ДОМ ДНЯ

Продолжаем наше знакомство с особняком купца Николая Иванцова и биографией этого интереснейшего человека.

Сегодня речь пойдет о его благотворительной деятельности, путевых и непутевых детях и судьбе особняка в советское и постсоветское время.

Дополнения к авторскому тексту Павла Попова даны курсивом.

Общественное признание. Медали да мундиры

Купец 2-й гильдии Николай Феофанович Иванцов в 1905-1916 годах, до самой смерти, активно работал членом городской думы, участвовал в разных думских комиссиях, в частности, в Ревизионной комиссии. В Адрес-календаре и Памятной книжке Самарской губернии за 1912 год находим, что Н.Ф. Иванцов:

— председатель Самарского общества взаимного кредита,
— член учетного комитета местного отделения Русского Торгово-промышленного банка,
— член правления Самарского попечительского общества о Доме трудолюбия (в последнюю организацию вошел исключительно по личной просьбе губернатора Протасьева).

Николай Феофанович, как любой уважающий себя купец, занимался и благотворительностью. Еще в 1897 году стал председателем попечительского совета самарской 3-й женской гимназии, учрежденной княгиней А.С. Хованской, на углу Заводской (ныне Венцека) и Николаевской (ныне Чапаевской) улиц.

С 1898 года был почетным смотрителем самарского первого городского 4-классного училища. В 1899 году оборудовал при училище красивую деревянную домовую церковь. 6 ноября государыня императрица соизволила назначить Николая Иванцова Почетным членом Самарского губернского попечительства детских приютов. Из Памятной книжки Самарской губернии за 1915 год узнаем, что Н.Ф. Иванцов был членом Совета Самарского купеческого банка и членом Попечительского совета Самарского коммерческого училища.

6 мая 1905 года Николай Иванцов награжден серебряной медалью с надписью «За усердие» для ношения на груди на Станиславской ленте. 6 мая 1909 года его наградили уже золотой медалью с надписью «За усердие» для ношения на груди на Анненской ленте.

Интересная история произошла с мундиром Императорского двора. Еще в середине 1890-х годов Николай Феофанович «по совету друзей» начал помогать Попечительству богадельных заведений города Петергофа. И вот ранним ноябрьским утром 1897 года на имя Иванцова поступила депеша, где указывалось, что «Управляющий Министерства Императорского Двора отношением от 24 октября 1897 года за № 14273 уведомляет, что Вы, Милостивый Государь, утверждены в звании Почетного попечителя богадельных заведений города Петергофа с предоставлением Вам права носить мундир 5 разряда Министерства Императорского Двора». Эта официальная бумага сохранилась в госархиве.

Вместе с тем подобные депеши получили и друзья Иванцова, помогавшие петергофским богадельням. Вот, что писали краеведы Андрей и Ирина Демидовы:

История и правда анекдотичная. Но вместе с тем, этих купцов можно понять. Им было за что тешить свое честолюбие. В большинстве случаев купцы происходили из крестьян, казаков, реже мещан, но если, например, бывшие крестьяне Шихобаловы и Сурошниковы, бывшие казаки Курлины и Аржановы, став купцами, собирали состояния на протяжении нескольких поколений, то Авксентий Злобин, Николай Лебедев, строительные рабочие из крестьян Михаил Челышов или Лука Ясенков и, конечно, крестьянский парень, крючник Николай Иванцов сколотили «первый миллион» всего-то меньше чем за 10-15 лет. Естественно, что им хотелось как-то выделиться. Николай Феофанович Иванцов держался совсем не по-крестьянски. Всегда гладко выбрит, с интеллигентной бородкой, ухожен, в дорогом костюме и на шикарном германском автомобиле «Стевер» под регистрационным номером 84.

Автомобиль марки «Штёвер» («Стевер») C4-19-58 с русскими военными в Перемышле в 1915 году.

По сведениям хорошо известного нам российско-германского автоисторика С.В. Кирильца, «Стевер» – это русифицированное название марки. Правильно писать и произносить «Штёвер» (Stoewer). В Центральном государственном архиве Самарской области сохранилось дело со списком автомобилей 1914 года для передачи их на нужды воюющей армии. Всего в городе в этот период оказалось 104 автомобиля и в основном бестолковые французские «Берлие», «Даррак», американские «Форд», а вот великолепных германских автомобилей «Штёвер» всего-то пять. И один из них, конечно же, у купца Николая Феофановича Иванцова! Вероятно, его автомобиль пошел в наши войска, которые уже в 1915 году заняли немалую часть Австро-Венгерской Империи в результате Брусиловского прорыва, например, вошли во Львов и полностью овладели не без трудностей (дважды) крупным городом Перемышлем.

«Духовная» лесопромышленника

16 апреля 1916 года, возвращаясь с курортов Крыма, будучи проездом в Москве, скончался самарский купец 2-й гильдии, личный почетный гражданин Самары Николай Феофанович Иванцов. В так называемой «Выписи из метрической книги Иверского женского монастыря о ныне умерших» за 1916 год мы находим скромную запись: «раб божий Николай Феофанов Иванцов в муках умер от чахотки 16 апреля 1916 года в городе Москве». Захоронен в некрополе Иверского монастыря. И точка. Вот так, всё просто.

За год до смерти, в 1915 году Иванцов составил новое завещание («духовную»). Всё движимое и недвижимое имущество, а также счета были завещаны младшему сыну Борису Николаевичу Иванцову (много проводившему времени с отцом и лично постоянно тяжело работавшему на лесопилках). Отец завещал, чтобы Борисом что-то на его усмотрение из активов было продано и «составлен вечный вклад» в банке в размере 75.000 рублей, который «вечно передавался детям, внукам, а если таковых не окажется через 50 лет – передавался уже под его имя на усмотрение городской думы для поддержки бедных, но способных учеников».

С процентов от 75 000 рублей вклада – 100 рублей в месяц (порядка 100.000 рублей в пересчете на современные цены) выплачивать старшему брату Сергею Николаевичу. Личный дом семьи по нынешнему адресу: ул. Фрунзе, 106 передавался дочери – Екатерине Николаевне Иванцовой (на тот период уже вышедшей замуж за третьего сына пивозаводчика – Лотаря фон Вакано).

После смерти отца (дети почему-то его называли «маэстро») 2 мая 1916 года был вскрыт личный сейф №54 Николая Иванцова в Самарском отделении Русского Торгово-Промышленного Коммерческого банка. Что же там находилось? Конечно, духовная (завещание), купчие крепости, расписки о чужих долгах, арендные договоры и закладные и другие активы.

(Угол улиц Куйбышева и Пионерской)

Главное для нас, что там велась оценка движимого и недвижимого имущества на 1915 год. По объявленной стоимости:
— дом по Саратовской (ныне Фрунзе) №106 – 28 000 рублей;
— дом №108 (там же, купленный у вдовы священника Щегловой) – 18 000 рублей;
— дом №173 по Саратовской улице (на месте «Мухи» Кудерова)  – 28 310 рублей;
— дома по Николаевской (ныне Чапаевской) улице №134 – 83 299 рублей и №148 – 52 000 рублей.

Пожни за рекой Самаркой 8 десятин 1835 кв. саженей оценивались в 1 500 рублей.  Лесопилки №20 – 25 964 рубля, и №21 – 22 713 рублей. Засамарские лесные заводы были, видимо, проданы к 1915 году, так как не упоминаются. Какой-то германский локомобиль (самотаска) – 4 644 рубля. Внутреннее имущество лесопилок №20 – 3 335 рублей, №21 – 1 482 рубля. Надворных и жилых построек на арендуемой у города земле на лесных пристанях – 14 526 рублей с инвентарем на 6 729 рублей. Вся недвижимость на дальнем лесном складе –  «Барбошина поляна» — 3 135 рублей. Важнейший строгальный станок – 20 рублей. Всего лесных товаров (древесины и прочего) на пристанях – 145 286 рублей. Счет в Самарском отделении Торгово-Промышленного банка – 3 208 рублей 67 копеек, 50 акций Московско-Киевско-Воронежской железной дороги по 707 рублей каждая, 50 акций Глухозерского цементного завода по 96 рублей каждая, вклад в Самарское общество взаимного кредита – 379 рублей 98 копеек, по какому-то спецсчету выигрышного займа – 6 875 (три выигрыша всего), 720 000 рублей на личном счете в Самарском отделении Государственного банка и еще некие 1 000 мер «Эшба» или «Эмба» по 2 рубля – последнее так и осталось непонятным (что это такое, что за меры «Эшба»?), внешних долгов – 57 000 рублей. Собственных почти нет.

Далее в духовном завещании шли указания для главного наследника, младшего сына, молодого 24-летнего купца, красавца Бориса Николаевича: «Раздать 3 000 рублей родной сестре М.Ф. Малыгиной, по 2 000 рублей родным племянникам Годиным, Громиловым, Болотовым, Иванцовым. Служащим моим при доме выдать по месячному окладу сверх всего, а прислуге крестьянке села Ширяево Сызранского уезда Симбирской губернии П.Н. Филипповой выдать сверх жалованья 300 рублей, служащим при моём лесном деле – конторщикам, приказчикам и машинистам, прослужившим не менее года, выплатить по месячному окладу, остальным только по ½ оклада… Всех прочих наших родственников прошу в завещанное имущество не вступаться. Душеприказчиком по исполнению завещания назначаю Фирса Михеевича Наймушина. Все совершенные ранее духовные завещания прошу сим уничтожить. Аминь. 2 октября 1915 года».

Большие дети – большие проблемы

Как вы уже заметили, всё основное движимое и недвижимое имущество, а также банковские вклады были завещаны младшему сыну Борису Николаевичу. Необычная ситуация для того времени. Чаще всего младшие оставались, если не «босяками», то крайне стесненными в средствах. Но такая несправедливость легко объяснялась.

Старший сын поначалу с удовольствием работал на лесопилках. Но что-то здесь с ним случилось, и он перестал ходить на работу, вел легкую, беззаботную, ветреную жизнь. Алкоголь, доступные, лёгкие на подъем дамы, прогулки на яхтах, ночные посиделки в загородных ресторанах… Однако в итоге Сергей Николаевич всё-таки влюбился в милую крестьянскую девушку из Саратовской губернии – Антонину Никифоровну, жившую у родной тети на Вознесенской (Степана Разина), 142, и женился на ней 22 июля 1912 года. Отец, Николай Иванцов, был счастлив – сын образумился. Но не тут-то было… Далее читаем дело по иску Антонины Никифоровны Иванцовой о 50 рублях ежемесячного содержания: «…Всего через три месяца без всякого с моей стороны повода муж Сергей Николаевич Иванцов покинул меня, обладая сам вполне независимыми средствами, он отказал мне в материальной поддержке, а потому я вынуждена просить признать за мной «право бедности» и принудить в мою пользу с ответчика С.Н. Иванцова по 50 рублей в месяц с первой недели 1913 года». Дело оказалось не таким простым – Сергей Иванцов исчез из города. И только спустя почти три года его нашли в Сызрани в доме на углу улиц Реальной и Казанской в объятиях какой-то местной чаровницы… В октябре 1916 года начались слушания с выступлением свидетелей.

Крестьянин А.А. Устюгов 29 лет от роду показал: «Я был семейно знаком с С.Н. Иванцовым и его женой Антониной, знал его и холостым. Он никогда не отличался хорошим поведением и всегда ходил к проституткам. После женитьбы он продолжал свою связь с проституткой «Александрой Львовной». Фамилии её не знаю. Ей он нанимал квартиру и часто уходил к ней от жены. Теперь Сергей живёт по разным местам. Когда-то с братом участвовал в делах отца. Но после смерти Николая Феофановича я его случайно встретил, и Сергей с удовольствием предъявил мне документ, что он теперь свободный счастливый человек, и что брат по воле уже усопшего отца выплачивает ему по сто пять рублей ежемесячно». Присяжные справедливо могли бы заявить: «Какой всё-таки презренный человечишка!».

Самарская мещанка Глафира Ксенофонтовна Ягунова 80 лет от роду всё это примерно подтвердила, заявив, что С.Н. Иванцов получил еще и какие-то деньги от давно умершей матери Гребенщиковой, но скорее всего их промотал… В итоге дело выиграла так называемая жена С.Н. Иванцова – Антонина и получила 50 рублей месячного содержания от Сергея Николаевича.

Естественно, что в руки старшего сына Сергея Николай Феофанович Иванцов отдать своё дело не мог, а лишь назначил ему содержание в 100 – 105 рублей в месяц с процентов от вечного вклада.

Неудачно сложилась судьба дочери купца – Екатерины Николаевны Иванцовой. В 1911 году она по любви вышла замуж за третьего сына самарского пивозаводчика Альфреда фон Вакано – Лотаря.

Лотарь фон Вакано – муж Е.Н. Иванцовой

«Третья слева – Е.Н. Иванцова

Лотарь родился в 1881 году, учился в самарской гимназии до 5 класса, а 6 класс продолжил уже в мужской гимназии Висбадена. Судя по всему, получил хорошее образование в сфере финансов. В 1910 году женился на Екатерине Николаевне Иванцовой. Сначала молодые друг в друге души не чаяли, вместе участвовали в работе Самарского отделения Императорского Российского Музыкального общества (ИРМО) под председательством С.Н. Алашеева.

Лотарь избирался в 1911 году гласным Самарского губернского земского собрания от Самарского уезда и жил с женой в доме тестя на Саратовской (ныне Фрунзе, 106). В 1914 году брат Лев фон Вакано пригласил молодоженов в Москву и уговорил поселиться здесь. Сам он закончил институт гражданских инженеров и Высшую политехническую школу в Дармштадте. Состоял помощником у академика архитектуры Романа Клейна (Клейн – автор известных проектов, например, проекта здания Пушкинского музея в Москве). Лотарь активно занимался строительными подрядами в старой столице.

Но вдруг в январе 1916 года Лотарь Альфредович неожиданно появился в Самаре. 29 января 1916 года он дал клятвенное обещание на российское подданство в присутствии губернатора Андрея Станкевича и остался жить на Жигулевском заводе в «Доме директора».

Вскоре на его имя поступило таинственное и подозрительное письмо, обнаруженное известным исследователем истории семьи фон Вакано Владимиром Николаевичем Казариным в Центральном государственном архиве Самарской области. В послании значилось:

О чем шла речь в письме неосведомленным лицам может показаться совершенно не ясным. Письмо завело в тупик и начальника Самарского губернского жандармского управления. В то время шла война и письма иностранцев, тем более поднадзорных, подлежали перлюстрации. Таинственное послание было передано в Москву с припиской: «Адресат письма является сыном известного Вам владельца Жигулевского пивоваренного завода А.Ф. Вакано, заподозренного в военном шпионаже и подлежащего гласному надзору».

Лотаря вызвали на допрос, где тот всё и разъяснил. Он разводился с Екатериной Николаевной Иванцовой, заподозрив её в неверности. По совету знакомых обратился к адвокату В.Г. Хомякову, специалисту по бракоразводным процессам, уплатил ему 50 рублей. Тот начал собирать сведения об измене и обратился к О. – это была бонна – воспитательница и горничная в доме фон Вакано, некая Ольга. И все худшие предположения фон Вакано подтвердились, судя по письму. Но для развода требовалось удостоверение о подданстве. Однако в 1899 году, когда таковое в Самаре принимал отец Альфред Филиппович фон Вакано, Лотарь по малолетству не давал клятвенного обещания на подданство, потому и приехал в Самару и получил все необходимые документы из рук губернатора.

После развода Екатерина Николаевна Иванцова проживала в Москве на улице Большая Молчановка, 21б, кв. 22, а дом на Саратовской (ныне Фрунзе, 106), полученный по наследству, сдавала под квартиры. Общий с Лотарем сын Николай (названный в честь деда) остался с отцом, и после 1929 года они уехали в Австрию в Крумпенхоф. Николай освоил профессию пивовара, успешно работал. Позже через Шанхай и Токио перебрался из Австрии в США. Дочка Николая до сих пор живет в США.

Наиболее удачливым был младший сын Николая Феофановича Иванцова – Борис Николаевич. В 1914 году он по настоянию отца женился на некой семнадцатилетней девушке Софье Илларионовне (есть предположение, что она была дочерью лесоторговца Иллариона Михеевича Наймушина). В 1915 году у него родилась дочь Ирина. Борис Николаевич Иванцов по духовному завещанию выполнил волю отца, смог сохранить его активы, успешно занимался лесопильным производством и добился признания среди самарских купцов. 12 марта 1917 года совсем молодого купца Бориса Николаевича от самарского купеческого общества посылают делегатом от губернии на Всероссийский торгово-промышленный съезд в Москву.

В 1918 году Борис Николаевич Иванцов с женой купили огромный трехэтажный дом Афанасьева (Паньшина) на Дворянской улице (ныне Куйбышева, 100). В нем до 1916 года находилась техническая контора Льва Зелихмана, хозяина спичечной фабрики «Волга». В советское время работал известный всем куйбышевцам магазин «Меха».

Удостоверение уполномоченного Всероссийского торгово-промышленного съезда Б.Н. Иванцова.

Дом Афанасьева (Паньшина), купленный Б.Н. и С.И. Иванцовыми в 1918 году.

Дом по улице Саратовской (ныне Фрунзе, 106) в 1918 году национализировали, а в 1919 году муниципализировали и разбили на коммунальные квартиры. Говорят, что позже здесь находилась школа, а сейчас Министерство культуры Самарской области. Теперь уж никто и не помнит те славные времена, когда настоящим хозяином и строителем этого особняка был счастливый, энергичный и амбициозный человек – лесопромышленник, самарский купец 2-й гильдии Николай Феофанович Иванцов.

Послесловие

По всей видимости, коммунальным жильем особняк Иванцова был не так долго. В справочнике 1936 года «Весь Куйбышев» мы находим информацию, что там располагается школа.

Наверняка и в последующие годы здание использовалось как административное. Точно известно, что в 1980-х годах здесь располагался отдел народного образования облисполкома. Вот фотографии того периода.

Реставрация особняка Иванцова была произведена в 2005 году. Отметить ее окончание решили культурным мероприятием — выставкой, посвященной жизни семьи историка моды Александра Васильева в Самаре.

Больше фотографий ищите здесь.

Текст: Павел Попов

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook