепров применительно к постановке «Стеньки Разина». События на экране вызывают активную реакцию зала:

« — Так её и надо!

— Здорово!

— Круши, ребята!

— Ага!»

«Так при участии великого чародея наших дней – кинематографа – идёт “поднятие культурного уровня масс”», – жжёт сарказмом автор статьи Я. Кай. В то же самое время, добавляет он, в кинотеатрах проводятся еженедельные бесплатные лекции о мерах по борьбе с наступающей эпидемией холеры. Посетителей на них тоже много, правда, другого сорта – «красноармейцы и рабочий люд», и они просят устраивать такие лекции почаще. В конце статьи автор ставит ребром вечный риторический вопрос культурной политики: понятно, что отделу образования, в чьём ведении находятся кинотеатры, выгоднее крутить в них коммерчески успешные «Тайны Нью-Йорка», чем проводить бесплатные лекции – но что полезнее для города и горожан?

Реформы на истфаке

Новости из сферы образования: в Самарском университете реорганизуется историко-филологический факультет. Об этом пишет «Коммуна» 4 февраля. Теперь «центр тяжести факультетского преподавания перенесён с наук словесных на науки социально-исторические». В связи с этим факультет переименовывается в социально-исторический и преобразовывается его структура. Помимо исторического отделения, организуется социально-экономическое, и оба они получают статус основных. О причинах можно догадаться: начинается перестройка образовательных программ под требования марксизма, поэтому политэкономия и прочие социально-экономические дисциплины усиливают своё влияние.

Рангом пониже на истфаке организуются два неосновных отделения: педагогическое и литературно-этнографическое. А в рамках этого последнего, где нашли приют потерпевшие поражение во внутрикорпоративной борьбе филологи, создан ещё подотдел изучения поволжских инородцев. Тут тоже всё понятно: в новой, федеративной Советской Республике власть делает ставку на развитие культуры малых народов, особенно в многонациональной Самарской губернии.

Однако, судя по статье, факультет испытывает кадровый голод, который руководство собирается решать путём приглашения «некоторых лиц из Петрограда и из местных сил». В условиях, когда продовольственная ситуация в Самаре была лучше, чем в голодающих столицах, такая надежда вовсе не была беспочвенной: так, на истфаке в это время преподавали приехавшие из Петрограда и Москвы видные учёные-гуманитарии – В.В. Гольмстен, С.Я. Лурье, А.С. Башкиров, В.Н. Перетц и другие.

Номер «Коммуны» от 10 февраля показывает, что не хватает сотрудников как раз на вновь организованных отделениях. Реорганизованному истфаку требуются специалисты по следующим дисциплинам: 1. История хозяйственного строя древнего и нового мира. 2. Криминальная политика. 3. История социализма. 4. Угро-финские наречия. 5. Тюрко-татарские наречия. Соискателей просят подавать на имя декана заявления «с приложением жизнеописания, списка печатных трудов и по возможности самих трудов».

«Не стой в стороне и не ной»

Помимо реформ на истфаке, происходят в сфере образования и более глобальные события – начало кампании по «ликбезу», то есть ликвидации безграмотности, в соответствии с декретом Совнаркома от 30 декабря 1919 года. 3 февраля в дискуссионной статье автор под ником «Интеллигент» отмечает политическую значимость этого процесса, который отнюдь не должен ограничиваться обучением чтению и письму: «В Советской Республике каждый рабочий и крестьянин должен быть активным гражданином – политическим деятелем, уменье только читать и писать для этого ещё не достаточно».

Раз дело пахнет политикой, то и личное отношение интеллигенции к ликбезу, участие или неучастие в нём рассматривается как политический выбор, как заявление своей позиции по отношению к Советской власти. Автор, тролля своих коллег по социальному слою, пишет что их «обычные оправдания и отвиливания» на этот раз не пройдут: интеллигенция ведь «считает себя носительницей культуры и просвещения, и её зовут для этой работы, зовут выполнять то, что она сама считает своей обязанностью». Мол, неужели и в этом святом деле «борьбы света с тьмой» вы не захотите переступить через своё неприятие большевиков?

В продолжение этой темы 29 февраля на страницах «Коммуны» появляется обращение одного из видных работников местной партийной организации, Ивана Лычёва, к народным учителям, упрекающее их в пассивности. Лычёв апеллирует к социальным корням учителей, которые «в огромном большинстве» вышли из среды трудящегося народа. Но вот беда: руководит ими «группа учителей, вышедших из прогоревшей и развалившейся мелкобуржуазной среды», которая настроена антисоветски и до последнего времени надеялась на приход Колчака и Деникина.

Теперь ясно, что дело белых проиграно, надеяться больше не на что, и учителя рискуют огрести от революционного народа, который смотрит на них, как на дезертиров: «Ведь ты в данный тяжёлый момент напряжения всех сил во всех областях строительства рабочих и крестьян стоишь в стороне, не напрягая своего ума и энергии, — значит, ты ни кто иной, как дезертир». Взывая к совести учителей, Лычёв убеждает их, что будущие поколения не простят им равнодушия к делу народного просвещения: «Не стой же в стороне и не ной, ибо нытиков не должно быть на территории Советской России».

Для полноты картины стоит добавить, что сам Иван Акимович Лычёв – сын крестьянина-бедняка из Обшаровки, впоследствии ставший Генеральным консулом СССР в Англии, – окончил только два класса сельской школы. Став матросом Черноморского флота, обучался физике и математике, а когда оказался в эмиграции вместе с другими участниками восстания на броненосце «Потёмкин», жизнь заставила его выучить английский язык. Так что ценность знания он понимал очень хорошо.

Гости с «Красного Востока»

Вспомним о важной геополитической роли Самары как штаба Туркестанского фронта и отметим ещё одно примечательное событие февраля 1920 года – пребывание в нашем городе агитационного поезда ВЦИК под названием «Красный Восток». Такие агитпоезда были в годы Гражданской войны  не только эффективным инструментом пропаганды и просвещения, но и формой «обратной связи»: при поездах обычно действовало бюро жалоб, куда можно было обратиться со своими претензиями по адресу местных властей.

«Красный Восток», как несложно догадаться, отправлялся в Туркестан для ведения политической работы среди тамошнего населения, и по пути сделал стоянку в Самаре. В агитпоезде, как сообщала «Коммуна» 8 февраля, имеются «обширная библиотека, бюро переводчиков, отделение РОСТА, издающее газету “Красный Восток”, радио, санитарная выставка и вагон-баня. Вагоны поезда с внешней стороны украшены художественной живописью».  Комиссаром поезда был член ВЦИК и ЦК РКП(б) Георгий Иванович Сафаров. Личность примечательная: ближайший сподвижник и секретарь Ленина в эмиграции, в будущем он возглавит Восточный отдел Коминтерна, то есть будет руководить всей коммунистической деятельностью в странах Азии и Африки. Поездка в Туркестан – первый шаг к знакомству Сафарова с проблематикой Востока.

«Коммуна» 14 февраля выделяет комиссару агитпоезда первую полосу газеты. Под огонь критики Сафарова попадают несознательные трудящиеся, не готовые трудиться на общее благо без «хозяйской палки»; социалистические партии из «белоперчаточного стана», защищающие лодырей и шкурников; чиновники, которые своей канцелярщиной и саботажем усиливают разруху и «отталкивают рабочего от строительства новой жизни».

Помимо Сафарова, в штате поезда состоит «ряд лучших русских и мусульманских политических работников». Один из них, инструктор агитпоезда Георгий Павлович Баклаев, вместе со своими коллегами проводит ревизию местных детских домов, об итогах которой докладывает на расширенном заседании Самарского Совета 17 февраля, специально посвящённом этой теме. Впечатления – хуже некуда: «Холод, запущенность, отсутствие элементарных условий гигиены». Пища самая скудная, а медицинский уход, по оценке Баклаева, «прямо преступен». Воспитанники детдомов, страдающие от вшей, чесотки и золотухи, уже несколько месяцев не посещали баню и не видели врачей, а на вопрос, кто же лечит детей, воспитательницы, не мудрствуя лукаво, отвечают: «Да как сказать, – время лечит». Многие из персонала «в высшей степени халатно относятся к делу», хотя имеют высшее образование. «Разумеется, все беспартийные», – гневно отмечает Баклаев. Всю надежду в разрешении проблем детских домов он возлагает не на ведомства, а на общественных активистов:  женщин-работниц, членов Совета, профсоюзов и фабзавкомов, которые «должны вложить персты в эти язвы и превратить детские дома из очагов болезней и истощения в образцовые пролетарские колонии» (колонии, разумеется, в сугубо положительном смысле, как поселения, основанные добровольно).

Баклаев, возмущавшийся беспартийными воспитательницами, впоследствии преподавал историю партии в московских вузах (МГУ, МФТИ, МАИ) и оставил у студентов благоприятное впечатление своей лояльностью и неофициозным отношением к этому предмету. Сафаров же, вслед за своим шефом по Коминтерну Зиновьевым, станет в 1920-е оппозиционером, дальше по накатанной – ссылка, покаяние, высылка, тюрьма, лагерь, расстрел… В посмертной реабилитации в хрущёвское время ему отказали – на основании того, что Сафаров был агентом-провокатором НКВД и давал показания на многих людей «по заданию работников органов госбезопасности, а также и по своей инициативе».

Ещё один повод задуматься о неисповедимых путях матушки Истории.

---

Текст: Михаил Ицкович

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook