«Я не «гоню» ни по какому поводу»

В начале декабря 2020 года Анатолий Чубайс покинул должность председателя правления «Роснано», а вслед за ним, в феврале, оттуда ушел зампредправления «Роснано» Владимир Аветисян. О причинах ухода, планах на жизнь и о том, что будет происходить с его самарскими активами — в частности, с территорией ЗИМа — он рассказал в интервью ДГ.

— Вы ушли из «Роснано» вслед за Чубайсом или были другие причины?

— Честно говоря, я с большим удивлением обнаружил недюжинный интерес в самарских средствах массовой информации к этому рядовому лично для меня событию. Тем более, что оно было предрешено ещё пять лет назад.

В 2013 году я пришел в «Роснано» под определенные задачи. Задача номер один — мне в управление был передан специально под меня созданный дивизион проблемных проектов. Это были проекты в состоянии стагнации, у которых были как финансовые, так и технологические трудности. Где-то требовалось дофинансирование, а это всегда вызывает большие вопросы. В них ведь были вложены средства, да ещё и государственные — неважно, что они заёмные в банке, — тем не менее, до уровня успеха эти проекты тогда не дошли. А тут приходит кто-то, кто эти проекты не начинал, и говорит: давайте ещё туда «дольём» денег, и тогда будет счастье.

Несмотря на скепсис некоторых членов совета директоров, мне удалось все проекты этого дивизиона либо оздоровить с помощью финансовых инструментов, либо реструктуризировать с выделением здоровой части бизнеса. И сегодня эти проекты живут и процветают. Мне это направление в «Роснано» было интересно, потому что начиная с 1999 года я занимаюсь антикризисным управлением (даже несколько дольше, если учесть опыт в нефтехимии). Хотя у меня был в «Роснано» еще и дивизион инвестиционный, но это было занятие скорее не главное. Тем не менее, все эти проекты тоже работают.

И задача номер два — приватизация УК «Роснано» в группе товарищей, они же члены правления. По прошествии двух лет мы с Анатолием Борисовичем разошлись идеологически по поводу этой приватизации. Я считал, что этого не нужно делать, потому что это вредно. Причём по нескольким причинам. Если управляющая компания становится частной, то пять акционеров — членов правления «Роснано» — должны её выкупить. На тот момент УК «Роснано» оценивалась в 1 200 миллионов рублей. Понятно, что для этого нужно было решение совета директоров, правительства и самых высоких инстанций…

Дальше происходило бы следующее: государственным активом — акционерным обществом «Роснано» — управляла бы частная компания УК «Роснано». Договор на управление (единственный актив УК) существует, но логично же спросить: «А где же конкурс?».

И вот в этом бы конкурсе, —  сказал я Анатолию Борисовичу, —  УК «Роснано» ни за что бы не победила. Мы с ним не то чтобы очень жёстко схватились, но много дискутировали на эту тему. Я ему честно сказал: «В конце концов Вам просто не дадут это сделать. Априори — не дадут. Точка». Он говорит: «Нет, ты не прав. Всё это будет».

Сейчас, по прошествии времени, стало ясно, что в нашем диспуте я оказался прав. Но после того разговора я как честный человек и офицер должен был пойти и застрелиться под знаменем части. Я написал заявление на увольнение. Поскольку это был ноябрь 2015 года и горячая пора, Анатолий Борисович попросил меня остаться до «после рождественских каникул».

А когда я снова пришел с заявлением, он сказал: «Ну вот смотри, есть проект. Он связан с «Ростехом», и я думаю, что тебе это будет интересно».

Речь шла о «Первом экологическом фонде», который создавался совместно с дочерней компанией Ростеха «РТ-инвест». Это большой проект под названием «Энергия из отходов» — строительство заводов-электростанций, топливом для которых являются специально подготовленные твердые бытовые отходы. Эта технология позволяет без экологического ущерба решить глобальную проблему мусорных свалок и полигонов. Подсчитано, что 11 заводов в Подмосковье — это нулевое захоронение отходов в Москве. Вот такая мощность.

— А для Самары и Тольятти?

Для Самары и Тольятти, думаю, понадобятся один-два завода.

— А что все-таки с выбросами?

— Пока на этот счет существует много бессмысленных споров, но, тем не менее, в Европе и в Японии именно такие заводы-электростанции расположены прямо в городах, и никого это не смущает.

Ну и Анатолий Борисович умеет убедить. Формально оставаясь в «Роснано», я вышел из состава правления. Да, я остался зампредом, но скорее для того, чтобы этот мой последний проект в «Роснано» реализовывался без особых административных препон. Была договоренность, что как только доля «Роснано» в проекте продаётся третьей стороне, я завершу свое присутствие в команде. Срок продажи ставился на период с 2021 по 2023 год. В конце прошлого года состоялся выход «Роснано» из проекта,  и его долю выкупил «Ростех». Ну а то, что Анатолий Борисович Чубайс ушёл в начале декабря из «Роснано», никоим образом не повлияло на мое решение. Даже если он бы остался, я всё равно после нового года уволился бы из компании. Так как мне там нечего было бы уже делать.

Я остался председателем совета директоров «Первого экологического фонда» потому, что об этом меня попросили партнеры. Я избран от «Ростеха» ещё и членом совета директоров «РТ-Инвеста», который реализует этот проект. Поэтому уход из «Роснано» – это не какой-то особенный этап в моей жизни. Это была моя работа, скорее даже служение.

В «Роснано» пришёл Сергей Александрович Куликов, которого я знаю примерно полтора десятка лет. Он молодой, амбициозный, успешный руководитель. В принципе, абсолютно нормально, что человек приходит и меняет команду под себя, оценивая, кто ему нужен, а кто нет. Что касается меня, то Сергей Александрович прекрасно был осведомлён о том, что я из компании ухожу. Так что сегодня я нахожусь в резерве «главного командования».

— Что для вас сегодня составляет главный приоритет в жизни?

— Семья. Всё остальное второстепенно. Если делать выбор, то он очевиден. Я не кокетничаю. Мне давно не 40 лет, и какие-то вещи, которые мне были крайне интересны в 40 лет, сегодня меня просто не интересуют. Я думаю, что многие ровесники меня поймут. Есть какие-то вехи в жизни, настоящие, которые для меня важны. Например — РАО «ЕЭС России» и проект реформы электроэнергетики. Да, это была история, это было нечто, что поглощало меня всего.  Вынырнув оттуда, найти нечто подобное или соразмерное было практически невозможно. Я об этом уже много раз говорил. И не только потому, что РАО ЕЭС  было огромной корпорацией.

Во-первых, это была революция. Хотя я ненавижу революции, поэтому, наверное, уместно более обыденное слово «реорганизация». Во-вторых — изменения были такого характера и таких масштабов, что сделать это могла только звёздная команда. Была проведена огромная работа, в результате которой страдающие от взаимозачетов и неплатежей энергокомпании мы сделали инвестиционно-привлекательными, доли в них захотели купить крупнейшие компании мира. Энергетика перешла на рыночные рельсы.

Некоторые мне говорят: «Ну вот, ваша карьера прервалась». Ну какая карьера! Нормальные люди до пенсионной реформы в 60 лет на пенсию уходили. Поэтому хватит уже про карьеру. Я ещё раз говорю: служил и служу, а вот «прислуживаться тошно». Если Родине будет нужно — я к любой работе готов.

— У вас остался офис в Москве или вы оттуда окончательно съехали в Самару?

— Конечно, офис у меня остаётся в Москве. Последние почти 17 лет я там, несмотря на то, что бытует мнение, якобы я «управляю самарскими активами». Но это не так. Мне это неинтересно, да и в принципе невозможно. И что касается самарского бизнеса, то я давно превратился в некоего советника, которого если захотят — спросят, не захотят – не спросят. И меня это вполне устраивает. В Самаре есть менеджеры, партнеры, которые хотят и могут этим бизнесом управлять и управляют. А для того, чтобы управлять, надо находиться в Самаре 24 часа в сутки и всё время держать руку на пульсе. А с меня  хватит. Я в директорских креслах просидел с 1985 года и до 2013-го.

— Что будет с территорией завода имени Масленникова, возможна ли еще реализация грандиозных планов ее застройки?

— Не то, что она возможна, работа вовсю идёт. Естественно, ни у кого не должно возникать иллюзий, что если есть проект «комплексной застройки», значит, одновременно взяли и всё построили. Будет всё строиться очередями, в зависимости от конъюнктуры рынка. Это абсолютно рыночный проект, рассчитанный, как минимум, лет на 10-15.

Я надеюсь, что уже очень скоро будет запущено строительство на первой линии участка, рядом с ТЦ «Захар». Здесь будет построен очень интересный комплекс зданий. Мы отказались от максимального использования полезных площадей и принципа «продать как можно больше квадратных метров». Мы хотим построить здания с необычной архитектурой, которые станут украшением города. Да, там на десяток тысяч квадратных метров жилой площади будет поменьше, но зато проект будет знаковым для самарской архитектуры — необычные, с непростой геометрией здания, в которых будут и подземные парковки, и стилобаты, в которых могут находиться магазины, офисы, досуговые центры и так далее. Я думаю, в этом году начнём.

Мы провели открытый конкурс не так давно. Пригласили архитекторов со всей страны. В рамках публичного предложения нам прислали заявки. Мы выбрали несколько на наш взгляд лучших эскизных проектов. К подведению итогов мы привлекли самарских архитекторов и представителей городской администрации, то есть тех, кто имеет отношение к комплексному плану застройки города. Выбрали три варианта. Я думаю, что нам нужно еще чуть-чуть времени, чтобы окончательно определиться и начать работу с конкретным проектом. Пока идёт подготовка площадки. Вот так мне доложили.

— А кто будет строить?

— Скорее всего, будет строить компания, которая успешно справлялась и со сдачей объектов, и с продажами, — квартиры в «Галактике» и «Парусе» распроданы. Но всегда возможны варианты.

— Есть ли у вас интерес к будущим выборам в Государственную и губернскую думу?

— Шутите?

— Ну вот, например, Леонид Симановский много лет в Государственной Думе, значит, наверное, для его партнера Леонида Михельсона это представляет интерес.  

— Я считаю, что быть депутатом Государственной Думы интересно прежде всего самому Симановскому. И, наверное, самарскому региону. Но я не считаю, что нахождение моего очень хорошего приятеля Леонида Яковлевича Симановского в думе приносит какой-то стратегический результат для компании Леонида Викторовича Михельсона. И я горжусь такими земляками. А у меня нет таких друзей, которые хотят в Государственную или в какую-либо еще думу. В свое время политические проекты были интересны моим партнерам по «Волгопромгазу», мне – нет. Я всю жизнь об этом говорил, и мне никогда не верили.

Мне интересно, например, что происходит в благотворительном фонде «ЕВИТА», без всякого сомнения. Пусть это мизерный наш вклад, но он всё равно есть. Как говорят, вода камень точит. Свой маленький кирпичик в общее дело, связанное с улучшением качества жизни семей с паллиативными детьми, мы положим.

— Вас пригласили в попечительский совет Самарского филиала Третьяковской галереи?

— Да, пригласили. И я с большим удовольствием приму это приглашение. Мне это правда интересно. Я считаю, что если говорить об искусстве и о том, что собой представляет это событие —  открытие филиала Третьяковской галереи в Самаре — то его трудно переоценить. Наверное, какой-то период времени это будет такой Меккой, и не только для самарцев. Говорят, есть медицинский туризм, есть событийный, а это будет культурный туризм. И опять же напротив откроется — и, смею надеяться, не останется незамеченным — музей рок-н-ролла. Вернее, «Дом рока», как его теперь называют. Тоже, как говорит молодежь, «фишечка» не только для Самары, а для России.

— В каком состоянии ваш «Дом рока» и когда он откроется?

— Степень готовности высокая, закончены внутренние работы, сейчас ведется монтаж экспозиции и всяких технологических штучек. Вопрос, когда его открывать, пока не решен, потому, что ситуация в связи с пандемией неопределенная. Мы точно закончим все работы в этом году и скорее всего в этом году  сделаем предварительное открытие. Ну а логичным завершением этого процесса был бы такой хороший ивент — приглашение людей, которые имеют отношение к мировой рок-культуре. Не будем загадывать, кого именно, поскольку люди, которые занимаются контентом и всей идеологией музея, живут в Великобритании. Они готовы помочь нам с приглашением звёзд и знаменитостей. Но, опять же, нам не нужно просто красивое имя, нам нужен человек, который бы что-то привнёс своим участием в эту историю, чем-то нас всех обогатил. Но еще неизвестно, можно ли будет в этом году приглашать иностранцев. Мы свой тур (группы D’Black Blues Orchestra – прим. ред.), запланированный в прошлом году, перенесли на 2022 год. Эрик Клэптон вот тоже перенес на следующий год свой приезд в Москву и Санкт-Петербург.  Так что будем ждать, наблюдать. Летом, возможно, будет больше информации.

А что касается музея рок-н-ролла, то не было ни одного человека, который не задал мне вопрос: а почему вы открываете его в Самаре, почему не в Москве? Этот же вопрос задали мне кураторы музея из Лондона.  Пришлось нам с командой придумывать, «почему в Самаре».  Аргумент «я люблю Самару» не стал убедительным для людей, которые были заняты разработкой его концепции. И мы тогда решили, что он в Самаре совершенно случайно. Такой музей мог оказаться в любой точке России, потому что там жил мальчик, который из своей советской квартиры стремился приобщиться к этой великой музыке. Вот поэтому.

— Есть ли что-то, что является сегодня проблемой для Владимира Аветисяна?

— (На этот вопрос В. Аветисян ответил после нескольких секунд размышлений, прим.ред). Я, если честно, не конфликтный совсем человек, вопреки мнению некоторых. Я не комплексующий, я не стрессующий, я не «гоню» ни по какому поводу. Да, я могу расстроиться, если мой младший сын, он занимается тхэквондо, бездарно проведет какой-то бой. Вот это меня может расстроить, но ненадолго. И его ненадолго (смеётся). Когда мы с ним анализируем неудачный бой, я ему говорю: «при таких способностях и той работе, которую ты проделал, должно быть стыдно». Он говорит: «виноват, исправлюсь».

— А от чего вы получаете удовольствие?

— Я от жизни получаю удовольствие, потому, что я живу на этом свете. И каждое утро просыпаюсь и говорю: слава Богу. Иначе человек начинает себя съедать. Самое страшное, на мой взгляд, когда человек становится людоедом, поедает сначала сам себя, а съев себя, начинает поедать всех окружающих.

— Иногда бывает наоборот. Сначала окружающих съедают, а потом к себе приступают.

— Это вам так кажется. Начинают все с себя. А уже потом человек, неудовлетворенный собой, собственной жизнью, становится таким энергетически опасным для окружающих. Он может даже ничего не говорить, но вы это почувствуете, эту его «ауру». Так что, падает снег — прекрасно. Жарит солнце и снег тает — великолепно. Меткий выстрел на 900 метров — буду восторгаться собой три дня. Промах — забуду через две минуты. Встречи с музыкантами, встречи со зрителями всегда приносят удовольствие. Если этого нет, то посижу в тишине и потихоньку побренчу на гитаре сам для себя.

Авторы фото: Инга Пеннер и Дмитрий Мухин 

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте