,
Правда же, трудно представить, чтобы кто-нибудь из нынешних самарских чиновников – отцов города был бы одновременно автором научных исторических исследований о Самаре? А вот в прежние времена такой человек в Самаре был — выдающийся государственный и общественный деятель Петр Владимирович Алабин, чьи историко-краеведческие труды и по сей день являются примером вдумчивой, аккуратной работы с источниками, образцом прекрасного изложения материала.
Для меня руководством в изучении иллюстрированного списка «Повести о Варлааме и Иоасафе», выполненного в Самаре в 1628–29 гг., — первой самарской книги, статья о которой была опубликована в ДГ, служат слова Алабина о необходимости внимательного и бережного отношения к самарской старине: «…здешний край чрезвычайно беден стариной и ее памятники по отдаленности этого края и исключительным условиям, в каких он всегда находился, могут представлять собой замечательные особенности в ряду церковных древностей».
~
Изучение самарской рукописи 1628–29 гг. дает повод задуматься о непосредственном месте создания в Самаре этого литературного памятника, а значит, об истории самарской крепости, о самарских строениях того времени.
Создание рукописи такого рода есть все основания связывать с храмами или монастырями, тем более что сам переписчик в предисловии к своему труду называет себя священником. Самарская рукопись имеет внушительный объем, написана хорошим полууставным шрифтом, иллюстрирована многочисленными профессионально исполненными миниатюрами. Работа над ней могла занимать много месяцев, а возможно, не один год. Если принять во внимание, что в Самаре в то время была выполнена и вторая рукопись — список «Жития Нифонта Констанцского», то резонно предположить, что переписчики и художники имели определенное место для столь объемной работы — некую книжную мастерскую, скрипторий, и такое место могло быть именно в монастыре.
Однако переписчик называет себя «священо ереем», то есть священноиереем, званием, которое относилось к приходским священникам, представителям так называемого белого духовенства, а не монашествующим. Профессионализм исполнения рукописи, особенно миниатюр, позволяет выдвинуть предположение о не самарском происхождении мастеров: переписчик и иллюстратор могли быть специально приглашенными для этой работы в Самару лицами. Поскольку рукопись создавалась во время деятельности в Самаре воеводы Бориса Михайловича Салтыкова (воевода с 1626 г. по конец 1633 г.), находившегося здесь в ссылке, но до опалы бывшего боярином, чрезвычайно влиятельным человеком, занимавшего высокие государственные должности при дворе царя Михаила Федоровича (приходился царю четвероюродным братом), то заказчиком манускрипта вполне мог быть именно он, и приглашенные им мастера могли трудиться на его воеводском дворе. Священник-переписчик мог быть его домовым священником. Стремление идентифицировать переписчика и иллюстратора по указанным в предисловии их именам — соответственно, Афанасий и Петр — среди известных мастеров того времени результатов пока не дали.
Таким образом, изучение самарской рукописи подводит к актуализации изысканий по истории и топографии современных созданию рукописи построек Самары, в частности, храмов, монастырей, воеводского двора.
~
В современном самарском краеведении состояние разработки вопроса о постройках Самары XVII в., в том числе храмов, весьма несовершенно. Тому имеются как объективные, так и субъективные причины. Во-первых, источников по истории Самары XVI–XVIII вв. сохранилось крайне мало, все они фрагментарны; то же — и в отношении первых самарских храмов. Во-вторых, очевидно, что историей самарских храмов с послереволюционного времени до начала 1990-х гг. никто не занимался, да и до сих пор основательных исследований этого вопроса не было. В-третьих, обращает на себя внимание небрежность, с которой многие современные исследователи пишут о церковной истории Самары, в результате чего появляются неверная интерпретация информации источников, путаница и копирование ошибок из одной исследовательской работы в другую.
Большое количество ошибок присутствует, например, в справочнике «Монастыри Самарского края (XVI–XX вв.)» (Самара, 2002), в энциклопедии Самарской области (Самара, 2011–2012), в монографии профессора В.Н. Якунина с громким названием «История Самарской епархии» (Тольятти, 2011), что обязывало бы автора к большой ответственности, поскольку до сих пор монографии подобного обобщающего характера не выходило.
Наиболее пристально изучением источников по истории Самары XVII – 1-й половины XVIII вв. занимается современный самарский историк профессор Э.Л. Дубман. Настоящая статья, во многом опирающаяся на его исследования, является обобщением некоторого известного материала с обоснованием предложений о необходимости комплексного изучения самарских церковных древностей.
~
Во время создания самарской рукописи — в конце 1620-х гг., судя по документам, в Самаре существовал единственный приходской храм во имя Пресвятой и Живоначальной Троицы. Это была первая церковь Самары, деревянная, построенная, вероятно, одновременно с самой крепостью в 1586 г. С какого-то времени Троицкая церковь имела придел во имя Святителя Николая Чудотворца.
Ко времени создания рукописи население Самары составляло уже порядка 1000 человек. Для такого количества людей одного небольшого храма, вероятно, уже было недостаточно. И действительно, в 1634 г. впервые в документах в Самаре зафиксированы два храма — Троицкий и Никольский как отдельно существующие. При этом Троицкий храм считался главным, соборным. Известно, что святитель Николай очень почитается на Руси в том числе и как покровитель мореходов, рыбаков; вероятно, в этом качестве он почитался и волжанами, в те времена непосредственно зависимыми от Волги и от рыбных уловов. Поэтому, возможно, не случайно в весьма кратком описании обстоятельств прохода судов голштинского посольства по Волге мимо Самары в 1636 г., которое сделал секретарь посольства А. Олеарий, нашло место упоминание святителя Николая именно как покровителя речников: «…наши русские гребцы», увидевшие особое знамение, «…сказали, что… святой Николай доставит попутный ветер и на некоторое время освободит их, гребцов, от гребли и работы…» Очевидно, самарцам было важно иметь в городе храм или придел в храме, посвященный святителю Николаю.
Можно предположить, что второй самарский храм получил название Никольского по приделу, бывшему в Троицком храме, за счет упразднения этого придела: несколько странным было бы, если в небольшой крепости оставались одноименными старый придел и новый храм. Это предположение не строгое, но оно исходит из чисто прагматических соображений. Название храму или приделу дается по посвящению престола (во имя кого или в честь чего освящен данный престол), о чем имеется запись на лежащем на престоле антиминсе — матерчатом плате с зашитой в нем частицей мощей мученика, на котором служится Божественная литургия. Антиминс на новый престол выдается и подписывается правящим архиереем; поскольку антиминс — святыня, то переносить (перевозить) его могут только священники или архиереи. Самара в XVII в. входила в состав Казанской епархии; везти для новопостроенного храма новый антиминс от правящего архиерея из Казани было делом непростым: путь из Казани в Самару в то время был нескор и небезопасен. В этих обстоятельствах могло быть принято самое простое решение — о перенесении антиминса с престола Никольского придела Троицкого храма в новый храм. В результате было перенесено и название придела на новый храм. Таким образом, Никольский придел в Троицком храме упразднялся (хотя сам храм оставался в прежнем объеме), но за то появлялся второй полноценный храм, и, так сказать, общая площадь для богослужений в целом увеличивалась.
Ко времени создания рукописи относятся и первые документальные упоминания о самарских монастырях: мужском (1631 г.) и женском (1624–25 гг.). Хозяйственно-экономический характер первых записей о мужском монастыре (о владении им крепостными крестьянами) свидетельствует о налаженной хозяйственной деятельности обители и, следовательно, о том, что монастырь появился до 1631 г., как минимум, в 1620-х гг.; первый собиратель сведений о монастыре археограф К.И. Невоструев высказывал мнение, что основание обители современно началу само́й Самарской крепости. Примечательно, что самарские монастыри носили одинаковое посвящение — в честь Преображения Господня. Для различения их мужской называли Спасо-Преображенским, а женский — просто Спасским. Одновременное существование в маленьком населенном пункте двух одноименных монастырей вызывает некоторое удивление. Возникают естественные вопросы: либо монастыри были основаны и существовали настолько изолированно друг от друга, что никак не соотносились с общегородскими нуждами, с городской топонимикой, либо имели в своем происхождении нечто общее.
К концу XVII в. в Самаре документально известны 5 храмов: 3 приходских и 2 монастырских.
По всем свидетельствам, в мужском Спасо-Преображенском монастыре, по крайней мере в XVII в., существовал единственный храм — Спасо-Преображенский, деревянный. В женском Спасском монастыре на протяжении всей его истории известен один храм — Спасо-Преображенский; в 1685 г. этот храм был построен в камне.
Ко 2-й половине XVII в. относится постройка третьей приходской самарской церкви — деревянной Вознесенской, предшественницы современного Вознесенского собора, что на улице Степана Разина. Таким образом, к концу XVII в. в Самаре документально известны 5 храмов: 3 приходских и 2 монастырских. Не исключено, что были и другие храмы, о которых ныне мы не знаем.
Из 3 приходских храмов обращает на себя внимание Никольский. Первое упоминание о нем под 1634 г. не означает, что это год его постройки: он мог быть построен раньше. Хронологически это очень близко ко времени деятельности в Самаре воеводы Б. М. Салтыкова (1626 – конец 1633 гг.). Если Салтыков смог организовать в Самаре переписку книг, то нельзя ли предположить, что его семилетнее пребывание здесь было ознаменовано и другими важными деяниями, например, постройкой Никольского храма. Может быть Салтыков, не желая пребывать на богослужениях в Троицкой церкви со всем самарским людом, построил Никольскую церковь в качестве своего домового храма. И может быть уже в то время Никольский храм был каменным, что позволило Олеарию в 1636 г. написать о существовании в Самаре каменных церквей.
Впоследствии, особенно в 1-й половине XVIII в., Никольский храм пользовался у самарцев большим почетом, даже бóльшим, нежели Троицкий храм, формально являвшийся в городе главным. Троицкий храм на протяжении всей своей истории оставался деревянным, из-за ветхости до 1785 г. он был перестроен и «поставлен при кладбище», а позднее, до 1787 г., и вовсе окончил свое существование: сгорел или был продан в какое-то селение. Никольский же храм не позднее 1738 г. фиксируется в документах как каменный: 1737–38 гг. датируется запись-вставка в одной из редакций трактата И. К. Кирилова (бывшего начальника так называемой Оренбургской экспедиции, штаб которой располагался в Самаре) «Цветущее состояние Всероссийского государства», в которой приводятся сведения о самарских храмах. Причем Никольская церковь в перечне из тех же 3 приходских храмов, которые известны на конец XVII в., стоит прежде соборной Троицкой церкви: «Церковь Николая Чюдотворца каменная, соборная и одна приходская и два монастыря, мужской и женской». Никольский храм явно пользовался вниманием штаба Оренбургской экспедиции (комиссии): именно у его стен были похоронены скончавшиеся в Самаре на посту начальника экспедиции (комиссии) И.К. Кирилов (1737 г.) и князь В.А. Урусов (1741 г.), в 1739 г. начальник комиссии знаменитый российский историк В.Н. Татищев отлил для Никольского храма колокол и пожертвовал его в этот храм.
В 1744 г. возле южного фасада Никольского храма был возведен каменный собор в честь Казанской иконы Божией Матери так, что Никольский храм стал левым (северным) приделом нового большого церковного здания. Совершенно очевидно, что Казанский храм был построен не за один 1744 г., то есть закладка здания была осуществлена еще в бытность в Самаре штаба Оренбургской комиссии, который был переведен из Самары в Оренбург в 1743 г.. Или, по крайней мере, можно думать, что решение о строительстве Казанского храма принималось не без участия деятелей комиссии. Таким образом, самое большое тогда церковное здание в городе было построено рядом с Никольским храмом, при этом Никольский храм не был разрушен, а включен в новый большой комплекс.
На основании такого внимания к Никольскому храму со стороны Оренбургской комиссии историки высказывают мнение, что храм являлся приходским для членов штаба комиссии. После того, как в ветхость пришла соборная Троицкая церковь, примерно с 1783 г. и до 1851 г. Казанский храм являлся главным (соборным) храмом Самары. Колокол, пожертвованный Татищевым Никольскому храму, в XIX в. находился на колокольне Казанского собора. Кроме того, известно, что подаренный Самаре в 1643 г. царем Михаилом Федоровичем вестовой колокол, первоначально подвешенный в одной из крепостных башен, после пожара 1703 г., когда крепость сгорела и более не восстанавливалась, был «перенесен на церковную колокольню»; «колокольня, полагают, была Никольской церкви», а не, например, соборной Троицкой. Позднее царский колокол, так же как и татищевский колокол, был подвешен на колокольне пристроенного к Никольскому храму Казанского собора и фиксировался именно там в XVIII в. и в XIX – начале XX вв.
В современной Самаре от всех перечисленных выше древних храмов и монастырей не осталось и следа.
Не являются ли выявленные факты значимости Никольского храма каким-либо следствием причастности к его созданию знаменитого в своем роде воеводы Б.М. Салтыкова? Может быть, Б.М. Салтыков имел какое-то отношение и к обустройству мужского Спасо-Преображенского монастыря? О монастыре известно, что в XVII в. он владел многими рыбными ловлями, селами и угодьями, до 1670 г. был приписан к Патриаршему дому. Историк А.А. Гераклитов отмечал факт необычайно быстрого роста самарского монастыря по сравнению с современными ему саратовским и царицынским монастырями. Не известно, отдавал ли историк себе отчет в значимости фигуры Б.М. Салтыкова, когда писал о монастыре: «О причинах такого быстрого обогащения… документы молчат; одно можно сказать с уверенностью, что все эти богатства не результат усердия жителей бедной и малонаселенной Самары. При таких обстоятельствах еще менее ясна причина приписки монастыря к патриаршей кафедре».
~
В современной Самаре от всех перечисленных выше древних храмов и монастырей не осталось и следа. В XVIII в. были упразднены Троицкий храм, мужской и женский Спасо-Преображенские монастыри, деревянные постройки этих объектов исчезли; сгорел первоначальный деревянный Вознесенский храм. В революционные 1920-е гг. был закрыт Казанский собор с его Никольским приделом, здание передано построенному рядом с ним заводу (ныне Самарский завод клапанов) под столярную мастерскую, в 1950-е гг. храм или то, что от него к тому времени оставалось, был разрушен. Остававшийся от женского монастыря каменный Преображенский храм разрушен в 1952 г.
В связи с этим особый интерес представляет вопрос о местоположении древних самарских храмов. Кажется, никто из историков не сомневается, что приходские Троицкий и Никольский храмы находились внутри построенной в 1586 г. крепости. Как известно, в свое время самарский архитектор и краевед Е. Ф. Гурьянов, используя описания и рисунки самарской крепости XVII–XVIII вв., предпринял ее реконструкцию, а, наложив эту реконструкцию на геометрический план Самары 1782 г., сделал привязку крепости к современной городской планировке.
Согласно этой привязке, четырехугольник крепости в основном совпадает с современным кварталом, занимаемым Самарским заводом клапанов: ближняя к Волге, западная, стена крепости проходила почти по улице Водников, немного наискосок, от ее пересечения с улицей Кутякова через ее пересечение с улицей Карбюраторной (ныне улица Князя Григория Засекина) до территории бывшего Мукомольного завода № 1, что около моста через реку Самару; противоположная, восточная, стена проходила выше по волжскому склону современной улицы Алексея Толстого; северная стена проходила несколько севернее улицы Кутякова, а южная — примерно по улице Карбюраторной; к восточной стене крепости, в центральной ее части, изнутри примыкал детинец (кремль) — главная, административная часть поселения. Вероятно, в детинце или рядом с ним, внутри крепости, и должны были находиться Троицкий и Никольский храмы. Е.Ф. Гурьянов специально не занимался церковной историей Самары, поэтому не заострял внимания на вопросе о местоположении древних самарских храмов.
Проще всего, как думается, найти в современной Самаре местоположения каменных Никольского храма и Спасо-Преображенского храма женского монастыря. Но прежде следует определиться, принимаем ли мы доводы Е.Ф. Гурьянова по реконструкции самарской крепости и по ее привязке к современной местности. Дело в том, что среди современных самарских историков в отношении этого труда Гурьянова нет четкой позиции: одновременно имеют место как весьма критические высказывания в адрес краеведа, так и опосредованное использование его наработок.
Например, профессор Ю.Н. Смирнов, по всей видимости, считает, что изначальная самарская крепость располагалась ближе к Волге, нежели то место, которое отводил ей Гурьянов, однако если профессор Э.Л. Дубман пишет, что новая земляная самарская крепость около 1706 г. была выстроена в 200 метрах к северо-востоку от сгоревшей в пожаре 1703 г. первоначальной деревянной крепости, значит он принимает привязку крепости по Гурьянову. Эта неопределенность — не что иное, как результат неразработанности вопроса истории и топографии построек Самары XVII в. Следует иметь в виду, что, не будучи профессиональным историком, Е.Ф. Гурьянов допускал явные ошибки в своих историографических построениях, ссылаться на его труды следует крайне осторожно. Однако думается, что изучение расположения первых самарских храмов все же подтверждает правдоподобность привязки крепости по Гурьянову.
Так, представление о том, что первые два самарских храма, Троицкий и Никольский, располагались внутри крепости, косвенно подтверждает первый известный план Самары, датируемый около 1732 г.
На нем в районе, примерно соответствующем расположению самарской крепости по привязке Гурьянова, обозначены 2 рядом стоящих храма, которые помечены надписью «соборные церкви» (почему-то «соборные» во множественном числе); вблизи храмов обозначены также канцелярия, дворец (вероятно, двор воеводы) и артиллерийский магазин (склад). Нужно полагать, что на плане изображены Троицкий и Никольский храмы: других храмов в этом районе, да еще с признаками соборных, мы не знаем.
Если решать, какой из изображенных здесь храмов Троицкий, а какой Никольский, то думается, что их можно идентифицировать по характеру изображения алтарных частей. Алтарная часть храма, расположенного ближе к берегу реки Самары, большого объема, похожая на деревянный сруб, стало быть, этот храм мог быть деревянным; алтарная часть другого храма маленькая, похожая на выполненную кирпичной кладкой, стало быть, этот храм мог быть каменным. А если это так, то деревянным должен быть Троицкий храм, каменным — Никольский.
Е.Ф. Гурьянов полагал, что в восточной, самой высокой части крепости, которая располагалась в районе начала современной улицы Алексея Толстого, находился детинец (кремль). На первом регулярном плане Самары 1782 г. и на всех последующих планах города именно в район «гурьяновского» детинца попадает Казанский собор с его древним Никольским приделом как преемник Никольского храма.
С помощью этих планов (на плане Самары 1804 г. Казанский собор обозначен цифрой 2), а также имеющихся фотографий Казанского собора и местности вокруг него конца XIX – начала XX вв. местоположение Казанского собора устанавливается совершенно определенно: в современной Самаре это место, откуда начинается улица Алексея Толстого, в квартале по улице Кутякова на территории Завода клапанов. Причем в створ улицы Алексея Толстого (это бывшая Казанская улица, названная так именно по Казанскому собору) Казанский собор был повернут своим северным Никольским приделом.
На плане 1732 г. показана и новая земляная крепость (замок), построенная около 1706 г., имевшая в плане форму ромба. Сообразуясь именно с этим планом, Э.Л. Дубман отмечал северо-восточное направление расположения земляного замка по отношению к старой крепости и примерное расстояние в 200 метров между ними. На плане расстояние от вершины ближнего тупого угла ромбического земляного замка до храмов равно 150 саженей, то есть примерно 320 метров (1 сажень = 2,13 метра). В современной Самаре напоминанием о ромбическом земляном замке является тупой угол, образуемый двумя коленами улицы Степана Разина в районе Хлебной площади. Вершиной этого тупого угла является площадка перед каланчей пожарной части. Это та самая вершина, от которой на плане было измерено расстояние до храмов. Измеренное мною на местности расстояние от указанной площадки до места, где находился Никольский придел Казанского собора (бывший Никольский храм), составило несколько более 300 метров, то есть примерно то же, что и на плане 1732 г. Таким образом, местоположение древнего Никольского храма в современной Самаре устанавливается весьма определенно.
По совокупности имеющихся свидетельств можно установить и примерное местоположение Троицкого храма. Из двух обозначенных на плане 1732 г. в непосредственном соседстве друг с другом храмов Троицкий храм идентифицирован нами как расположенный ближе к реке Самаре. Стоящим на берегу реки Самары он был упомянут на рубеже 1750–60-х гг. в книге П.И. Рычкова «Топография Оренбургская»: «Церквей [в Самаре]: соборная деревянная на берегу реки Самары, во имя Святой Троицы…». Существуют, как минимум, четыре описания Троицкого храма, датирующиеся 2-й половиной XIX – началом XX вв., фиксирующие воспоминания о нем как располагавшемся к югу от Казанской церкви, на обрывистом берегу реки Самары между домами П.М. Журавлева и хлебными амбарами. От деревянного Троицкого храма никаких следов, конечно, не осталось. Но свидетельством о нем было сохранявшееся, как минимум, до 1920-х гг. на месте, где он стоял, некое каменное заглубленное в землю сооружение, что-то наподобие полуподвала, в котором хранились «государственная казна и боевые снаряды». Это сооружение на плане Самары 1804 г. обозначено цифрой 6.
Начало ул. Алексея Толстого (бывш. Казанская ул.). Современная фотография
Таким образом, Никольский и Троицкий храмы стояли приблизительно на одной линии параллельно Волге, линии, которая является мысленным продолжением современной улицы Алексея Толстого в сторону реки Самары, Троицкий храм — ближе к реке Самаре.
Весьма точно определяется местоположение каменного Спасо-Преображенского храма женского монастыря, поскольку он был разрушен в 1952 г. и, следовательно, обозначен на всех планах и картах Самары до середины XX в. (на плане Самары 1804 г. он обозначен цифрой 3), имеются также фотографии этого храма. С помощью старых карт и фотографий положение Преображенского храма на местности можно определить и по его взаимному расположению с Казанским храмом. Кроме того, крупным сооружением в этом районе и, соответственно, привязочным ориентиром была построенная в 1873 г. в нескольких десятков метров к северо-востоку от Преображенского храма церковь в честь Смоленской иконы Божией Матери. Преображенский храм снесли при постройке моста через реку Самару, так как он оказывался на проезжей части поворачивающей к мосту улицы Водников между ее пересечениями с улицами Кутякова и Карбюраторной. Принимая привязку самарской крепости по Гурьянову, можно констатировать, что в древности Спасо-Преображенский храм женского монастыря стоял в районе западной крепостной стены, а поскольку монастырь располагался, скорее всего, вне крепости, то следует полагать, что в 1685 г. каменный Преображенский храм построили с внешней стороны стены. Как расположенный «близ крепости» этот монастырь рассматривал в свое время и Невоструев.
Поскольку Казанский, Преображенский и Смоленский храмы были разрушены в 1950-е гг., наверняка еще живы их очевидцы, которые могут подтвердить точное их расположение непосредственно на местности.
В архиве Завода клапанов были обнаружены планы территории завода за 1930, 1940, 1950 и 1957 годы (публикуются впервые). По ним видно, как изменяется эта территория и постепенно исчезают храмы. Казанский собор показан только на плане 1930 г., Преображенский храм — на всех планах за исключением последнего.
Таким образом, если принять привязку самарской крепости по Гурьянову, то определение местоположения Казанского храма — это определение почти восточной границы крепости, определение местоположения Преображенского храма — ее западной границы. Остальные крепостные постройки должны были находиться в полосе между ними.
Что касается местоположения мужского Спасо-Преображенского монастыря, то, без сомнения, он так же, как и женский монастырь, находился вне крепости. Согласно совокупности свидетельств XIX в., он располагался на линии вдоль Волги на уровне современной улицы Водников, то есть линии западной крепостной стены в реконструкции Гурьянова. Северную границу расположения монастыря обозначала Успенская церковь (не сохранилась), стоявшая на углу современных улиц Водников и Комсомольской. Ориентиром южной оконечности монастыря служит комплекс краснокирпичных производственных зданий бывшей мельницы Башкирова в глубине квартала по улице Водников (ныне магазин строительных материалов). Таким образом, местонахождение мужского монастыря ограничивается всего одним – полутора современными кварталами по улице Водников. При этом мельница Башкирова расположена в полуквартале от северной оконечности самарской крепости по привязке Гурьянова. То есть монастырь был расположен к северу от крепости, чуть выше от нее по течению Волги.
~
Эти выводы, более или менее верные, сделаны на основе изучения письменных источников, карто- и фотографических материалов. Но, вероятно, можно ожидать определенных результатов и от археологических изысканий. Конечно, район предполагаемого нахождения самарской крепости 1586 г. по привязке Гурьянова сейчас застроен, вести там археологические раскопки крайне сложно.
Лет 7-8 назад в разговорах и переписке с самарскими историками на свои робкие предложения о необходимости археологических работ на предполагаемом месте крепости я получал однозначный ответ, что это невозможно: и денег нет, и искать там нечего. У меня сохранились эти письма. Но вот, все поменялось: уже несколько сезонов раскопки на Хлебной площади идут. Правда, это не в районе «гурьяновской» крепости, но все же. Нашли нечто похожее на остатки земляного замка 1706 г. В ученых, журналистских кругах уже это вызвало настоящий бум. Те ученые, что авторитетно отвечали мне, что искать в районе старых крепостей нечего, сейчас выступают экспертами по находкам на Хлебной площади.
Если все же когда-нибудь представится возможность археологических изысканий в районе крепости 1586 г., то представляется, что наиболее продуктивными могут быть раскопки на месте Спасо-Преображенского храма (постройки 1685 г.) женского монастыря, поскольку его каменный фундамент должен находиться под проезжей частью улицы Водников и может оказаться наименее поврежденным. Возможно, сохраняются какие-то признаки каменного полуподвала на кромке спуска к реке Самаре как маркер древнего Троицкого храма. Если же удастся обнаружить некие признаки Никольского храма, то, возможно, найдутся ответы на вопросы о времени его постройки и возможной связи с Б.М. Салтыковым или места погребения начальников Оренбургской экспедиции.
Местоположение мужского монастыря также должно представлять интерес для археологов и историков. Проработавший много лет директором Мукомольного завода № 3 (бывшая мельница Башкирова) А.М. Радин занимается историей этого предприятия. По его свидетельству, на территории бывшей мельницы Башкирова при строительных работах не раз находили человеческие останки, и сам он в 1980-х гг. присутствовал при нахождении двух черепов. Поскольку черепа были темного цвета, можно предположить, что они старые, а отсюда — что строители наткнулись на погост, который мог быть при монастыре.
Таким образом, церковная история города Самары по-настоящему еще не написана, и развернутое, добротное исследование истории и топологии древних самарских храмов, как и самарских церковных древностей в целом, имеет большую актуальность.
Научные публикации по теме:
Макаров А. И. К вопросу об истории и топографии первых самарских храмов (комплексное изучение самарской рукописи 1628–1629 гг. как тематическое продолжение проекта по изучению материалов по установлению даты основания города Самары) // Среднее Поволжье в контексте средневековой российской истории: на перекрестке культур (конец XIII–XIV вв.). Материалы научно-практической конференции. Самара, 2012. С. 98–106.
Читайте по теме:
— Как чиновники пытаются спасти Хлебную площадь от застройки и что из этого получается
Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте