ВОЗГОРИТСЯ ПЛАМЯ

Мы продолжаем историю спичечной фабрики инженера Зелихмана. В финальной статье нашей трилогии мы узнаем о том, чем жило это предприятие в начале XX века и после революции, а также о том, как завершился земной путь Льва Зелихмана.

В 1897 году на новом месте своей фабрики, на углу современных улиц Коммунистической и Г. Аксакова (до 1923 года официальный адрес по Полевой или Полевой продольной) Лев Львович Зелихман построил каменное (из саманного кирпича) одноэтажное здание фабрики, службы и каменные склады для серы и бертолетовой соли. В том же году он купил и привез из Германии новую технику для производства спичек «Торгового общества А. Роллера по продаже спичечных машин в г. Берлине». В Центральном государственном архиве Самарской области (ЦГАСО) сохранились описи некоторых активов фабрики за 1920 и 1923 годы, где перечислены уже устаревшие к тому времени станки инженера Льва Зелихмана: рубильные, щепальные и точильные машины, корообдирочные станки Баденского завода и Аренса, соломкорубильные и коробочные машины заводов Роллера, клееварни Кёртинга, сковороды для парафиновых спичек и макальные станки Роллера, резальные машины Гольдберга, горшки «Грейпус», вентиляторы Блэкмана, паровые и помповые насосы «Гутман» и «Вортингтон». На фабрике работали два двигателя в 18 и 24 лошадиных силы.

20 июня 1910 года Лев Львович Зелихман подал прошение в губернское правление о возведении каменного пристроя к существующему зданию фабрики – помещения лаборатории для изготовления зажигательной массы, краскотерок и размольных барабанов, пригласив к себе на работу дипломированного химика.

В первые десятилетия XX века на фабрике Л.Л. Зелихмана работало от 130 до 180 человек, в основном женщины и подростки, получавшие, например, в 1912 году 20 копеек в день, что составляло 5 рублей 20 копеек в месяц при 6-дневной рабочей неделе и 10-часовом рабочем дне. Управляющим и бухгалтером у Льва Зелихмана служил его племянник Нахман Михелев (Наум Михайлович) Миркин, который жил с ним в одном подъезде в доме Челышева. В штате фабрики «Волга» числились два техника-слесаря, трое разнорабочих-станочников и сторож. При особой необходимости нанимались крючники и, конечно, сплавщики, так как Лев Зелихман покупал древесину не на лесных пристанях в городе Самаре, а организовывал летом собственный сплав из района известного Козьмодемьянского рейда (недалеко от Чебоксар). Бертолетова соль, составлявшая 50% зажигательной массы головки, закупалась в Иващенково (ныне Чапаевск) на заводе «Бертсоль» товарищества П.К. Ушкова. Сера и ее производные, костяной и мездровый клей, молотое стекло также были местными, марганец и железный сурик везли с Урала, а вот парафин и красный фосфор, как ни странно, были импортными и поступали из Москвы (позже парафин присылали «из Грозненской области»). В столице заказывали еще антимоний, гуммитрагант и гуммиарабик, но основное сырье было все-таки местное.

Сразу стоит сказать, что фабрика шведских спичек «Волга» Льва Зелихмана была совсем небольшой и производила в лучшие времена не больше 100 000 ящиков спичек в год (в одном ящике 1 000 коробок). Для примера, по-настоящему большой фабрикой считали предприятие, производившее не менее 700 000 ящиков в год. Годовой оборот фабрики составлял от 50 до 90 тысяч рублей в начале 1910-х годов. В 1915 году сумма оборота с учетом инфляции, конечно, возросла. Чистая же прибыль от фабрики «Волга» была гораздо меньше, составляя совершенно незначительную долю денежных поступлений Льва Зелихмана. Инженер, по нашему мнению, занимался фабрикой больше из-за «любви к искусству», чем с целью получения основного своего дохода.

В 1901 или 1902 году производство было разделено Зелихманом на две части. Одна часть удовлетворяла наш внутренний спрос, другая выпускала спички для продажи за границу, в Персию. В конце XIX века (официально с 1893 года) российская спичечная продукция заняла рынки Центральной и Малой Азии, Ближнего Востока, Магриба, и даже Китая и Южной Америки, с успехом конкурируя со шведским синдикатом и английскими фабриками, прежде всего за счет оптимального соотношения цена-качество. Выгодное географическое положение города Самары на берегу Волги как удобной транспортной артерии позволяло Зелихману поставлять до 60 000 ящиков спичек в Персию по реке и Каспийскому морю. Другая часть предприятия работала для местного покупателя, выпуская до 40–50 тысяч ящиков в год. Если экспорт приносил инженеру стабильный доход, то дело на внутреннем рынке обстояло гораздо хуже, и Зелихман выставил часть своей фабрики на продажу. Во многих объявлениях его технической конторы вплоть до 1907 года указывалось, что «здесь же продается спичечная фабрика на полном ходу, вырабатывающая до 150 ящиков в день».

В связи с развитием монополистического капитализма в России и начавшимся процессом концентрации производства в начале XX века многие мелкие и средние спичечные фабрики стали не выдерживать конкуренции с крупными игроками. Экономисты А.И. Меркурьев и А.С. Курочкин в 1928 году в самарском планово-экономическом журнале «Среднее Поволжье» писали, делая короткий исторический экскурс в историю спичечного производства в Самаре: «Дальнейшему развитию фабрики Льва Зелихмана помешала организация в Российской империи нелегального Спичечного Синдиката под наименованием: «Российское общество спичечной торговли» (РОСТ). Указанный синдикат задался целью объединить в одно целое всех спичечных фабрикантов с тем, чтобы приобрести возможность взвинчивать по своему желанию цены на спички и регулировать районы сбыта. Из-за отсутствия желания у многих фабрикантов вступить в синдикат, – основная инициативная группа синдикатчиков, в которую вошли все крупные фабриканты «Акционерное Общество В.А. Лапшин» и другие, начали резко снижать продажную стоимость спичек. Результатом такой политики явилось сначала закрытие мелких фабрик, затем вхождение некоторых фабрик в «АО В.А. Лапшин», а затем началась планомерная организация синдиката. Ядром производства В.А. Лапшина были три известные фабрики в нижегородских деревнях Хотитово, Новая и Любунь. В числе других фабрик, вошедших в «АО В.А. Лапшин» оказались: Луи Гиршман – в Риге, Либаве и Гольденгене, Закс – в Двинске, Лурье – в Ченстохове и Зелихман – в Самаре».

И далее А.И. Меркурьев и А.С. Курочкин продолжали: «Но так как фабрика Зелихмана не представляла капитальной ценности и не имела места для расширения, ее производительность была резко ограничена. В силу изложенного, пользуясь ажиотажем военного периода, Лев Зелихман, связанный синдикатом, уже мало обращал внимания на спички и занялся вновь делами технической конторы…». К середине 1910-х годов, по сведениям московского исследователя 1930-х годов Бориса Андреева, 75% всех российских спичечных фабрик вошли в «АО В.А. Лапшин», где значительную роль играл уже французский капитал.

Нельзя не рассказать и о двух делах, хранящихся в государственном архиве Самарской области, непосредственно связанных с работой фабрики: «О химическом исследовании спичек фабрики Зелихмана, 1901» и «Материалы (протоколы, постановления, акты и др.) по иску крестьянина Зотова о взыскании с владельца спичечной фабрики Зелихмана денежного пособия за утрату трудоспособности, 1912».

11 мая 1901 года пристав 3 стана Бугульминского уезда постановил отобрать у торговцев села Рычково Спасской волости Петра и Николая Погореловых упаковки спичек и отправить их на исследование в химическую лабораторию Врачебного отделения губернского правления. В акте о недоброкачественности спичек он указывал: «Обращение в продаже спичек фабрики Зелихман довольно опасно, как в пожарном, так и в отношении лиц их зажигающих, так как зажигательная масса при зажигании спичек быстро с них слетает иногда на довольно значительное расстояние и свободно может попасть в место разных горючих предметов, как, например, солома и тому подобное и произвести пожар. Нередко спичечные головки при зажигании попадают в лицо и глаза, и на платья, что также небезопасно».

После исследования спичек Зелихмана в лаборатории Врачебное отделение постановило: «Зажигательная масса спичек г. Зелихмана ничем не отличается от массы, употребляемой на других фабриках, потому изъятие этих спичек из продажи не предусматривается».

Другое дело связано с потерей трудоспособности одним из рабочих фабрики «Волга». 20 сентября 1912 года крестьянин Ардатовского уезда Симбирской губернии Иван Зотов, 16 лет от роду, повредил на работе у Зелихмана безымянный, средний и указательный пальцы и по выводам городского врача А.Е. Симакова утратил трудоспособность на 14%.

За потерю трудоспособности рабочим по закону полагалась компенсация. Некоторые самарские заводчики и фабриканты судились по несколько лет со своими работниками, другие же шли на уступки и пытались как можно быстрее закрыть судебное дело. Зелихман сразу с учетом дневного заработка Ивана Зотова в 20 копеек предложил его матери на выбор либо выплачивать ей по 20 рублей 62 копейки в год в течение 10 лет, либо единовременно выдать 206 рублей 20 копеек. Так как мать с сыном ютились в каком-то флигельке на Полевой продольной между улицами Алексеевской и Льва Толстого и своего жилья не имели, то пострадавший согласился на единовременную выплату. 206 рублей с копейками матери и сыну вполне хватало на покупку отличной избы где-нибудь в Солдатской слободе или Мещанском посёлке.

Страсть любого филумениста, конечно, спичечные коробки и этикеты. Коробки фабрики шведских спичек «Волга» Льва Зелихмана широко представлены в коллекции Самарского областного историко-краеведческого музея имени П.В. Алабина и в частных собраниях. Их можно без труда найти на электронных «развалах» ценой от 700 до 1 000 рублей за штуку. Спичечные коробки инженера-технолога Зелихмана попадаются и на форумах самарских кладоискателей. Например, кладоискатель под ником «Генералиссимус» рассказывал, что «коробки Зелихмана достаточно часто встречаются в старых домах Самары. Эти спичечные коробки чаще всего идут из засыпки бревенчатого сруба, так называемого утеплителя – опилочного слоя, который служит отличным консервантом… От таких старых коробков можно даже зажечь современную спичку…».

Наружная коробка фабрики «Волга» обклеена желтой или розовой этикеткой. На лицевой стороне наружной коробки, на этикетке черной краской отпечатано изображение парохода с надписью «Фабрика «Волга», на «оборотке» – изображения медалей с выставки в Нижнем Новгороде в 1896 году и выставки в Киеве в 1897 году с надписями «Фабрика Л.Л. Зелихманъ в Самаре» и «Шведские спички 1-й сорт». Намазка или тёрка выполнена качественно и хорошо сохранилась до наших дней. Сами спички квадратные в сечении с коричневой головкой. Коробка имеет размер 5,7 х 3,7 х 2 см. Она опечатывалась бумажной государственной акцизной лентой (или бандеролью) с надписями: «Продажа и покупка спичек без бандероля законом воспрещаются», расположенной снизу и сверху ленты, и «Акцизный бандероль для помещения не более 75 штук», проходящей по центру ленты. Как мы уже отмечали, с такой коробки со спичками до 75 штук взимался налог в ¼ копейки. Есть сведения, что Зелихман выпускал отдельными партиями и коробки с помещением до 100 штук с акцизом в ½ копейки.

Изображение парохода на этикетке с надписью «Фабрика «Волга» досталось Зелихману от прежнего владельца его предприятия Германа Кана. В начале XX века, предположительно в 1904 году, появились этикетки и с другим изображением. На лицевой этикетке был отпечатан рисунок со львом на фоне пирамиды и пальм. Изображение льва встречалось на многих российских и зарубежных коробках, но здесь, мы полагаем, имело иной смысл. Владельца фабрики звали Лев Львович, а в 1904 году у него был юбилей – 60 лет, и лев ассоциировался с фабрикантом Зелихманом. Помимо этого, вероятнее всего, изображение льва на фоне пальм и египетской пирамиды свидетельствовало о выходе фабрики «Волга» на восточные рынки. Но всё это только наши предположения.

Завещание и смерть фабриканта

В конце 1914 или в начале 1915 года случилась большая беда – владельца самарской спичечной фабрики «Волга» и технической конторы, инженера-технолога Льва Зелихмана разбил инсульт. Была парализована фактически вся правая сторона его тела. В это время он с женой Эрнестиной переехал из квартиры № 12 в доме Д.Е. Челышева на первый этаж, в квартиру № 1. Это было сделано, судя по всему, для удобства вывоза Льва Зелихмана на инвалидной коляске во двор для прогулок в сопровождении их домоправительницы и родственницы Марты Зодеман.

Зимой 1916 года помогать ухаживать за больным отцом из Петрограда приехала дочь Мария со своим мужем, инженером путей сообщения Самуилом Лазаревичем (Лейбовичем) Жуковским. С мужем она поселилась в квартире родителей, жила там и после революции. Так как у Зелихмана полностью отказала правая рука, то право подписи было передано зятю З.В. Клейнерману, а опекуном по завещанию стал другой зять – инженер С.Л. Жуковский. В духовном завещании, составленным нотариусом А.А. Смирновым (литературный псевдоним Треплев) на Алексеевской площади в доме Шабаевой при свидетелях титулярном советнике И.Н. Дружинине, почетном гражданине И.С. Подобедове и служащем П.В. Соколове, указывалось, что всё имущество поступает в равных долях вдове завещателя Эрнестине Самуиловне и трем дочерям – Марии Жуковской, Лидии Клейнерман и Раисе Гурович. По поводу четвертой дочери Евгении оговаривалось, что с четырех счетов в разных банках Самары должны быть сняты 65 000 рублей и внесены на особый счет в Самарское отделение Госбанка.

Проценты с этого капитала поступали опекуну недееспособной Евгении на содержание – сначала её матери Эрнестине, а после её смерти родным сестрам. И только после смерти самой Евгении 65 000 рублей могли быть разделены между сестрами. Полагаем, что Евгения была инвалидом с детства.

По завещанию Зелихмана некоторые суммы получили и другие лица и организации: 1) внучка Нина Абрамовна Гурович, воспитывавшаяся без отца – 10 000 рублей; 2) племянник Зелихмана, управляющий и бухгалтер фабрики «Волга» Нахман Миркин – 5 000 рублей; 3) внучатый племянник Илья Абрамович Зелихман – по 300 рублей в год в течение 10 лет на воспитание; 4) родственница и домоправительница Марта Зодеман – 2 000 рублей; 5) Дубровинское еврейское общество в Могилевской губернии, на родине Зелихмана, в виде школьной стипендии для одного мальчика капитал в 1 000 рублей с условием ежегодного чтения в день поминовения усопших молитвы «Кадиш» в честь завещателя; 6) такая же стипендия с тем же условием для мальчика в еврейском училище при молитвенном доме в Самаре; 7) еврейское погребальное общество за место на кладбище – 1 000 рублей.

Наследникам также предписывалось погасить рабочие производственные долги фабрики и технической конторы в размере 8 166 рублей 50 копеек, заморозить штрафной капитал рабочих в размере 46 рублей 37 копеек, обеспечить капитал больничной кассы на фабрике – 240 рублей 22 копейки и оплатить похороны с панихидой – 2 145 рублей.

В итоге, после выплат всех завещанных сумм и обеспечения капитала дочери Евгении, у вдовы Эрнестины и трех дочерей на четырех банковских счетах оставалось только 47 184 рубля 88 копеек. Также Эрнестине и дочерям перешли: товар в технической конторе по Дворянской улице на сумму 11 145 рублей; спичечная фабрика в городе Самаре на городской выгонной земле со всем оборудованием ценой на 1916 год – 3 181 рубль (сами строения фабрики из саманного кирпича практически ничего не стоили); готовых спичек на 3 265 рублей; материалов для изготовления спичек на 12 855 рублей; спичечных бандеролей (акцизных лент) на 14 812 рублей 30 копеек. По завещанию Льва Зелихмана контролировать работу технической конторы должны были Клейнерман и Жуковский, а работу фабрики жена Эрнестина за отдельное вознаграждение в 300 рублей в месяц. Весь доход они обязаны были делить поровну между собой.

31 мая 1916 года Лев Львович Зелихман скончался. В метрической книге умерших евреев раввин М. Блюмберг причиной смерти записал «эмболия в мозгу» (очередной инсульт). 3 июня после выноса тела и панихиды в синагоге, Зелихман был похоронен на «новом» еврейском кладбище на современной улице Юзовской.

15 июня 1916 года опекуном над имуществом Л.Л. Зелихмана инженером С.Л. Жуковским в присутствии податного инспектора Я.А. Андреевского было произведено вскрытие сейфа № 82, принадлежавшего умершему фабриканту, в Самарском отделении Русского Торгово-Промышленного банка. В этом сейфе были обнаружены: патент Зелихмана на изобретение на английском языке, четыре недействительных пая Товарищества «Рогозин и Ко», отношения на право ношения нагрудной и шейной медалей «За усердие», четыре именных набора серебряных столовых приборов, выпись из духовного завещания и брошь «с 11 довольно крупными бриллиантами».

Спичечные фабрики в советское время: проекты и неудачи

В 1916 – 1918 годах спичечной фабрикой «Волга» на улице Полевой фактически управлял племянник Льва Зелихмана бухгалтер Наум (Нахман) Михайлович (Михелев) Миркин. 11 февраля 1919 года Постановлением Президиума ВСНХ бывшая спичечная фабрика инженера Л.Л. Зелихмана была национализирована. Из-за недостатка знаний производственного процесса у новых «хозяев» и, как следствие, отсутствия кандидатуры в «красные директора», заведующим спичечной фабрики утвердили бывшего управляющего – Миркина, который проработал в этой должности до 1927 года, и, судя по документам, прилагал все свои силы к сохранению и возможному процветанию предприятия.

В 1920 году ситуация на предприятии была ужасающей. На государственной спичечной фабрике «Волга» ГСНХ работали 102 человека в 1 смену. Постоянно не хватало сырья, машины ломались, мизерные зарплаты задерживались, а в Поволжье правил свой страшный бал голод. Спички перестали обрабатывать парафином из-за его отсутствия. За один день вырабатывали критически мало – 20-30 ящиков!

С началом НЭПа и созданием Облспичтрестов картина начала меняться, но далеко не сразу. В 1922 году заведующий фабрикой «Волга» Н.М. Миркин писал в Самарский губсовнархоз: «Как вам известно, здание спичечной фабрики пришло в ветхость, и охрана труда настояла перед Губэкосо (губернское экономическое совещание) при рассмотрении нашей сметы, таковую закрыть 1 апреля 1923 года. У нас наступил кризис сбыта спичек на рынке из-за высоких ставок акциза в 100% стоимости и покупка таковых для главного потребителя – крестьянина оказалась не по средствам, вследствие чего образовался большой запас спичек на всех фабриках. Цена, конечно, упала, но тем самым сократился оборот на оплату жалованья, покупку сырья, топлива, причем главное зло это то, что рост цен на готовую продукцию не успевает за ростом цен на сырье, топливо, рабочую силу… Большую конкуренцию составляют нам фабрики Пензенского и Полесского трестов… Мы рассчитывали выпускать хотя бы 60 ящиков в день, но получается только по 30. Средства производства устарели. Здание фабрики, построенное в 1897 году из саманного кирпича, разрушается, а станки постоянно выходят из строя при сроке их службы в 25 лет… На фабрике работает 55 человек рабочих, 1 фабричком, 3 сторожа, 1 кладовщик-кассир, 1 химик, заведующий и бухгалтер. Всего 63 человека». Но уже к весне 1923 года объем продукции благодаря невероятным усилиям заведующего Миркина и его подчиненных был увеличен. Если бы этого не удалось сделать, то фабрика была бы закрыта навсегда.

В Промышленных картах Всероссийской городской переписи от 15 марта 1923 года находим, что на заводе 55 рабочих и 10 служащих, а объем продукции достиг уровня довоенного периода и был даже больше – 388 ящиков в день. Перед Губсовнархозом была поставлена задача – найти новое здание для фабрики и закупить оборудование. Тогда же фабрика «Волга» с чьей-то легкой руки была переименована в фабрику «Олень».

Новое здание нашли быстро. Под самарскую спичечную фабрику «Олень» было выделено четырехэтажное здание бывшей мельницы купцов Ромашовых на Николаевской, 238, где во время первой мировой войны работали цеха консервного завода Бирман и Франк.

Во всех помещениях бывшей мельницы провели капитальный ремонт, пустили лифт до третьего этажа, обновили системы водопровода, канализации и электрического освещения. Был составлен подробный, на сотню страниц, план размещения цехов  – на первом этаже должны были организовать лущильное отделение и парильные камеры, на втором этаже – соломкорубильный, пропиточный и макальный цеха, на третьем этаже – коробочное и сушильное  отделения. Четвертый этаж временно изолировали, но позже здесь хотели открыть фабричный клуб. Пристрой к зданию бывшей мельницы подготовили под лабораторию для изготовления зажигательной массы.  Отремонтировали также и старые амбары купца А.С. Ромашова, переоборудовав их в безопасные в пожарном отношении склады.  Составлением проекта устройства новой фабрики и ремонтными работами заведовали самарцы – инженер-технолог Производственно-технического отдела ГСНХ Сурвилло и инспектор охраны труда Хенкель.

За полгода до переезда фабрика остановила свою работу, все станки и прочее оборудование погрузили на подводы. Ждали только отмашки руководства Губсовнархоза, поэтому решение отдать здание бывшей мельницы Ромашова под какую-то опытную школу Наркомата Просвещения стало «громом среди ясного неба». Так как переезд уже нельзя было отменить, 17 июля 1924 года подводы со станками двинулись к своему новому адресу: Оренбургская, 88 (здание бывшего свечного завода Самарского Епархиального управления), а ныне ул. Чкалова, 100. Свечной завод продолжал работать, и фабрике «Олень» в авральном порядке пришлось делить с ним помещения.

Неприспособленность здания свечного завода для спичечного производства, его малые размеры, необорудованность отдельных звеньев, пришедшие в полную негодность машины и станки, низкая производительность труда – всё это поставило фабрику в тяжелое положение. Фабрика «Олень» Средневолжского областного спичечного треста снова перешла на выпуск не более 12 000 ящиков в год и в 1925 – 1926 годах закончила свою работу с убытком в 1 рубль на каждый ящик. В 1925 – 1926 году заведующий Н.М. Миркин, ввиду недостатка сырья для фабрики, постоянно находился в командировках то в Москве, то в Ленинграде, то в Нижнем Ломове, стараясь обеспечить производство парафином, бертолетовой солью, вел переговоры о поставке новых станков и строительстве сушилок. В Самаре, в связи с текучкой кадров, Миркин добился выделения комнат и квартир наиболее ценным и опытным сотрудникам.

Комиссии одна за другой подтверждали катастрофическое положение на спичечной фабрике. Например, в докладе инженера Производственно-технического отдела управления ГСНХ Л.Ю. Бронецкого от 29 декабря 1926 года читаем: «Доношу, что при обследовании мной 29.12.1926 г. спичечной фабрики, установлено крайне тяжелое положение таковой. Из-за отсутствия достаточного числа сушилок, фабрика не имеет в достаточном количестве соломки и коробок, вследствие чего две смены рабочих вырабатывают продукцию равную одной… Постройка сушилок не двигается при отсутствии правильного технического руководства на фабрике. При такой постановке работ, если сушилки не будут построены еще три месяца, это может поставить дальнейшую судьбу фабрики под определенное предложение – закрытие её».

Последним ударом для заведующего фабрики Н.М. Миркина стала анекдотичная, если бы она не была такой печальной, история с похищением главного двигателя с предприятия. В конце декабря 1926 года какая-то воровская шайка попыталась украсть двигатель с фабрики; его уже вынесли, но преступники были задержаны храбрым сторожем трампарка, как позже оказалось, героем гражданской войны. Теперь же, в ночь с 11 на 12 апреля 1927 года, кража двигателя удалась. Сторож утверждал, что при его обходе в 1 час ночи двигатель был на месте, а ворота заперты, а в 2 часа ночи мотор таинственно исчез. Сторожа, конечно, уволили, а Миркин составил донесение в Губсовнархоз о злодейской краже. Кто-то из руководства ГСНХ на этом донесении надписал резолюцию: «Ввиду того, что кража совершена после попытки её совершить месяца 2 тому назад, и с тех пор директором фабрики не принято было никаких мер к охране мотора, передать дело в суд для привлечения администрации фабрики к уголовной ответственности за бесхозяйственность».

Бедного заведующего фабрикой Наума Михайловича Миркина сняли с должности, и о дальнейшей его судьбе нам, к сожалению, ничего неизвестно. Несмотря на то, что фабрику пришлось останавливать дважды в 1927 году, предприятие, однако, закрыло работу без убытков. Было изготовлено 31 122 ящика спичек.

В 1928 году фабрика была названа в честь В.И. Чапаева и утверждена новая этикетка с изображением льва и надписями: «Средне-Волжский государственный спичтрест г. Н.-Ломов» и «Ф-ка им. Чапаева г. Самара».

В 1928 году Совнарком обратил внимание на необходимость максимального увеличения экспорта и привлечения в страну новых валютных поступлений. Были сделаны дополнительные ассигнования в размере 10,5 млн. руб. на улучшение оборудования и капитальное строительство на фабриках Северо-Западного и Полесского спичечных трестов. И нужно отметить, что это принесло определенные результаты. Отечественные спички, как и во времена царской России, вновь вышли на рынки Центральной Азии, Ближнего Востока и Египта.

Критики вливаний в Северо-Западный и Полесский тресты мотивировали своё несогласие с такой политикой тем, что эти спичечные производственные объединения находились на огромной удаленности от рынков сбыта и потребления, например, рынков Туркестана, Кавказа, Ближнего Востока и Северной Африки. Колоссальные средства, затрачиваемые на транспорт, удорожали спичечную продукцию и делали её невыгодной для государства. Именно в это время и появился проект Курочкина-Меркурьева об организации новой крупной спичечной фабрики в Самаре и возобновлении производства спичек на экспорт в Персию. Экономисты утверждали, что в городе Самаре для этого проекта есть все условия – доступная сырьевая база, удобный волжский транспорт, людские ресурсы. Был составлен огромный, в несколько томов документации, хорошо проработанный проект открытия гигантской фабрики на берегу Волги в бывших Шаховских казармах с пристанями (ныне воинская часть на улице Вилоновской, 2б). Объем выпускаемой продукции должен был составить 750 000 ящиков спичек в год.

Бюрократические препятствия и новый курс на индустриализацию с ростом мощностей тяжелой промышленности отодвинули задачи переустройства нашего спичечного производства на второй план. В 1930 году на фабрике имени В.И. Чапаева сменилось четыре директора. Это была уже настоящая агония, и предприятие в итоге закрыли, а здание на улице Оренбургской, 100 передали самарской обувной фабрике имени 1 мая, переведенной в 1931 году с Безымянки.

В заключение хотелось бы отметить, что если бы проекты Сурвилло-Хенкеля 1923 года или Курочкина-Меркурьева 1928 года были бы воплощены в жизнь, то сегодня Самара, подобно, например, Уфе, Череповцу или Нижнему Ломову, была бы крупным производителем спичечной продукции или даже спичечной столицей всего Поволжья. Но судьба распорядилась по-другому…

---

Текст и иллюстрации: Павел Попов

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте, Facebook, Instagram и Twitter