«Я стал бедным художником, но я счастлив»

Художник из Самары Александр Ильюшин о работе на морском судне, сомалийских пиратах и счастливой бедности

 817

Автор: Редакция

.

,

С декабря в самарской Третьяковке проходит «Битва импровизаций» — два художника создают экспромт-произведения на глазах у зрителей, а зрители голосуют и выбирают победителя. Один из участников четвертьфинала битвы — Александр Ильюшин. До этого он 9 лет работал на морском судне, хорошо зарабатывал и много путешествовал, а потом решил всё бросить и занялся живописью. 

Корреспондент ДГ Зарина Беркимбаева записала историю художника. 

Спортивный клуб и ужасный скрежет

В 14 лет, прогуливаясь по своему району, я встретил одноклассницу, она предложила съездить в Астрахань на соревнование по многоборью за школу юных моряков. Им тогда категорически не хватало людей. Я в то время дальше Тольятти никуда не выезжал, поэтому загорелся идеей. 

На соревновании почти все были из семей моряков, продолжали традицию отцов. Я же был далек от всего этого — ни родственников, ни друзей-моряков у меня никогда не было. Однако выступил я хорошо и после соревнований меня пригласили в этот клуб. Новые впечатления, новые знакомства — меня затянуло. А когда пришло время выбирать вуз, я поступил в самарский филиал Волжской государственной академии водного транспорта. 

После выпуска я решил набраться опыта, поэтому 2 года провёл на российском флоте. Там работал на судне смешанного плавания, проще говоря «река-море». Мы возили металлические трубы из Астрахани в Иран. 

В Каспийское море из Астрахани можно выйти только через Волго-Каспийский канал. В мой первый рейс в этом канале мы и застряли, не успели выйти в море — были жуткие морозы. Встали ещё около 40 пароходов. Даже ледоколы не могли справиться. 

photo_2021-02-06_12-20-10

Так мы стояли почти 35 дней. До цивилизации было достаточно далеко, на двадцатый день стали заканчиваться продукты. Обменивались припасами с ближайшими пароходами, а ещё нас спасали зимние рыбаки — пару недель мы сидели на рыбе в разных видах. Единственные, для кого это время прошло с пользой, были механики. Затюнили машинное отделение по полной: все перекрасили, переделали. 

Настал день оттепели, и ледоколы прорубили канал. Мы двинулись, но это оказалось очень страшно — глыбы льда царапали борт судна, стоял ужасный скрежет. Казалось, в любой момент пробьет борт, и мы все потонем. Пароход был хоть и усовершенствованный, но все же старый. Мы все-таки вышли в море и добрались до тёплого Ирана. 

Африка

После двух лет на нашем флоте, в 2010 году, я решил стать «подфлажником». Так называют русских, работающих на судах под флагами других стран. Я хотел выйти на более серьезный уровень. Спрашивал у коллег из российского флота об этом, но все говорили: «Да зачем тебе это надо, тебя там никто не ждет, это сложно». Я спрашивал: «А вы пробовали?». Никто не пробовал. 

В общем, я не стал никого слушать, все-таки собрал пожитки и поехал в Питер. Это портовый город. И если в Самаре крюинговых компаний (кадровые агентства для моряков — ДГ) от силы несколько штук, то в Санкт-Петербурге — около 200. К тому же в Самаре у крюингов большая комиссия — 100 тыс. рублей или процент от первых зарплат. И при этом нет никакой гарантии, что тебя куда-то пристроят. Я же свои кровные никому не собирался отдавать. 

Выбрал топ-20 лучших компаний мира и пошел обивать пороги. После пятой компании немного приуныл. В шестую пошёл уже со смешанным чувством отчаяния и оптимизма. Мне там сказали, что я подхожу, но вакансия появится месяца через три. Это был лучший ответ из всех, которые я получал в Питере. Решил ждать. 

С каждым месяцем ожидания оптимизм убавлялся. И вот в конце третьего месяца я иду по Невскому проспекту, почти отчаявшись. Захожу в «Макдональдс», чтобы подключиться к бесплатному вай-фаю и начать искать вакансию курьера, и тут раздаётся звонок. «Александр, через два дня нужно срочно вылетать в Африку, вы готовы?» — говорит мне представитель той компании. Я так и не понял, три месяца ожидания были проверкой или нет, но на следующий день мне уже подготовили документы, и я стал сотрудником немецкой компании Briese Swallow. Заключили контракт — каждый контракт подписывается примерно на четыре месяца. 

Мы вышли в Индийский океан. До сих пор помню этот глубокий, красивый бирюзовый цвет воды и до сих пор считаю Индийский океан самым красивым и чистым. Но именно здесь я встретил свой первый шторм. 

Это было странно и страшно, потому что вестибулярный аппарат не понимал, что происходит. Сразу вспомнился фильм «Пираты Карибского моря». Джек Воробей, оказывается, не просто так манерно ходил, а ловил момент на корабле, чтобы спокойно передвигаться. Все моряки так ходят во время шторма. Страшно было смотреть в иллюминатор, ты видишь как пароход гнётся, было ощущение, что он сейчас сломается пополам. «Какая карьера? Какие деньги? Я хочу домой, я не хочу умирать, я слишком молод», — вертелось у меня тогда в голове. Но люди ко всему привыкают.

И к морской болезни — тоже. Я не знал, что у неё есть два проявления. При первом — тебя тошнит, а при втором — тебе хочется есть. Я относился ко второй группе. Но тут есть тонкая грань: если переешь, попадаешь в первую группу. Я работал в интернациональном экипаже, и филиппинцы оказались самыми слабыми, они всегда ходили зелеными и с ведерками. Так как я катался на скейте и сноуборде, у меня был натренированный вестибулярный аппарат, я проще всё это переносил. 

Со стороны кажется, всё это было легко. Но это был мой первый контракт под флагом другой страны. Тогда я прошел полное боевое крещение: адовые штормы, морская болезнь, работа в интернациональном экипаже. Пираты завершили список. 

Мы встретили их в  Аденском заливе на берегах Сомали. Конечно, все знали, что эти места — пиратская зона. Экипаж готовили к такому сложному маршруту. Ввели противопиратские тревоги, чтобы в любое время суток экипаж за кратчайший срок был мобилизован. Судно тоже подготовили — установили камеры и спутниковую связь. Нам даже прислали охрану — четверых военных из Англии, серьезных ребят с опытом службы в горячих точках. 

photo_2021-02-06_12-20-11 (3)

И вот однажды мы услышали общесудовую тревогу. Быстро спустились в машинное отделение, где были заранее подготовлены продукты, вода и спальные мешки. Англичане вышли на позиции. Когда пиратская лодка подошла к нашему кораблю, охрана начала обстрел. Естественно, не по самим пиратам, это запрещено, а рядом — по воде. Возможно, пираты не были готовы к такой обороне, потому что, раздосадовано сделав пару выстрелов по судну, они отступили. 

Откровение на Фарерах 

В мой двенадцатый контракт мы перевозили морепродукты с Фарерских островов в Шотландию. Природа островов потрясала. Я смотрел на горы, водопады, и во мне что-то переключилось — я неожиданно для себя захотел рисовать. 

На Фарерах всё баснословно дорогое. 1 гб интернета стоил 20 долларов. Мы взломали вай-фай местной библиотеки, и я дорвался до ютубовских видеоуроков по рисованию.  Понадобились карандаши разной твёрдости, но так как на островах нет собственного производства и всё привозное, каждый карандаш обошёлся мне в 550 рублей. Весь экипаж удивлялся, зачем я спускаю деньги на карандаши, а для меня это было откровение. 

photo_2021-02-06_12-20-09

После контракта я вернулся домой. Встретился с другом Артом Абстрактовым (уличный художник из Самары — ДГ). Раньше не понимал его работы, а теперь посмотрел на них с другой стороны. Мы поехали в путешествие по Испании и Португалии. Это взорвало моё сознание. У русских есть какие-то границы, жёсткая цензура, нам как будто стыдно что-то делать. Я смотрел на полотна мировых художников в музее королевы Софии в Мадриде и думал: «Так можно? Это нравится людям? Это стоит в музее и нормально воспринимается обществом?». У меня был культурный шок. Я вышел и сказал себе, что тоже хочу творить и не ограничивать творчество ни в чем и никогда. 

Вернувшись домой, я много об этом думал, но никак не мог понять, что мне мешает. Помню, как шёл домой после вечеринки, увидел вдали лучик света с синими волосами и понял, что не могу не познакомиться. Оказалось, её зовут Мария, и она идёт в художественное училище на урок живописи. Я показал ей свои работы, она сказала: «Тебе нужно продолжать, хорошо получается, в тебе что–то есть», и посоветовала походить на курсы. Она сама поступила в медицинский лицей, как хотели ее родители, но тайно ходила на художественные курсы. 

Я тоже записался туда. Сначала ходил, просто чтобы научиться рисовать. Но преподаватель Андрей Николаевич увидел во мне что-то и стал уговаривать поступить в СХУ (Самарское художественное училище им. К.С. Петрова-Водкина — ДГ). Так я и сделал. 

«Ты делаешь не ерунду, абстракция — это круто»

Семья была в шоке: «У тебя была карьера, хорошая зарплата, какой художник?», «Ты хочешь стать нищим?», «Ты сошёл с ума!». Но в меня поверили два человека: лучший друг Илья и младшая сестра, которая знала, как мне было тяжело улетать на очередной контракт. Свою работу я не любил, но хорошая зарплата и путешествия держали меня. 

Несмотря на страхи семьи, у меня не было сомнений. Да, я стал стереотипным бедным художником. Да, сейчас живу от заказа к заказу, но занимаюсь любимым делом и счастлив. 

Свою первую работу я сделал в стиле супрематизм. Это я сейчас знаю, что такое супрематизм, но тогда это казалось просто треугольниками и квадратами. Я не понимал, почему это круто и просто интуитивно смешивал краски, делая ровные линии от руки. Помню, как в два часа ночи позвонил Антону (настоящее имя Арта Абстрактова — ДГ) и сказал: «Ты делаешь не ерунду, абстракция — это круто». 

Мне никогда не нравилась ограниченность прямоугольного принта, хотелось выйти за рамки, поработать с другим форматом. Я решил попробовать роспись одежды акрилом и создал свой бренд CUIDIJ. К сожалению, идея оказалась неоправданной для нашего города. Мало кто ценит ручной труд.

Вот татуировка меня поглотила полностью. Как мне кажется, я нашел свою нишу. Татуировки хороши тем, что ты рисуешь не в стол. Твой арт с человеком надолго, если не на всю жизнь, а это большая ответственность. Но в то же время приятно, что человек тебе настолько доверяет. 

Свою тату-семью я нашел в «Доме 77». Основатель студии Алина, посмотрев одну минуту, как я работаю, сказала: «Для начинающего все очень хорошо, старательный». В студии работают четыре татуировщика и один пирсер. Они увидели, что мне это действительно интересно, и сразу начали помогать, направлять. Так я и попал в семью. Это, конечно, не значит, что я себя буду в чем-то ограничивать. Холсты, стены, одежда остаются открытыми для меня. 

Сейчас вот параллельно с работой в «Доме 77» участвую в битве художников самарской Третьяковки. За полгода до битвы я работал в музее Модерна со своей девушкой. Мы готовили инсталляцию для «Ночи в музее». По всей видимости, наша работа очень понравилась, потому что потом мне написал сотрудник музея и предложил поучаствовать в битве. Я отправил свою заявку, организаторам понравилась моя работа, и меня пригласили. Теперь жду, кто станет моим соперником в четвертьфинале. 

Если вам понравилось читать о морских путешествиях, то можете посмотреть ещё наше интервью с женщиной-капитаном дальнего плавания о любви, забастовках, бесплодии и семье. 

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город»ВКонтакте, Facebook и Instagram