Сейчас я мирный и добрый

Сегодняшним героем нашего спецпроекта стал художник Фрол Веселый. Человек, не понаслышке знающий, что это за район.

Один из самых известных и провокационных художников Самары Фрол Веселый всю жизнь живет на Безымянке. В его дворе на улице Свободы стоит гараж, который 20 лет назад стал первым «полотном» начинающего художника. С легкой руки нашего героя  появился такой термин современного искусства, как «БезымянАрт». Его двухэтажный дом был построен сразу поле войны пленными немцами.

В 1984 году квартиру дали маме тогда еще простого паренька Саши Фролова, которая работала секретарем конструкторского бюро Авиационного завода. Сказали, что всего на год – а дальше дом снесут, и семья получит благоустроенную отдельную квартиру. Но в России, как говорится, нет ничего более постоянного, чем временное. Поэтому в этом доме по-прежнему живет Фрол Веселый. По его словам, он пережил здесь три эпохи Безымянки.

Мы сидим на довольно просторной кухне, за которой видна какая-то щель. Фрол объясняет странную планировку жилья так: «Здесь когда-то была комната (кстати, моя), которую потом объединили с кухней. А то, что сзади – это ванная. Её пришлось пристроить, когда сгорела баня на Воронежской. В этих домах изначально не были предусмотрены удобства. И общественный туалет был на улице, и в баню ходили мыться всем домом. Но сначала местный самогонщик затопил туалет, а потом и баню сожгли. Так у всех появились индивидуальные удобства».

Детский сад «Вишенка» и лайфхак в драке

Родители познакомились на танцах как раз напротив моих окон – в сквере «Родина». Не понимаю, почему его все называют сквером Калинина, это — запомните! — сквер «Родина»! Сначала они жили у бабушки на улице Путиловской в частном доме, потом получили свои две комнаты здесь. Почти все, кто жил вокруг, работали либо на авиационном заводе, либо на «Прогрессе». Почему-то считалось, что на «Прогрессе» чуточку престижнее. Здесь в основном жили профессиональные рабочие и инженеры, такие «синие воротнички». В соседнем доме до сих пор живет бывший начальник автопарка авиационного завода.

Здесь в основном все жили «на соседей». У нас тоже был сосед. Потом он уехал ликвидатором в Чернобыль, и после этого довольно быстро умер. С 89 года мы уже жили одни, к нам никого не подселяли. Один мой знакомый назвал наше место «итальянский квартал», потому что все друг друга знают. Вместе все собирались, лавочки стояли, столы, играли в домино и в дурака. В 90-е годы на этих лавочках нашли приют алкаши, поэтому лавочки все поубирали.

Я ходил в детский сад «Вишенка», куда потом пошла и моя младшая сестра. Я её сам туда отводил и забирал. Третьеклассник, это было нормально. Стереотип «ужасного» района – это всё глупость.  На Безымянке, на мой взгляд, гораздо более безопасно, чем в микрорайонах. Нет такой скученности населения.  И большинство друг друга знает. Фактически ты жил на глазах у всего квартала. Если попадал в беду, тебя выручали. Однажды на меня набросилась собака. Так сосед увидел, меня у собаки отбил и принес родителям на руках. Да, вокруг много собак было,  — мы же рядом с Безымянским рынком. Люди были гораздо добрее, чем сейчас. Например, в 80-х годах у нас тоже был свой городской сумасшедший. Его звали Женя. Большой и толстый. Его никто не обижал, и когда они приходил во двор, ему скидывали по 5 копеек. Двери в квартирах не запирали. До 90-х годов про преступность никто не знал. Самая большая преступность была – алкоголики подрались. А чтобы кого-то ограбили, я не помню такого.

Во что играли? В войнушку.  Мальчики всегда играют в войнушку. В казаки-разбойники. Тут можно было по парку побегать, по гаражам. Это сейчас они сгорели, большинство, а тогда их было  намного больше. Впрочем, как и деревьев. Тополя все посрубали. Раньше, когда пух летел, как будто метель начиналась. По лодыжку во дворе ковром лежал. Мы его поджигали, конечно. В это время во всех окрестных магазинах был запрет на то, чтобы детям продавать спички. Гаражи горели каждый год, сарайчики деревянные.

Мальчишками мы дрались обязательно, но только до первой крови. Был такой лайфхак: нос сопернику разбил — и ты победитель. Из-за чего только не дрались. Мать постоянно в школу таскали. Она всегда говорила – это же пацан, учителям кивала, говорила – ужасно. А дома меня наставляла: если не победил – это плохо, а если подрался — нормально. Она меня не ругала.

97 школа, обычная, напротив ДК 9 ГПЗ. Сейчас она почему-то под номером 120. А раньше сто двадцатая была на Физкультурной, элитная, с углубленным изучением  английского. У меня там была куча знакомых, первая любовь моя там училась.

Две дороги перейти, и ты пришел в школу.  Я помню, когда пошел в 1 класс, сгорел ДК 9 ГПЗ. Это случилось в сентябре. Там было все забором закрыто, и оттуда торчали головешки. Это 84 год. Потом его через два года отстроили и открыли заново. В основном, мы туда ходили в кино. В нашем классе учился сын киномеханика, Лёша Петров, и мы ходили бесплатно к его отцу смотреть фильмы из будки. Это было очень интересно. Стояли огромные машины с бобинами. Надо быть внимательным, чтобы вовремя их переключить. На один фильм присылали несколько бобин, которые в определенный момент запускали параллельно, чтобы склейки видно не было.

Еще у нас был летний кинотеатр в парке «Родина». Он прямо здесь стоял, за оградой. Здоровый такой загончик. Мы на деревья залазили и смотрели кино бесплатно. В конце 80-х парк начали перестраивать. Всё разбомбили, выдернули все поребрики, сложили в кучу стройматериалы. Но так и не приступили. Я помню, как всё валялось в парке. И в таком состоянии он просуществовал до 2000-х годов. Весь заросший, одичавший и раздолбанный.

В школе у меня была репутация хулигана. Из-за этого меня позже всех в классе приняли в пионеры, и на третий день после этого исключили. Повод был такой — я дернул девочку за косичку. Для мой классной руководительницы это стало аргументом. Я был единственным в классе без галстука. Мама тогда тоже отреагировала спокойно: ну ладно, что сделаешь.

У меня в школе было два любимых учителя: Сергей Михайлович и Сергей Аркадьевич. Собственно, у них я и учился. Один преподавал математику, другой биологию и химию. У меня всю жизнь проблема – я дислексик, то есть пишу с ошибками. Я их не замечаю. Даже сейчас видно, когда в Интернете пишу. Поэтому с учителями по русскому у меня никогда не складывалось. Зато рисовать я еще в детстве начал. В основном, рисовал комиксы, морды разные смешные. Никакого художественного образования у меня не было и нет. В школе я делал стенгазеты, но они были очень странные, «смешнавые». Там было очень много карикатур. В 9 класс меня не взяли. Скажем так, я разругался со всеми и просто бросил школу. Мне директриса еле-еле выдала аттестат с тройками. А потом я просто пошел в ПТУ. ПТУ № 34, на проспекте Кирова, 75/1, где ДОСААФ. Туда, за мост и Заводское шоссе, ближе к Безымянской ТЭЦ.

Я по профессиональному образованию столяр-краснодеревщик. В ПТУ что было хорошего – у нас было 4 предмета по рисунку, и несколько предметов по чертежу и конструированию. Могу всё сделать своими руками. Как-то про меня Стас Саркисов написал «Фрол всемогущий». Дома вот эту мебель я сам делал и вот эту тоже. Я мебель могу любую сделать. Профессию мне мама посоветовала. Но, как оказалось, выбор достаточно верный. Что удивительно, в ПТУ я пришел самым умным, как оказалось. Особенно по английскому. Поскольку девушка моя училась в 120 школе, язык у меня лихо был прокачан. Но и по остальным предметам я считался самым сильным учеником. Потому что контингент 92-93 года там был «ух!». Половина деревенских, местные «БТЭЦовские» и с «Шанхая» ребята, которых вытурили из школ. Например, у нас был суперсексуальный мужчина Руслан Байтуганов, мы его прозвали «Фигаро», потому что единственное, на что он реагировал, это был женский пол. Если женский пол хоть какой-то появлялся, он сразу делал стойку. Других интересов не было.

Вообще-то техникум готовил достойных специалистов. Об этом можно судить по тем ребятам, которые пошли по профессии. Но учились мы в очень смутное время.
Я до сих пор не понимаю, как у нас мастер не спился. Потому что, как пропустишь день — берешь бутылку водки и ставишь ему. А пропускали все нормально. Где брали деньги? Где только не брали. В основном, работали.  Первое мое место работы было в «Африке». Это рекламное агентство. Всегда классно было отвечать на вопрос: где работаешь?  — В Африке!  Устроился я туда в 1993 году. Мы устанавливали рекламные конструкции: вывески, штендеры. Самый первый заказ – я копал яму под большой рекламный щит на пересечении Полевой и Молодогвардейской. Зарплата была у меня миллион рублей, а за 200 тысяч я доехал до дома на такси.

Здесь же рынок, и всегда можно было подзаработать. Машину разгрузить, например. Я помню, мне лет 12 было, мы разгружали фуры с арбузами. Тогда, еще до перестройки, я заработал целых 10 рублей. Это были вполне нормальные деньги даже для взрослого. Но фура здоровая была… На что тратили? Жвачка «Турбо» — наше все. Ее продавали на углу Победы и Юбилейной возле магазина «Спорт». Еще там можно было купить фотографии со всяких американских постеров, обложек и дисков. С Рэмбо, Терминатором и другими качками.

Я помню долго-долго перекрытую Победу. До моих 16 лет. От Запорожской до Гагарина всё было перекопано. Я помню, как открыли метро. Я раздобывал «пятачок» и ездил кататься туда-сюда. Это было постоянным развлечением. До конца сначала в одну сторону, потом в другую. Я сестру забирал из садика, и мы шли вдвоем кататься.

«Мелодия» в Негритянском поселке и бритые виски

Безымянка резко начала ухудшаться в 90-х годах, когда половину заводов позакрывали, а открыли Кировский вещевой.

Соседний дом у нас во дворе стал называться «пьяный дом», потому что там жили алкаши. Они дебоширили постоянно. Милиция, которая у нас прямо напротив, делала на них план. Когда им нужна была «галочка», они приходили, всех вязали и вели в отделение. Там их оформляли и отпускали обратно. Они жили до середины 90-х, потом туда переехал дядя Женя «татарин», который потихоньку начал из деревни своих подтягивать. Так что теперь это «татарский дом». Но татарский намного лучше пьяного.

Однажды меня спросили, не страшно ли нам на Безымянке, я ответил, что я там самый страшный. Любимые места моей юности — парк «Родина», парк Металлургов, аллея Юных Пионеров, куда в 90-е  мы ходили петь песни «Гражданской обороны» большими компаниями. Развлекаться особо негде было. Напротив Дворца спорта Авиационного завода собирались скейтбордисты. Они крутили пируэты на своих досках. Потом, когда метро построили и положили нормальный асфальт, стали собираться в сквере на Победе – Ново-Вокзальной. Потом сквер назвали именем Кузнецова, и там  обосновались металлисты. На плече с магнитофоном «Весна», с кучей батареек. В свое время мне там очень интересно было. У меня тоже был магнитофон, который назывался «Тарнаир». Я даже не знаю, где его производили. Он был чуть больше, чем «Весна», и там было на 2 батарейки больше, то есть 8. Он был тяжелее, так что его носить было «ай да ну». Синий такой, его папа откуда-то с северов привез. Слушали «Гражданскую оборону», рок разный.

Ездил в Негритянский поселок, там был магазин «Мелодия». «Мелодия» – это была такая сеть, которая равномерно по своим магазинам пластинки распределяла. В центре все интересные диски быстро скупались, а в Зубчаниновку мало кто поедет. А я вот ездил в Зубчаниновку. У меня было, не соврать, 400 пластинок. А потом мы с мамой поругались, и она их все выкинула. Было очень обидно. Иногда ездили на проспект Ленина, там возле магазина «Мелодия» менялись пластинками. Я себе, например, «Нирвану» выменял. Хорошая была коллекция, но утрачена военно-морским способом.

Если заговорили про центр, то для меня там было всего 2 места, куда я в юности наведывался. Еще на проспекте Ленина был магазин «Академкнига». Там можно было купить редкие книги. Набокова я себе там купил всего, Александра Дюма по подписке, Шопенгауэр оттуда у меня до сих пор стоит. Большая была библиотека, потом вся куда-то разлетелась.

Музыку послушать, поговорить о ней, пиво попить, подраться с гопниками…  Вот все обычные развлечения парней 90-х годов. На дискотеки тоже ходили в основном подраться. У меня были друзья, здоровые амбалы. Нас всегда брали на дискотеки охранять вход и разбираться. Мы за это тоже какую-то денежку получали. Вышибали народ, помните такое слово «вышибалы»? Было весело. Я как в 13 лет сбрил виски, так до сих пор и хожу. Поэтому иногда я себя называю нетипичным безымянским гопником. Во времена молодости всегда был в боевой стойке и готовности к драке. Сейчас я мирный и добрый.

Как только я решил стать художником, моя агрессия потихоньку стала сходить на нет. Искусство примирило меня с действительностью.

После окончания ПТУ перед армией я проходил практику на «ведерном заводе», который напротив кинотеатра «Огонек». Он какой-то экспериментальный. Понятия не имею, что там производилось. Но вместе с чем-то секретным он занимался ширпотребом, в том числе делал  ведра оцинкованные и тазы. Там была столярка, и мы делали каркасы из дерева под мягкую мебель. Мебель тогда делали почти везде. Это было начало 90-х. Все старались как-то выживать. И столярок по Безымянке было много. Сушилок для дерева куча тоже была, а потом они раз-раз и ушли. И сухого дерева достать стала проблемой. Только лет 5 назад появилась снова сушилка на Кирова, неподалеку от Самарки.

Я из армии пришел и стал заниматься столяркой. У меня школьный друг Мишка Дмитриев держал мастерскую, и мы с ним делали корпусную мебель. Мы её в основном по заказам делали. Расклеивали объявления. Я весь город с тех пор знаю, как свои пять пальцев. Знаю даже такую улицу, как «Литера Ы», на которой стоит всего один дом. Это в Запанском.  Почему-то самый большой поток заказов шел с Сухой Самарки. Сначала мы арендовали мастерскую возле хлебозавода №5. Там рядом стоит бывший детский сад, который закрыли в 90-х. У нас там на втором этаже был цех, а на первом делали тротуарную плитку солдаты-срочники. Потом цех переехал на Победу, в подвал под рестораном «У Швейка» (бывший ресторан «Восток»). В это время мать меня заставила учиться на юриста. И я поступил в Московский институт бизнеса и управления.

Безымянский рынок и героиновые 90-е

В 90-х на Безымянке стало жутко. Кто-то повесился, кто-то спился. Очень много тогда поувольняли людей с работы. Зарплаты по полгода не платили. Может быть, поэтому все были на нервах. И поэтому, насмотревшись на родителей, все мальчики резко захотели стать бандитами, а девочки проститутками. Маму мою тоже сократили в 1994 году. Тогда мы пробовали торговать. Я торговал картошкой на Безымянском рынке. Папа ездил на машине в колхозы за картошкой, а я продавал. На это, в общем-то, и жили. Так было до тех пор, пока я в армию не ушел. Потом отец купил Газель и начал развозить хлеб. В свое время рынок был большой, куча рядов. Идешь по ним, глядишь — преподаватель бывший стоит или инженер с завода. Их за это не могли осуждать. Потому что с голода умирать – не вариант.

Когда я пришел из армии, первое, что бросилось мне в глаза – это огромное число героиновых наркоманов. Всплеск тогда был адский. Именно здесь, на Безымянке. Причем героин стоил какие-то копейки, как мне рассказывали. Это для меня стало шоком.

Наш Безымянский рынок менялся вместе с эпохой. За этим наблюдать было интересно. В 80-х моя  бабушка постоянно пускала квартирантов. Они были тихие. Я тогда впервые услышал про разных осетинов и кабардинцев. Они ездили каждый год, в одно и то же время, и все друг друга знали. Достаточно было позвонить и назвать даты. Бабушка у меня ксенофобская была, и мусульман не сильно жаловала. Поэтому селила христиан. Также молдаване приезжали с яблоками, из Крыма торговцы тюльпанами. А еще каждый июль до августа у неё жили корейцы. Они приезжали основательно, с семьями. И торговали арбузами. Почему именно корейцы торговали арбузами и дынями, я вам не скажу. Но они от всех отличались именно тем, что целыми семьями приезжали. Потому что с товаром обычно прибывали здоровые мужчины, редко когда женщины. Скорее всего, корейцы на бахчах жили, а потом перемещались в города торговать.

Мафия, конечно, была. Азербайджанская мафия. Отдельная тема – мафия мясников. Но это всё 80-е годы. В 90-х уже все перемешалось. Начали образовываться группировки бандитских спортсменов. Даже мой одноклассник в одной такой банде состоял.

Стреляли постоянно. В парке 50-летия ВЛКСМ часто стреляли. Эхо было такое, что дома слышно. На Металлурге стреляли. Возле ДК «Мир» на меня тоже пистолет наставляли. Почти просто так. Тогда оружия было полно. Газовые пистолеты, боевые тоже были. На дискотеках из-за барышень или «ты на меня не так посмотрел». Агрессии было у людей очень много. Слом эпохи. Налаживаться начало в нулевых.

На моем веку Безымянка кардинально поменялась несколько раз. В 80-е годы это было достаточно уютное место, где все друг друга знали, потому что работали на одних предприятиях и жили по-соседству.

90-е – это время всеобщей торговли, когда всё вокруг застроили ужасными ларьками, всё забросили, и всё начало зарастать. Кировский вещевой и Крытый рынок стали двумя экономическими центрами Безымянки. Ужас, что здесь творилось в 90-х: упадок и самострой. И длилось это до середины нулевых.

А потом Безымянка начала возвращаться к своему прежнему состоянию. Сначала площадь Кирова облагородили. Я тогда очень обрадовался, — наконец-то. Потом взялись за парк «Родина», и он опять стал уютным местом. Но жизнь отсюда уже ушла. Экономическая жизнь ушла. Если раньше это были заводы, потом рынки, то сейчас здесь вообще ничего нет. Я здесь живу, потому что тут квартира моих родителей. В центре я жил одно время. Но уехал. Здесь спокойно и хорошо. Никаких потрясений. И никакого криминала. Но и культурных мест не осталось.  ДК «Мир» снесли, ДК Кирова на реконструкции, ДК «Победа» тоже пустует.

---

Текст — Анастасия Кнор

Фото из личного архива Фрола Веселого

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте, Facebook и Instagram