КУЛЬТУРНЫЙ СЛОЙ

Журнал ДГ совместно с Институтом Города продолжает проводить аудит территории, выявляя культурный потенциал старой Самары. Нас интересует всё, что может представлять ценность: архитектура, события, истории, мифы и люди, населяющие наш замечательный город — современники или давно ушедшие, но оставившие след.

 Второй объект на нашей культурной карте — жилой дом офицерского состава ПриВО на улице Красноармейской, 62. Мы провели несколько встреч с жителями, и информации оказалось так много, что было принято решение разделить материал на две публикации.

Сегодня: сухая историческая справка, архитектурно-художественный анализ и настоящее погружение в послевоенный Куйбышев от Бориса Кожина, легендарного кинодокументалиста, автора воспоминаний о Самаре и ее жителях. Борис Александрович, как оказалось, тоже живет в этом доме.

Жилой дом офицерского состава ПриВО занимает целый квартал по улице Красноармейской от Арцыбушевской до Братьев Коростелевых. Дом был построен между 1946 и 1949 годами по проекту архитектора Ивана Георгиевича Салоникиди. К сожалению, об авторе проекта практически ничего не известно, но, без сомнения, Иван Салоникиди был ярчайшим архитектором своего времени. По его проекту в 1946-1948 годах был построен стадион «Динамо», а в 1944 году реконструирована Фабрика-кухня завода им. Масленникова, в 1947 году достроено здание института «Востокнефтепроект» — нынешний «Гипровостокнефть». В 50-х годах прошлого столетия Иван Салоникиди спроектирован жилые дома по Ленинской, 117, Чапаевской, 200, Маяковского, 20.

И. Г. Салоникиди (справа) за сборкой орнамента вазы для ДК им. Куйбышева. «Волжская коммуна» от 5 ноября 1947 года. Источник

Из описания объекта культурного наследия регионального значения:

«Выразительный пример послевоенной сталинской классики. Архитектурное решение фасадов в стиле советского неоклассицизма. Изобретенное И.Г. Салоникиди П-образное 200-квартирное здание фланкирует Красноармейскую площадь с противоположной стороны. Ансамбль площади мыслился авторами своеобразными пропилеями для приезжих с вокзала по улице Красноармейской, ведущей в центр.

Здание имеет выразительную объемно-пространственную композицию. Оформление фасадов демонстрирует иерархию их ориентации. Угол по улице Красноармейской и Арцыбушевской, обращенный к вокзалу, обозначен 6-этажной башней со шпилем, тогда как менее значимый, со стороны улицы Братьев Коростелевых, — без шпиля.

Угловой объем (со стороны пересечения Красноармейской и Арцыбушевской) немного отступает вглубь; угловая часть в уровне 1-го этажа декорирована оригинальным декором в виде портала, заполненного рельефным орнаментом из квадратных плиток со звездами. Расположенные рядом парные окна 1-го этажа – высокие, лучковые, разделены полукруглой пилястрой.

Стены здания декорированы квадровым рустом. Верхний 6-й этаж угловой башни отделен поясом небольших розеток, ритмично членится плоскими пилястрами с капителями с волютами, над окнами 6-го этажа – крупные круглые медальоны со звездами. Фриз башни украшен орнаментом. Башню венчают 2 покрытых плитками в виде пирамидок барабана: широкий нижний с восьмигранными окнами и значительно более узкий верхний с высоким шпилем-обелиском с большой пятиконечной звездой».

Своими воспоминаниями и размышлениями о судьбе дома с ДГ поделился Борис Александрович Кожин:

«Дом, о котором мы ведем речь, — один из самых красивых домов в Самаре. Он находится на пересечении Красноармейской и Арцыбушевской улиц. Когда эти улицы назывались по-другому, Красноармейская была Алексеевской, а Арцыбушевская была Ильинской, никакого дома здесь не было. Этот дом, если сравнить его с возрастом Самары, — молодой, но и ему не один десяток лет.

Кончилась Великая Отечественная война, и в Куйбышев хлынули пленные немцы, как и в другие города страны. Занимались они в основном тем, что строили новые районы Самары (Борис Александрович не произносит слова “Куйбышев” — прим. ДГ). Тогда это была Безымянка, Красная Глинка, Управленческий. Вообще, в Самаре три города или даже четыре: старый город, Безымянка, микрорайоны и Пляж. Пляж — это отдельный город, у него своя неписаная конституция. Но это другая история.

В старом городе немцы строили два объекта — стадион “Динамо” и этот дом. В 1947 году, когда началось строительство, мне было 9 лет. Свободного времени было до чёрта, и мы все бегали смотреть, как немцы строят дом. А рядом стадион — нам не далеко. И мы туда-сюда, туда-сюда.

На месте стадиона был раньше детский парк, и иногда приезжал зверинец. Я помню, как однажды привезли слона. Вся Самара ходила смотреть. Привет Крылову.

Нет, были у нас и другие заботы — Волга, а также играть в тюзном дворе в футбол, в больничном, где детская поликлиника — в волейбол, а также поиграть в патронки, которых было очень много после войны. Мы их собирали на свалке, там, где был станкозавод под Красноармейским спуском. И сюда к немцам бегали — смотреть, как строят дом.

С пленными у нас были хорошие отношения. На стройку их приводили обязательно строем с охраной, у солдат автоматы, плетки… А вечером отпускали, и они шли в казармы сами. Казармы были на берегу Волги под Вилоновским спуском. Там где сейчас расположена часть внутренних войск.

Немцы давали нам поиграть на губных гармошках. Нас это очень устраивало, а бабушка беспокоилась, кричала нам: «Все на одной гармошке играете! Отдайте немцу!»

Они никуда не бежали. Приходили в те дворы, которые знали, в том числе и к нам на Самарскую, 85. Старухи их кормили супом, просили отремонтировать стулья, починить сараи. Они все это делали и давали нам поиграть на губных гармошках. Нас это очень устраивало, а бабушка беспокоилась, кричала нам: «Все на одной гармошке играете! Отдайте немцу!»

Да, но не все было мирно. Толпы беспризорников, которых после себя оставила война, садились вокруг этого дома. Они набивали полные карманы камней и швыряли их в немцев. “Ребят, ну не надо”, — говорила им охрана. А им некуда идти. Эти немцы виноваты, что они остались беспризорными.

Вот такие были отношения.

Итак, дом все выше и выше. Он строился для офицерского состава нашего Приволжского военного округа, который мы потеряли. И округ ждал. Вся Самара ждала. Все ждали открытия магазина. Было ясно, что в этом доме на углу будет магазин.

С продуктами все было, мягко говоря, плохо. Продуктов не было. Но это не важно. К этому привыкли. Хотя некоторые продукты были. Например, красная икра. Две цены, я их запомнил навсегда. Паюсная икра, то есть мятая, по 30 рублей за килограмм теми деньгами, и зернистая — по 50 рублей.

Очень много икры, а хлеба не было. Вот такая игра. Нужен хлеб. Мальчишки покупали бутерброды с икрой (речь видимо идет о послевоенном времени — прим. ДГ.). Бутерброд дороже, чем пустой хлеб, но хлеба пустого нет. Поэтому покупали бутерброд, икру потихоньку счищали в песок и ели. Какое это имеет отношение к дому? К дому это имеет прямое отношение.

И вот в 1948 году на углу этого дома отрывается магазин. Толпы людей пришли из старого города сюда. Зачем? Они пришли посмотреть. Магазин красоты необыкновенной — лепка, высота, витринные окна, и все прилавки завалены красной икрой, а также консервированными крабами. Всё! На этом конец. Посмотрели, для порядка купили баночку и всем рассказывали, какой красивый магазин.

Да-да, в те времена это был роскошный магазин. Он конкурировал только с двумя гастрономами на улице Куйбышева. Один — на углу с Некрасовской, другой — недалеко от площади Революции. Был еще военторг — перекресток Ленинградской и Куйбышева, где сейчас торгуют антиквариатом.

А продукты потом в нем появятся. Позже этот магазин будет называться “Диета”. Все будут говорить: «Ты живешь в доме, где “Диета”?» Когда я женился, жил в коммунальной квартире на Арцыбушевской, 61 и в этот магазин бегал постоянно.

И вот дом стали заселять. Он вошел в историю нашего города как офицерский дом. У нас два таких дома — генеральский на площади Куйбышева, и этот — офицерский.

Здесь всегда было чисто, двор, конечно, был заасфальтирован, посажены деревья, разбиты палисадники, в клумбах — цветы. Перед домом уютный, хорошо освещенный сквер и обязательно фонтан, который всегда работал. За этим следила КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть округа — прим. ДГ).

Войти в дом можно было только с Красноармейской улицы. Только в эти огромные ворота. В арке стоит удобная будка, в которой сидит дежурный. Во Франции его бы назвали консьерж. Всегда мужчина, не сержант, а значительно выше по званию. Там у него диван, телефон, стол, стул, и прежде чем войти в дом, нужно подойти к окошечку будки:
— Здравствуйте, вы к кому?
— Я к Борису Яковлевичу Демченко.
— 4я квартира. Первый подъезд, третий этаж, все дома. Проходите, пожалуйста.

Вот работал этот дом.

Одними из самых вкусных конфет были “Куйбышевские”, на обертках были виды Самары. Там был и наш дом. Можно было подарить эту конфету товарищу и сказать: “Вот сюда войдешь!” Вот что такое наш дом.

У меня здесь жил приятель — кинооператор нашей студии кинохроники Нодар Палиашвили, племянник того Палиашвили, чье имя носит Театр оперы и балета в Тбилиси. Он был женат на дочери этого самого Демченко, начальника финансового управления округа — Вале, девушке красоты необыкновенной. Мы очень дружили, и я часто к ним приходил, но это было уже в 70-е годы.

Этот дом знала вся Самара. Офицерский дом. Третий трамвай тебя туда довезет, а потом и 16-й. Никаких 34-х автобусов тогда не существовало.

Как Самара относилась к этому дому? Она его любила! А жили здесь выдающиеся воины, участники Великой Отечественной войны. И все радовались, что эти воины живут в таком красивом доме. Он стал одним из символов Самары. Дом сразу появился на открытках с видами города: это, конечно, площадь Куйбышева, Оперный театр, Драматический, набережная и наш роскошный дом.

А потом появились конфеты “Куйбышевские”. У нас не только самые красивые девушки, но и самые вкусные конфеты. Были когда-то. Теперь они испорчены. А когда у нас были самые вкусные конфеты, одними из самых вкусных были “Куйбышевские”, на обертках были также виды Самары. Там был и наш дом. Можно было подарить эту конфету товарищу и сказать: “Вот сюда войдешь!” Вот что такое наш дом.

Дом — это человек. Годы идут, он меняется, стареет. Давно нет дежурного в этих воротах. Давно отвалилась лепнина на углу. Давно умерли герои войны, сейчас здесь живут их внуки. Давно нет нормального асфальта. Попробуйте въехать в наш двор, вы можете угодить в яму, из которой вас придется вызволять бульдозером.

А также крыша. Боже мой, крыша — это беда всей нашей страны от Владивостока до Калининграда! Я живу на предпоследнем этаже. Крыша течет постоянно. Уберут снег — обязательно пробьют крышу. Мы об этом постоянно говорим и пишем. Жильцы подписали, наверное, тысячи заявлений. Но лучше бы положить все эти заявления на нашу грязную крышу. Пусть лучше там полежат, может, прикроют какую-нибудь дыру от снега или дождя.

Главная цель моего рассказа — вернуть к жизни этом дом. Вернуть его сюда, а не на тот свет. Он сейчас находится в реанимации. Здесь рядом больница Пирогова, вот он сейчас там лежит. Его надо спасти.

Что надо сделать? Металлочерепицу положить. Не кусочками, а на всю крышу. Говорят, это очень дорого. Ну, можно соломой покрыть — так гораздо дешевле. Купить у ближайшего колхоза три-четыре воза соломы и покрыть дом.

Но так не рассуждают. Главная цель моего рассказа — вернуть к жизни этом дом. Вернуть его сюда, а не на тот свет. Он сейчас находится в реанимации. Здесь рядом больница Пирогова, вот он сейчас там лежит. Его надо спасти. Для этого надо отнестись к нему как к дому полуторамиллионного города XXI века, а не XVI.

На днях на яму, в которую попадали все, кто хотел въехать в наш двор, положили заплатку. Но, ребята, когда у вас продырявились носки, вы покупаете новые! Ну зачем их все время штопать? Ну что это за мышление? Я зову Самару с помощью этого дома вернуться в то время, когда этот город называли русским Чикаго. Я призываю с помощью этого дома вернуть Самару в XXI век, а не толкать в XVI Вернуть ее в рамки цивилизации. Я хочу, чтобы этом дом стал лицом города, чтобы он снова появился на конфетах. Может, Бог даст, и вкус вернется.

Напротив нас знаменитый институт “Гипровостокнефть”. Да, это нефтяники, и у них есть деньги. Но посмотрите, какой у них сквер, какая там чистота, деревья, цветы, камни — залюбуешься. Открывают ворота в этот сквер не часто, только в дни выборов. Отроют и 13 сентября обязательно. И люди идут туда не столько на выборы, сколько на лавочке посидеть.

Этот дом, как и другие дома, — живые существа, как и люди. И Самара живая. Самара — одна из самых красивых, самых привлекательных, самых своенравных и самых мудрых женщин. Вот я ей и служу. Я подкаблучник. Что надо Самаре, я делаю.

Вот чего заслуживает этот дом. Вот что надо сделать, и самарцы будут благодарны, если этот дом снова превратится в один из сладких кусков Самары.

Вот я о чем я веду речь. Не знаю, доживу ли я, а мне уже немало лет, до того времени, когда я буду жить в одном из самых красивых домов нашего города.

P.S.

Этот дом, как и другие дома, — живые существа, как и люди. И Самара живая. Самара — одна из самых красивых, самых привлекательных, самых своенравных и самых мудрых женщин. Вот я ей и служу. Я подкаблучник. Что надо Самаре, я делаю.

Самара не любит, чтобы ей перечили, Самара не любит, чтобы с ней не соглашались. Самара любит, чтобы ее детей (а к ее детям относимся не только мы, но и такие дома), берегли, лелеяли и ни в коем случае не позволяли долго болеть, а наш дом болеет долго. Пора его лечить.

Продолжение следует…

Нашел обертки от самых вкусных конфет и отсканировал snejkoff. Использованы также фотографии из ЖЖ Артема Ксенофонтова и из фотоархива Бичурова Г.В.

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте