УРЧАНИЕ САМАРСКОГО БРЮХА

Хлебная разверстка, разгром сапожковщины и «Выжиматели пота»: о чем писали самарские газеты в августе 1920 года

 611

Автор: Редакция

.

,

Историк Михаил Ицкович изучил выпуски газеты «Коммуна» столетней давности и выяснил, какова была информационная повестка Самары в августе 1920 года.

Непопулярные меры

В августе 1920 года на страницах самарской прессы властно доминирует продовольственный вопрос. Конец лета, когда старые запасы хлеба кончаются, а новый урожай ещё не собран, всегда тяжёл в продовольственном отношении. В 1920 году ситуацию осложняет война Советской России на два фронта (против панской Польши и войск барона Врангеля) и необходимость усиленного снабжения Красной Армии. Ситуация же с урожаем текущего года, в виду засухи, ничего хорошего не предвещает: Самарской губернии для прокормления требуется 63 миллиона пудов зерна, валовой же сбор ожидается около 35 миллионов, размер хлебной развёрстки – 19,5 миллионов, узнаём мы из номера «Коммуны» от 19 августа. «Предстоящий год для трудящихся Самарской губернии можно поистине назвать годом продовольственного испытания», – пророчествует автор статьи.

Учитывая все эти соображения, губернские власти Самары ещё в начале августа решают сократить самарцам хлебный паёк. «Коммуна» в передовице 5 августа уточняет, что это решение принималось «скрепя сердце», и успокаивает: паёк сокращен временно, вот побьём белополяков и врангелевцев – станет полегче, а «пока нужны жертвы». Представители трудящихся в лице Самарского горсовета, профсоюзов и беспартийной конференции необходимость принесения жертв поддержали. «Так решил пролетариат», – гласит заголовок передовицы.

01_Khlebnye_kartochki_1920_goda

Впрочем, несложно догадаться, что не все представители пролетариата отнесутся с пониманием к очередным временным трудностям. Таких «Коммуна» заранее объявляет, дословно, «врагами народа». А губисполком в своём обращении предупреждает, что «агентов белогвардейщины», которые будут вести агитацию против урезания пайка, ждёт революционный суд с применением высшей меры наказания.

Думать головой или желудком?

Партработник и журналист Дмитрий Грейцер в заметке с выразительным названием «Заурчало» признаёт остроту продовольственного вопроса: «Урчит самарское брюхо, урчит вовсю». При этом Грейцер, как и в своих июльских публикациях по поводу «сапожковщины», проводит дифференциацию в рядах оппозиционно настроенной массы. Одно дело – «стон плохо сдерживающей себя жены рабочего», «жалоба несознательной крестьянки» и вообще недовольство «всех тех, кто в такие дни думает не головой, а желудком» (весьма странная претензия со стороны представителя партии, придерживающейся материалистического мировоззрения!). И другое дело – «враги народа», которые «лезут из всех щелей, чтобы использовать “благодатный” момент, внести сумятицу, половить в мутной воде рыбицу». Подобных «провокаторов» из среды чуждых классов авторов противопоставляет честным, но «несознательным» или морально нестойким трудящимся, сетования которых – «это наше, внутреннее, своё недоразумение». Грейцер признаёт, что критика отдельных моментов продовольственной политики может быть справедливой, заверяет, что Советская власть заинтересована в такой критике и в практической помощи «снизу», и завершает призывом разрешить совместными усилиями «назревший и терзающий нас нарыв революции – голод».

Однако классовой сознательности, как и следовало ожидать, самарцам явно не хватает. Мария Резниченко в заметке от 19 августа описывает настроения людей в очереди за хлебом: «усталые, раздражённые обыватели» глубоко убеждены, что в голоде виновата «власть трудящихся». Причём особенно яростно нападают на Соввласть женщины, как с огорчением отмечает Мария (ей «хотелось думать, что в губернском городе женщины сознательнее», но не тут-то было). Она, впрочем, не торопится их осудить: старый строй не воспитал в женщине гражданской активности, «её тянет больше к дому, к плите, чем на митинг, собрание». А уж там бы ей объяснили, что на самом деле виноваты в голоде «буржуи, которые не дают нам спокойно жить и заняться мирным строительством». Резниченко предлагает женщинам работать усерднее в тылу, чтобы помочь находящимся на фронте мужчинам, поскорее окончить войну, а вместе с ней закончится и голод.

02_Dmitriy_Moor_Ochered_1920
Дмитрий Моор «Очередь». 1920 год

Другая корреспондентка рубрики «Страничка работницы» по фамилии Путиловская в номере от 5 августа обращает внимание своих сестёр по классу на такой аспект борьбы с голодом, как организация общественного питания. Оно приносит двойную пользу: помогает ослабить продовольственный кризис за счёт экономии топлива и прочих ресурсов и освобождает женщину «от кабалы печного горшка». Поэтому нужно «не хныкать, а действовать».

Против булкохрустов

Путиловская в своей статье затрагивает не только насущный вопрос урезания пайка, но и концептуальные основы продовольственной политики большевиков. Свободная торговля не спасёт простой народ от голода, указывает она, ссылаясь на пример буржуазных стран или белогвардейских правительств: «При Колчаке были белые булочки, но у кого, у рабочего? Нет, у буржуа».

О «белых булках Деникина» (видимо, это характерный мем своего времени) упоминает в своей публикации 4 августа и Алексей Дорогойченко, известный самарский литератор из крестьянской среды, полемизируя с теми, кого в современных интернет-баталиях на исторические темы обзывают «булкохрустами». У Дорогойченко набор аргументов иной: с его точки зрения, «свободная торговля отжила свой век», и те же западные страны от неё отказываются, да и в России хлебную монополию ещё до большевиков практиковали и царское, и Временное правительство.

Автор утешает самарцев: «Не только Россия – весь мир, все страны нищи и голы сейчас», что есть результат развязанной буржуями Первой мировой войны. А раз нет излишков продуктов, то выиграть от свободной торговли могут только те, кто спекулирует на дефиците. Ни рабочим, ни сельским беднякам и середнякам она ничего не даст. Поэтому Дорогойченко призывает рабочих «перенести временные трудности во имя вечного торжества рабочих всего мира», крестьянам же указывает, что «голодному рабочему жить во много хуже».

03_Lozung_1920_goda
Лозунг 1920 года

Анализируя практику продразвёрстки – главного повода для крестьянского недовольства – Дорогойченко отмечает, что продовольственное дело сейчас организовано лучше, чем на заре Советской власти: раньше в деревню приходили вооружённые отряды и забирали всё подчистую, а теперь берут только излишки. За них дают, конечно, очень мало, но «дают всё, что есть». Прогресс очевиден, так что, чем лучше будут налажены учёт и распределение продуктов, «тем меньше будет произвола, тем легче будет деревне».

Сапожковщина и её разгром

Продовольственный вопрос, как видим, – это для Самары в августе 1920 года вопрос политический и весьма злободневный, с учётом того, что «преступный лозунг свободной торговли» в прошлом месяце стал знаменем восстания под руководством Александра Сапожкова. «Сапожковщина» продолжает оставаться горячей темой самарской прессы и в текущем месяце. 4 августа «Коммуна» анализирует причины восстания: с одной стороны, «личные эгоистические цели» комдива, с другой – «анархо-партизанское мышление» комсостава некоторых частей его дивизии. Отмечается, что агитация повстанцев главным образом направлена против большевистской продовольственной политики: посланцы Сапожкова на сельских митингах «указывали на злоупотребления некоторых волостных и сельских продотрядов и на действия шкурников, пролезших в партию». При этом «пьяные ораторы» утверждают, что «тов. Ленин ждёт от этой компании помощи, и они-де дают её своим восстанием».

04_Ivan_Vladimirov_Rasprava_krestyan_s_komissarom_iz_prodotryada
Иван Владимиров. Расправа крестьян с комиссаром из продотряда

12 августа «Коммуна» разоблачает эти попытки сапожковцев придать себе ореол моральной и политической правоты. По сообщению газеты, воины «Армии Правды», обвиняя большевиков в шкурничестве, сами оказываются ещё теми шкурниками – по пути своего следования грабят «кооперативы, райпродкомы и даже честных граждан».  Автор заметки – красноармейский командир, бывший в плену у сапожковцев, – делает вывод, что от восстания пострадали те же крестьяне и красноармейцы: первым приходилось «бросать неубранные поля на произвол судьбы, на их глазах выгорали степи на десятки вёрст», а вторым – «делать суворовские переходы по 60 вёрст в день под палящими лучами солнца в степи». Сапожковцы, таким образом, виноваты и в том, что Красной Армии пришлось подавлять их восстание.

В этом же номере печатаются подробные отчёты о суде над пленными повстанцами. В своих показаниях все они пытаются преуменьшить свою вину и доказать, что участвовали в восстании случайно. Из всех историй наиболее увлекателен случай с красноармейцем Лихачёвым. По его словам, он, когда увидел повстанцев, подумал, что это казаки и отстреливался от них, «но был обезоружен, доставлен в Бузулук, освобождён и, когда услышал “Интернационал”, исполняемый оркестром, решил, что пришла Советская власть, бросился на митинг, выступил с речью, в которой провозгласил здравицу партии коммунистов, вождям Ленину и Троцкому, а когда узнал, что это контрреволюционный митинг, убежал домой и спрятался».

Дореволюционный Бузулук
Дореволюционный Бузулук

Посчитал ли Реввоентрибунал эти оправдания убедительными, неизвестно. Но 24 августа «Коммуна» публикует краткую сводку о приговорах по делам сапожковцев: за три дня (19-21 августа) к расстрелу приговорено 33 человека «за сознательное участие в вооружённом восстании против Советской власти», без указания фамилий.

Неделя крестьянина

Подавляя восстания, большевики, однако, понимают, что нельзя бесконечно черпать ресурсы из деревни, нужно что-то ей и отдавать. С этой целью коммунистическая партия организует в августе 1920 года «Неделю крестьянина». Идея этой кампании, предназначенной «разбить лёд недоверия между деревней и городом», была придумана одним из ведущих партийных теоретиков и практиков того времени, секретарём ЦК РКП(б) Евгением Преображенским. 13 августа, в первый день Недели, «Коммуна» рассказывает о её задаче: в горячую пору уборки урожая городские рабочие должны оказать помощь крестьянам в косьбе, жатве, ремонте инвентаря и сельскохозяйственных машин, в особенности семьям тех, кто призван в Красную Армию.

В номере от 19 августа газета разъясняет: одна из причин нехватки хлеба (наряду со спекуляцией и укрывательством его со стороны кулаков) – то, что «всё крестьянское имущество поизносилось и попортилось». Поэтому нужно, чтобы рабочие «своим мастерством и силой помогли: где соху, борону, плуг починили, колодец вычистили, мост исправили, а то и хлеб обмолотили». Ну и само собой, как же обойтись без пропагандистской работы! Абдулинские железнодорожники, например, направляют в деревню «агитационную телегу, снабжённую лекторскими силами, духовым оркестром и хором» (24 августа).

05_Plakat_k_Nedele_krestyanina_1920

А в Самарском драмтеатре, узнаём мы из номера от 31 августа, пятью днями ранее устроен литературный вечер, посвящённый «Неделе крестьянина». Участвуют всё звёзды самарской литературы: Александр Неверов, Михаил Герасимов, Николай Степной, Павел Яровой и другие. По словам Неверова, это «первый почин самарских поэтов и писателей подойти вплотную к массам и выразить своё отношение к деревне», а заодно и организовать свои распылённые силы. Почин оказался удачным, «жаль только, что некоторые авторы не учли огромности помещения Городского театра и местами читали очень тихо».

Выжиматели пота

Перенесём внимание от деревни к городу. Здесь нам попадётся немало прекрасных зарисовок самарской жизни. Чего стоит хотя бы фельетон «Выжиматели пота» из рубрики «По закоулкам» за авторством некоего Анмича (номер от 1 августа), который по красоте слога заслуживает того, чтобы прочитать его полностью. На Вокзальной площади вертится «ободранная карусель под аккомпанемент барабана и гармонии» и под похабные песни типа:

Свободушка, наша мать,
С тобой весело гулять!

Приводят в движение эту громоздкую карусель 10-12 летние ребята. «Шибче, шибче гони! Шевелись, голопузые!» – мотивирует их работодатель, «упитанный, толсторожий мужчина». В «оркестре» же играют его приятели, которые, судя по их физиономиям, явно «сидят на спекулятивном пайке, обильно подмоченном самогоночной влагой». Работающим до упаду «голопузым» в качестве платы предоставляется право один сеанс повертеться на карусели, причём часто они падают на землю и расшибаются в кровь.

Анна Клементьева, бахчевница из Мещанского посёлка, занимается не менее выгодным промыслом – на свой огород она нанимает девочек-подростков, которые работают на неё по 16 часов в сутки и вместо обещанных золотых гор получают в качестве зарплаты «шиш под нос», зато десяток огурчиков на рынке идёт по 500 рублей. Колоритен портрет бизнес-леди: «Круглая, как тыква, она вся – словно её выперло из недр тёплой плодоносной матери-земли. Глазки живые, масленые, играют, как хрусталь на солнце, речь мягкая, улащивающая, смазанная, словно патокой, ласковыми словечками-завитушками».

06_Ilinskiy_rynok_1920-e_godyИльинский базар. 1920-е годы

Но есть и более изощрённые пути к успеху. На улице Льва Толстого расклеено объявление: «Угадываю настоящее и прошедшее, предсказываю будущее по ногтям ног. Приём от 5 до 7 часов вечера». Автор заметки предлагает своё объяснение, почему гадание происходит именно по ногтям ног: «При настоящем расстройстве транспорта, обувном кризисе, массовой тяге к эвакуации ноги, пожалуй, являются самым чувствительным органом, предуказывающим пути человеческой жизни».

Концлагерь за спекуляцию и рассеянность

С представителями «свободных профессий» борются не только СМИ, но и правоохранительные органы. В том же номере «Коммуны» мы читаем про милицейский поход против «ячеек самарской спекуляции» – кофеен-молочных. Милиция внезапно нагрянула во все районы города и опечатала эти предприятия с товаром и инвентарём, а владельцев препроводила в концентрационный лагерь. Арестовать удалось не более 150 человек, тогда как кофеен в Самаре насчитывается до 1800, так что «предпринятая кампания до конца не удалась».

Среди арестованных, в числе прочих, оказываются 25 персидских граждан, о предпринимательской деятельности которых «Коммуна» писала несколько месяцев назад. Местное персидское консульство пытается вступиться за своих сограждан, но получает  отказ: из того, что персы находятся под защитой закона, как и другие иностранные подданные, не следует, что им разрешается уклоняться от трудовой повинности и спекулировать. Персы, как и большинство остальных арестованных, переданы в распоряжение Губернского комиссариата по труду (видимо, чтобы тот помог им приобщиться к общественно полезной деятельности), а несколько явных спекулянтов оставлены в лагере.

Концлагерь, к слову, грозит не только спекулянтам, но и тем, кто утерял свои документы, вплоть до выяснения личности. На эту тему в «Коммуне» 24 августа опубликован фельетон, вымышленный герой которого, некий доктор, настолько испуган данным приказом местных властей, что чуть не сходит с ума и предпочитает своим ходом ехать в психбольницу в Томашев Колок, чем оказаться в концлагере. Фельетон подписан ником «Беспаспортный».

07_Tomashev_kolok
Томашев Колок

Имя месяца

28 августа 1920 года четвёртая страница «Коммуны» отводится под однодневную газету «На Врангеля!». Газета издаётся комиссией по записи добровольцев на Южный фронт, которая работает в «Белом доме» (ныне корпус СГИК).

И среди публикаций на этой странице мы встречаем фамилию человека, который в будущем станет известен всему Советскому Союзу как самый популярный поэт-песенник. Василий Иванович Лебедев-Кумач – будущий автор множества хитов, от лирической «Сердце, тебе не хочется покоя» до патриотических «Широка страна моя родная» и «Священной войны», – тогда был рядовым сотрудником агитпропа и печатал свои произведения «на злобу дня» в разных газетах. В «Коммуне» опубликованы, с подписью «В. Кумач», его «История с бароном», где он предвещает скорый конец последнему белому генералу («Пусть поплавает с рыбами в море!»), и подборка разудалых частушек:

Моя милая больна,

Ехать на море должна.

Как барона победим –

Я отправлю милку в Крым.  

08_V_I_Lebedev-Kumach
Василий Лебедев-Кумач

При этом «для себя» автор боевых красноармейских стихов в том же 1920 году писал нечто совсем иное по настроению:

Не зажгусь холодным пламенем —
По указке не сгореть.
Под линялым красным знаменем
Бестолково ходит смерть.

Поэтическая непоследовательность объясняется просто – молодому поэту нужно было кормить семью. Желудок в данном случае, как и во многих других, оказался первичен.


Текст: Михаил Ицкович

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город»ВКонтакте, Facebook и Instagram