ГЛАВНЫЙ АРХИТЕКТОР

Алексей Григорьевич Моргун 23 года, с 1965 по 1986, пробыл главным архитектором Куйбышева. Дольше не удалось никому. Ветеран Великой отечественной войны, заслуженный архитектор России. Автор более десятка знаковых для города зданий, среди которых, например, правительство Самарской области на площади Славы, больница нефтяников на Льва Толстого, Дом Промышленности и клуб «Заря» в их современном виде. Он был разработчиком генплана Самары, участвовал в реконструкции Самарской площади и площади на пересечении Осипенко и проспекта Ленина. Наконец, именно он автор монумента ИЛ-2 и еще многих других объектов.

В нашем разговоре про Безымянку мы не можем обойтись без тех, кто её непосредственно строил и проектировал. Поэтому в нашей новой истории сын Алексея Моргуна, Дмитрий Алексеевич Моргун, рассказывает об отце и своей семье.

Встреча с Безымянкой

Безымянка в 1941 году приютила отца и его семью. Они сами с Украины, с Приазовья, и уже в июле 1941 года были вынуждены эвакуироваться из своего села. Мама Марфа Егоровна, сестра и он.

Шли пешком, ехали на телегах, на паромах — как придется. Через месяц добрались до Сталинграда. Вообще весь юг нашей страны шел туда. И к тому времени там скопилась огромная масса людей. На берегу, рассказывал отец, места свободного не было. И переправы нет. Они поняли, что застрянут там надолго.

И снизу с Астрахани появился пароход. Берег весь поднялся, и человеческая лавина устремилась к пристани. Отец рассказывал, как они с матерью и сестрой уцепились друга за друга, поток людей захватил их и выдавил на пароход. Они прибыли в Куйбышев.

Бронь потеряна

Отец устроился на военный завод № 18, который делал самолеты Ил-2. Поселились они где-то возле завода, то ли в бараке, то ли в землянке. Отец уже толком и не помнил, потому что дома почти не бывал. Два года, с 1941 по 1943, он проработал на авиационном заводе клепальщиком. Его основной операцией была сборка крыльев.

У него с детства была мечта — поступить в архитектурный институт. Он очень хорошо рисовал, любил акварель и графику. Но в Куйбышеве не было на тот момент архитектурного факультета, только строительный.

И вот однажды в Куйбышев приезжает выездная комиссия МАрхИ — Московского архитектурного института. Дело в том, что московские вузы эвакуировали в Ташкент. А оттуда выездные комиссии ездили по городам, набирали себе студентов. В Куйбышев комиссия МАрхИ прибыла потому, что здесь был строительный институт, и на его базе как раз она устроила приемные экзамены. И отец поступил. Ему на заводе пальцем крутят у виска: ты что, у тебя же бронь, какой институт? Но он никого не слушал. Его зачислили, он забрал документы с завода и должен был завтра уезжать в Ташкент. Это был 1943 год. Вечером к нему пришел представитель военкомата и вручил повестку на фронт. Бронь потеряна, призывной возраст — 18 лет…

Японские краски

Их, новобранцев, погрузили в вагоны, и отправили на Дальний Восток. Всю войну он просидел под прицелами японцев. Много лет спустя он учил меня, как правильно пить воду, когда её мало. Это знание у него было с войны. Там степь, вода — страшный дефицит. Папа рассказывал: у тебя с собой фляжка, и надо её правильно выпить. Первым глотком смочить рот. Второй задержать за щекой, и так далее.

В 1945 году началась масштабная десантная операция в Маньчжурии. Отец участвовал в захвате крупного опорного пункта японцев. Он не любил рассказывать, как они стреляли и за что они ордена получали. Зато рассказывал другую историю.

После капитуляции Японии их роту оставили охранять пленных. Их передислоцировали в японский военный городок, где стояла целая дивизия. Причем японцы продолжали жить в своих казармах, офицерам даже оставили оружие, но они вели себя крайне дисциплинировано, ни одной стычки с русскими.

Как-то раз отец увидел японского солдата, который сидел на улице и делал набросок. Он подошел, попросил у того карандаш и тоже нарисовал что-то свое. И как-то они сдружились, если вообще можно так сказать. При расставании японский солдат подарил русскому солдату набор керамических ванночек с краской. И эти краски потом сослужили хорошую службу.

В октябре 1945 года после демобилизации Алексей Моргун поехал в Москву на учебу в МАрхИ. Курс уже учился, зачисление невозможно. По закону его могли принять только кандидатом. То есть вольнослушателем. Если покажет себя хорошо, то со второго семестра могли зачислить уже студентом. Но в институте не очень-то хотели возится с кандидатом. И вот тогда, при очередном визите в институтскую канцелярию, он достал эти краски. Положил на стол, посмотрел внимательно на человека, от которого зависело решение, и подвинул к нему. Так его зачислили в МАрхИ.

В институте он познакомился с мамой, они поженились и оба после окончания приехали в Куйбышев. Родители устроились работать в институт «Гипровостокнефть», один из крупнейших в нефтяной отрасли страны. Эти отраслевые институты держали при себе большие проектные группы, причем не только нефтяников. Потому что нефть — это еще и строительство. Разработке нефтяного месторождения всегда сопутствует градостроительная группа, которая проектирует буровые и вахтенные поселки, отдельные районы в населенных пунктах и даже города. В Самарской области так были построены Нефтегорск, например, и Отрадный. Заточенные под нефтедобычу, они изначально были спроектированы как нормально функционирующие города.

Поскольку в Куйбышеве конца 50-х — начала 60-х годов было мало архитекторов и архитектурных групп, институтам заказывали большие городские работы. Родители начинали с таких проектов. Городу Нефтегорску они делали генплан. В 1958 году возле поселка Ветлянка обнаружили большие залежи нефти, и было решено неподалеку от месторождения ставить город. Родители занимались тем, что проводили изыскания, подбирали для застройки большую удобную площадку и потом создавали весь проект города с жилой застройкой, уличной сетью, образовательной и культурной функцией и прочим.

Интересно, что в 50-х годах они занимались проблемой быстрого возведения домов, еще до эпохи панельного домостроения. У меня до сих пор хранятся чертежи 2 и 3-этажных унифицированных домов. Родители в своей работе чуточку опережали время. Они писали в своих предложениях: чтобы строить быстро, надо переходить на заводское производство деталей домов. На заводах отливать из бетона крупные элементы, чтобы собирать дома, как конструктор. Пройдет 10 — 15 лет, и вся страна начнет решать жилищную проблему с помощью блочных «хрущевок».

Первая квартира моих родителей была на 6-й Радиальной улице. Ну как квартира — комната, конечно. Причем там была особенность: её затапливало. Натурально. Видимо, высоко стояли грунтовые воды, и весной они поднимались выше пола. Там отец под ножки кровати подкладывал кирпичи, чтобы она не в воде стояла.

А еще он рассказывал, как ездили на работу. По Ново-Садовой уже была проложена до Советской Армии трамвайная линия, но разворотного кольца еще не сделали. И поэтому трамвай ходил, как челнок, туда-сюда и нечасто. Народу в него набивалось всегда под завязку. Висишь на подножке сонный, говорил отец, и одна мысль: как бы не сорваться. Вскоре институт дал родителям квартиру в городе. Это были две крошечные комнаты в деревянном доме на Садовой, 82 — с печкой и удобствами на улице.

Но поскольку для многих сотрудников «Гипровостокнефти» вопрос с жильем стоял крайне остро, институт добился надстройки трехэтажного здания на Красноармейской, 19. Работников собрали и сказали: кто хочет квартиру, идите и стройте. После работы, по выходным, как хотите. Материалы дадим. Отец сделал проект, со всех отделов составили бригады, которые по очереди делали кирпичную кладку. Так силами сотрудников достроили ещё два этажа, и мы получили там благоустроенную квартиру.

Родители поработали вместе в институте, а потом решили профессионально «развестись». Отец в работе был активный, бурный и напористый, и мама тогда сказала: мне тебя такого дома хватает.

Она ушла в «Гипроавиапром», тоже отраслевой институт, но авиационной промышленности. Где есть приставка «гипро» — это значит государственный институт проектирования, то есть крупный проектный центр.

Её сфера профессиональных интересов сосредоточилась на Безымянке. Она делала генеральные планы микрорайонов. Казалось бы, это не чисто архитектурная работа. Но я скажу, что в планировочных работах архитектуры едва ли не больше, чем в проектировании зданий, потому что чем выше уровень задачи, тем более тонко должна быть выстроена вся система.

Что такое микрорайон? Не только жилье. Это огромное количество социально-бытовых объектов по так называемым «радиусам обслуживания». Это иерархия дорог: внешние, внутренние, внутриквартальные. Это обязательно инженерная инфраструктура и инженерные сети.

Вот простой пример. В каждой квартире в электрической розетке напряжение 220 вольт. Его раздает электрический кабель 0,4 киловольта, который заходит в дом. На трансформаторной подстанции во дворе напряжение уже 6 кВ. К ним оно поступает с распределительных пунктов в 10 киловольт. А в город входит гигантская линия 110 кВ. Эта система накладывается на город. Надо создавать коридоры сетей. Планировка района подразумевает вот такое кропотливое решение.

Рационально использовать землю — главная задача любого генплана. Все номерные микрорайоны макетировались и строились по одному принципу. Везде эта работа выполнялась в первую очередь архитекторами-планировщиками. У мамы страсть к планировочному делу была ещё с института. Есть даже публикация в «Комсомольской правде», где она, студентка МАрхИ, проектирует какой-то московский микрорайон. А вот это уже газета «Волжская коммуна». Мама, Галина Васильевна, склонились над проектом номерного микрорайона города Куйбышева.

Тема Безымянки стала присутствовать и в работе отца. Он быстро двигался по карьерной лестнице. Стал главным архитектором строительного отдела института «Гипровостокнефть». Потом возглавил институт «Гражданпроект», и через какое-то время ему предложили должность главного архитектора города. Он приступил к обязанностям в шестьдесят пятом году.

Главный архитектор

Тогда отец попал на самый разлом подходов к советскому строительству. Началась эпоха однотипных коробок — «хрущевок». В Куйбышеве они начали возводиться по улице Гагарина, постепенно расширяя географию и двигаясь в сторону Безымянки. Понятно, что это был тогда единственно возможный путь быстро обеспечивать людей жильем. Но и отец, и его товарищи всё равно пытались создать минимально допустимую красоту по деньгам и возможности того времени.

В МАрхИ архитекторов воспитывали на крепкой классике в самом благородном смысле этого слова. Они прекрасно знали всю историю мировой архитектуры, все стили. Поэтому даже в самый кондовый проект они пытались привнести красоту. У отца невольно рука срывалась на классический стиль. Он говорил: «у меня он в подкорке сидит». Поэтому, например, ДК «Заря», глубокую реконструкцию которого он делал, получился очень интересным. Классический, элегантный и современный одновременно.

Так что даже при проектировании хрущевок они старались где-то козырьки сделать интересные, где-то парапеты необычные. То есть пытались в эту индустриальную заготовку привнести индивидуальные элементы. Один хороший папин друг из Москвы говорил про себя: «Я — парапетчик». Хороший архитектор, он всю жизнь занимался навершиями для домов. «Я о парапетах знаю всё, — говорил он. — Ни один человек в стране лучше парапет не знает». Он сделал несколько сотен видов парапетов, и все они были разные.

Накануне празднования 30-летия Победы в Куйбышеве возникла идея памятника самолету ИЛ-2. Отец тогда сказал: я буду делать, мой штурмовик. Он его делал своими руками на авиационном заводе! Даже на какой-то день рождения директор 18-го завода подарил ему старый пневматический пистолет, тот самый, с помощью которого он делал клёпки во время войны. И папа стал делать проект, чтобы снова встретиться со своим самолётом. Он не грустно всё это воспринимал, а наоборот с воодушевлением. Сделал несколько вариантов, все очень хорошие.

Изначально памятник должен был стоять на площадке диаметром 100 метров и быть развернут в сторону Волги, как бы символизируя взлет штурмовика в сторону фронта. Но тут выяснилось, что диск будущей площади частично накрывают линии правительственной связи. В перекладке было отказано, и поневоле пришлось развернуть самолет на 90 градусов, поставить вдоль Московского шоссе. Отцу больше нравился вариант памятника, когда штурмовик как бы летит на бреющем полете, почти горизонтально, как в боях. Но на заводе сказали «нет», потому что тысячи людей делали шасси для ИЛ-2, и их труд тоже должен быть заметен. Такие трогательные моменты. 9 мая 1975 года памятник открыли.

Тема военной Безымянки появилась снова, когда стали делать метро. Был конкурс, надо было предложить архитектурную идею. В результате каждую станцию куйбышевского метрополитена делали разные группы. Мама проектировала станцию «Самарская». На всяких московских рассмотрениях она была признана одной из самых изящных, но воплощена не была, к сожалению. Она не пошла в работу, потому что строительство метро приостановили на много лет. Отец вместе с главным художником Александром Темниковым тогда делали свой вариант станции «Безымянка». Проект был для него как большое личное воспоминание. Он говорил: «Я помню обстановку на заводе. Темный цех, электричество только над рабочим местом, — общего тогда не было. Поэтому станция должна быть приглушенной по свету, только с отдельными его очагами». То есть свое эмоциональное состояние он как раз и перенес туда.

А потом сильно изменились нормативы по внутренней отделке метро. Там была какая-то авария в Москве, после которой ужесточили регламенты. Нужно было переделывать очень много. Каждый камень, каждая деталь, да что там — каждый сантиметр был жестко регламентирован нормативами. Отец хотел делать рубленые надписи «Безымянка» на путевой стене, но сократили расстояния для выпуклых элементов. Тогда решили сделать плоское панно. Пригласили Андрея Николаевича Кузнецова, заслуженного художника России. Он предложил панно в стиле флорентийской мозаики. Очень редко применяемая техника, сложная, кропотливая, но зато очень эффектная.

Я как раз тогда учился в Москве и вместе с Кузнецовым ходил на художественный совет защищать эту композицию, а потом ездил под Ташкент, как тогда говорили, «выбивать» камень.

В узбекском городе Газалкент был огромный комбинат по камнеобработке, туда свозили материал со всей страны. На автоматических линиях плиты доводили до такого гладкого состояния, как экран телевизора. Нам нужно было дополнительно полтысячи квадратных метров габбро-диабаза и лабрадорита, это такие виды черного мрамора с блестками. Я пришёл к директору, говорю, так и так, нам надо. Он отвечает: мы уже отгрузили положенные вам объемы. Я настаиваю, нам надо ещё минимум 400 квадратных метров. Тут он меня спрашивает: «Ты какой чай пьёшь?» Отвечаю — зелёный. Он обрадовался: «О, наш человек!» Звонит по внутреннему телефону: «Тут приехал один из Куйбышева, тоже зелёный чай пьёт, отгрузите ему 400 квадратов».

Эти плиты мы употребили для отделки колонн и пола. А в панно использовались сотни разных камней. Из Москвы приехала бригада производственного комбината вместе с разнообразным оборудованием. Например, станки, на которых оттачивалась грань, чтобы кусочек камня встал в рисунок. Кусочки иногда такие маленькие, с ноготь, иногда большие. Из них набирались специальные карты, потом эти карты монтировали на стену. Мозаичное панно чуть больше метра шириной, и по сто метров в длину по каждой стене. Представляете, насколько трудоемкая работа?! Зато посмотрите, сейчас в раскопках находят греко-римские постройки двухтысячелетней давности, а там эта мозаика, как живая.

И еще одна история, связанная с Безымянкой. Не территориально, но по сути. Гагаринский дом. Знаете, где? Правильно, на первой просеке. Гагарин должен был приехать в Куйбышев на отдых в августе 1961 года. До этого момента оставалось всего 3 месяца. Заказ получил институт Гипровостокнефть. Делать проект поручили Алексею Моргуну. Задачка была, скажем так, на пределе возможностей. Неделя ушла на проект. Там классическая по компоновке архитектура, как раз в любимом стиле отца. После утверждения они стали делать рабочие чертежи. Посчитали фундамент, отдали строителям. Те начали рыть котлован и лить основу. Пока идет стройка, отец делает проект кладочного плана первого этажа до подоконников. Чертеж утром отдают на стройку. Уже завезены материалы, люди готовятся делать кирпичную кладку. Причем сложность в том, что надо успеть продумать вентиляционные отверстия, инженерные коммуникации, то есть всё-всё для нормального функционирования. И так слоями — «2 дня — этаж, перекрытие, карниз» — за 3 месяца они поставили дом. Отца пригласили на открытие, когда Гагарин приехал. Он даже сделал одну фотографию, как Гагарин играет в бильярдной.

---

Текст: Анастасия Кнор
Фото станции метро «Безымянка»: Инга Пеннер

Следите за нашими публикациями в телеграме на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook