В продолжении серии интервью с «великими» самарскими строителями – Григорий Дворцов, исполнительный директор Самарской гильдии строителей. Из интервью вы узнаете, как развлекался в бане губернатор, что находили во время строительства и кое-что секретное о панельных домах. 

Беседовала: Анастасия Кнор

— Григорий Николаевич, с чего началась ваша «строительная» карьера?

— После института я был распределен в домостроительный комбинат. Управляющий трестом Аброськин Геннадий Константинович, главный инженер Ушамирский Константин Маркович, в их лапы сразу попал, в 4-е строительное управление, молодой специалист. Получил однокомнатную квартиру в 13-м микрорайоне и приступил к работе. Через мои руки прошла практически вся панельная Самара 70-х, 80-х и 90-х годов.

— А в 90-х разве строились еще «панельки»?

— Строили. Олег Сысуев еще был мэром города. Последний панельный дом –  большущий такой на 9-й просеке загогулиной  – продолжение Георгия Димитрова.   Для МЖК «Адрес» мы строили, по его заказу, кооперативный. Начали мы с 14-А микрорайона, где улицы Стара-Загора и Ташкентская. С левой и правой стороны панельные дома, экспериментальные девятиэтажки на пирамидальных сваях. Там косогор, и под каждый дом забивались клинья 4,5 метра. Начинал я на стройке прорабом, потом стал начальником участка, но и года не прошло, как меня назначили главным инженером строительного управления СУ-4. Было мне на тот момент 28 лет. Сразу оттуда, с 14-А микрорайона, пошли вверх по Ташкентской ставить дома вдоль трамвайных путей. У Константина Марковича Ушамирского очень серьезный подход был, он говорил: «Не смотрите на то, что мы делаем сегодня… Нужно смотреть то, что будем делать послезавтра». А послезавтра был Приволжский микрорайон. Я хорошо помню, как мы пришли в первый раз на будущую строительную площадку в сапожищах, а там деревья плодовые, и всё благоухает… Первые дома в 79-м году в осень стали возводить, три дома с нежилой вставкой. Они как будто на острове стояли, такое было ощущение.

— Мне казалось, что раньше строительный сезон заканчивался 1 ноября, и зимой не строили.

— Почему? Строили! И зимой, и летом. В этом вся прелесть панельного строительства. У нас было два железобетонных завода, на которых выпускали панели. Сами делали все комплектующие: скобы, детали для монтажа,  печки специальные, мастику, чтобы швы межпанельные заполнять.

— Не жалко было сады в Приволжском рубить?

— Жалко, конечно, там чудесный райский сад был. Да и район Солнечной тоже. Здесь и пионерские лагеря, и дачи. В детстве я на все  лето в пионерский лагерь уезжал. А потом сами же это всё по нож… Помню, когда в 14-А микрорайоне строили, там громадные дубы были. Угол Димитрова и Стара-Загоры. Озеро, несколько громадных вековых дубов, и жил там орел. Рядом было культовое сооружение – пивнушка. А Надя, машинистка башенного крана, когда третья смена заканчивалась, ближе к 8 часам утра, уже кричит низовому: «Валер, открылась!» И наши гонцы с канистрами уже побежали. Ей с крана все видно было хорошо. Так это я к чему: мы в том районе ни одного дуба не повредили. Горзеленхоз очень четко следил за этим. Все деревья, что попадали в границы стройплощадки, были пронумерованы, мы даже иногда оборачивали корневища мешками, чтобы не повредить. Все ценные породы остались.

— Молодцы какие. А потом частники туда пришли, «Авиакор» строил, этих дубов сколько спилили, так жалко…

— Я на первой просеке строил банно-оздоровительный комплекс для губернатора. Это где губернаторский дом приемов, чуть повыше. У меня фотокарточки есть секретные, все заснято, где бассейны, бани, хамам, бильярдные. Здание-то так крутили, то эдак. Но всё равно пришлось только два дуба спилить, каждому лет под 200–300. Всё втиснули, вплотную к оврагу подвинулись. Помню, все время были звонки оттуда – то они там баню не так включили, то еще чего случилось… Я и специалистов туда посылал, и сам приезжал, и в десять часов вечера, и ночью.  В турецкой бане температура максимум 60 градусов. Что ты, им холодно! Автоматику отключают, — бабах — вышел из строя один котел из четырех. Как еще не обварило там никого…

 — Наш прежний губернатор так шалил?

— Артяков, да.

— Григорий Николаевич, давайте обратно отмотаем, вернемся к 70-м и к панельным домам. В те годы истории какие-нибудь особенные были?

— Как без них? Была у меня история, сейчас уже можно ее предавать огласке и связана она с 4-ым Мичуринским микрорайоном. Дом змейкой знаете на пересечение Дачной и Чернореченской, что наискосок от Перекрестка? В одной из секций этой змейки менялись смены. Только ушли отделочники и приступали монтажники, время пять часов. Монтируется лестничная клетка, работает кран. Поднимает он лестничный марш, и вдруг он ломается пополам и падает вниз. На тот момент смонтировано было шесть этажей.

«И вот все эти шесть этажей, все приваренные стальные столы, и вся лестничная клетка с площадками – все срезалось и обрушилось вниз. Представляете: ворох пыли, «гриб» взлетает вверх, вздох один – и лестничной клетки нет»

— Слава богу, там никого не было, никто не пострадал. Я еще не ушел, мы тогда поздно домой возвращались. Прораб Михаил Алексеевич Бобровский говорит: «Николаич, что делать будем?» Тут он вносит дельное предложение: «Слушай, у меня есть знакомые колхозники, которые плотину на речке делают, им до зарезу нужен материал, а наш строительный бой им лучше некуда подойдет».  Мы быстро с ними созвонились, вопрос решили. Краном давай все это разбирать, вытаскивать.  Машины –  «Кировцы» с громадными прицепами –  начали подходить часа через два, мы их тут же грузили бетонным ломом и отправляли. Представляете – за ночь вывезли! И хорошо, что у нас на складе всегда лежал запас материалов на 4 этажа. Мы его быстро пустили в дело. Никто ничего никому, естественно…

— Неужели властям не доложили?

— Я сразу позвонил Ушамирскому: «Константин Маркович, вот такие дела случились…» Первый вопрос: «Никого не задело? Нет? Все остальное дрянь». Я обещаю: «Утром придешь – все будет хорошо». Ну, ладно. Все-таки слухи там какие-то пошли. Приезжает на следующий день к нам инструктор из горкома Партии: «Слушай, Дворцов, говорят, здесь что-то у вас произошло». Я говорю: «Всё в порядке, сами глядите».  А мы ударно за ночь смонтировали  четыре этажа, а утром остальные два добавили. История закончилась без последствий для нас. Дом до сих пор стоит, там никто об этой истории не знает.

 — Мы недавно с Семченко Сергеем Дмитриевичем вспоминали строительство Мичуринского, он тогда возглавлял Ленинский райком. Его слова: «Я отчетливо помню запах костров, когда жгли всю эту старую Самару». Там деревянные дома сносили кустами, по мере застройки…

— Да, я знаю, там на Линдовской знаменитая пивнушка была. Уже все вокруг было обстроено, все деревянные дома снесены, а пивнушка так и работала, и ни в какую… Это, знаете, где Линдовский рынок был, где сейчас «Магнит», дощатая такая пивнушка известкой белой побелена. Она была самая последняя. Убрали её, по-моему, только в 85 году. И еще один дом стоял. Жил в нем отставной милицейский майор. Бывало, выйдет поутру в нижнем белье, потянется, вокруг посмотрит грозно. Сколько мы с ним ругались! Он уже все пределы нарушил. Ему на тот момент уже выделили две квартиры за этот дом, а он все не уходил. Долго продолжалась эта канитель, но потом милиция его как-то нейтрализовала. Вот так и смахнули последний объект в Мичуринском.

 — Я девчонкой была, когда сносили эти дома, и после того, как там бульдозер прошелся, я Георгиевский крест серебряный нашла. Представляете?  А у вас там какие-то находки были интересные?

— Ой, полно! И золото находили, и коробки всякие со старинными вещами, колечки, медальки… Оружия много находили, подшивки газет «Правда» и «Искра» 1910 года…Помню, как в канун 400-летия Самары мы строили дом, на торце которого так и есть надпись «400 лет городу Самаре». Это был 1986 год, июль месяц. Начали мы прокладку сетей с дворовой стороны, экскаватором копнули, а там клад – иконы. Тогда народ набожный был, спрятали. Мы пригласили милицию, как водится, все описали. Так, чтобы кто-то хапнул, скрыл – такого не было. А поселок братьев Кузнецовых когда застраивали, Пензенскую проходили, там этих несанкционированных захоронений! Не старых, а вполне свежих. В том месте были сплошные воровские «малины», и зэки жили.

«Как начали дома сносить, они стреляли из обрезов по нашим панелевозам, которые стройматериалы везли. Там постоянно, как вечер наступает, тренькают гитары, вьются дымки, группками собираются, пьют, курят. Как напьются –  палить начинают» 

— А как воровали! В промышленном масштабе. Раз! – украдут целую машину, допустим, древесно-стружечной плиты, из которой полы делали. Милиция всегда дежурила во вторую – в третью смену, потому что там было работать крайне опасно.

— А когда халупы снесли, людей куда?

— Переселяли в только что построенные здесь же дома.

— То есть вся воровская «малина» теперь живет в поселке Кузнецовых?

— Да. А вот, допустим, на Губанова есть дом, выложенный голубенькой  плиткой (по Ново-Садовой с левой стороны), там переселенцы с Прорана. В начале 80-х годов на Проране пожарище был большой, погорельцев поселили в этот дом. Как раз я его строил. Мы вплотную занимались, очень хорошо помню, как люди практически ни с чем приезжали, с одним чемоданом в лучшем случае. Приходилось всячески помогать, давали материалы, чтобы временную мебель сделать. Вот такие дела.

 — А сколько времени требовалось в советские годы на возведение одного дома?

Ну, как брать… От нескольких месяцев до полутора лет. В СУ-4 было четыре монтажных бригады. Одна бригада обычно вела четырехсекционный дом, у неё было 2 башенных крана. Монтажники работали в три смены, круглые сутки: с 8 утра до 4 дня, с 4 до 12 ночи, и опять до 8 утра. Отделочники выходили только в световой день.

Есть мнение, что «панельки» — жилье низкого качества.

— Ну как… Во-первых, эти дома железные. Я тоже слышал разные мнения по поводу срока службы – и 50 лет, 75 лет, и 100.  Глядите, хрущевкам уже больше полувека, а они стоят, никаким танком не своротишь. Они тоже панельные, та же 464-я серия в пятиэтажном исполнении –  вся улица Гагарина и Мориса Тореза.  Единственное, что могу сказать про качество: был брак, промерзали торцевые панели верхних этажей. На 1-м ЖБИ тогда работал «условно осужденный контингент», привлекался, так сказать, для перевоспитания. Они в ночную смену лили тяжелый бетон вместо керамзитобетона. А тяжелый бетон обладает плохой теплопроводностью, и торец промерзал. Ну, еще со временем с фасадов плитка облетела, стали они некрасивые… Но стоит затратить сейчас небольшое количество денег… Вентилируемыми фасадами закрой – всё, великолепный дом будет. А несущая конструкция очень надежная. В панельных домах, чтобы вы знали, несущими являются не наружные стены, а внутренний каркас. Там две капитальные поперечные перегородки, которые связаны скобами и забетонированы тяжелым бетоном, эдакие колодцы. Вон сейчас показывают военную хронику, взрывы и прочее: наружные стены вылетают, а дом стоит.

 — Тогда почему панельки перестали строить?

— В 90-е годы пришло поветрие, заступил вице-губернатором Александр Антонович Латкин, тут они с канадцами связались: монолит, монолит, монолит… У него было очень сильное влияние, он мужик очень пробивной и с жестким характером. Просто задавили и всё. И 11-й трест погиб, и домостроительный комбинат.

Продолжение следует.

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте, Facebook, Instagram и Twitter