«Другой город» не только вспоминает итоги десятилетия после исторического освобождения МБХ, но и не забывает о будущем и настоящем. Политик будущего, звезда протестов 2011-2012 года, Вера Кичанова в 20 лет стала муниципальным депутатом района Южное Тушино (г. Москва), а в 22 года написала книгу о Pussy Riot. Ее приезд в Самару не остался незамеченным. О либертарианстве, политике и урбанизме она скромно рассказывала сидя на столе в столовой заснеженной турбазы, где проходила встреча столичных представителей Либертарианской партии с местными симпатизантами этой набирающей известность идеологии.

Текст: Илья Саморуков Фото: Антон Тарантей

— У вас в медиа такой образ – нового, молодого политика. Насколько Ваша известность связана с эпохой социальных сетей?

— Я бы не сказала, что это все было инспирировано Интернетом. Скорее Интернет и социальные сети были инструментом для того, чтобы оказаться там, где я есть и добиться того, что у меня есть, найти единомышленников, если говорить о партии, найти работу. Моя нынешняя работа больше завязана на социальных сетях . Каждую пятницу я делаю обзор самых главных политических тем в соц.сетях за неделю.

— Почему вы решили реализовывать себя в политике?

— Как-то особенно я туда не приходила. У меня всегда было ощущение того, что человек должен интересоваться не только какими-то приземленными вещами В школьные годы это выражалась в каких-то там субботниках, в концертах для ветеранов, в каких-то молодежных движениях. Я работала в районной газете. На первом курсе я участвовала в акциях против строительства мусоросжигательного завода. Какое-то время я думала, что отдельно есть политика, а есть какая-то социальная активность. Но потом начинаешь понимать, что чем бы ты не занималась всерьез, ты сталкиваешься с политикой.

Например, ты не хочешь, чтобы у тебя в районе строили дымящий завод. Разбираешься и понимаешь, что его строят, потому что какие-то чиновники реально получили взятку от того, кто его строил. Если ты помогаешь детским домам, то понимаешь, что там все так плачевно, потому что кто-то пилит деньги, которые выделяются на социальную сферу.

Люди убеждены в том, что они занимаются не политикой и выходят на митинг против, например, строительства дороги, а их разгоняет ОМОН и оказывается, что они занимаются политикой. В какой-то момент я призналась себе, что это политика и начала участвовать в больших митингах.

— Вы говорите всегда, что вы либертарианец по своим убеждениям. Могли бы вы вкратце объяснить, в чем все-таки эта идеология заключается?

— Либертарианская философия говорит о том, что человек принадлежит только себе и может распоряжаться сам собой, своим телом и плодами своего труда. Если он хочет вступить в добровольные отношения с другим человеком, создать семью, продать что-то, купить что-то, то ему не нужно государство, ему не нужны никакие регулирующие органы для того, чтобы контролировать, как они взаимодействуют сами с собой . Из этого вытекает, на мой взгляд, то, что государство должно быть минимальным.

Минимальное количество чиновников, минимальное количество тех сфер, в которых оно должно принимать участие. Большинство областей жизни функционируют без вмешательства государства. Сущность государства — в функциях защиты : полиция, армия, суд. Это те сферы, где государство пока нужно сохранить. Во всех остальных сферах оно может успешно уйти. Тут я делаю оговорку. Мы не какие-то радикалы-анархисты, которые за один день все хотят отменить. Мы просто выбираем путь на уменьшение роли государства в жизни людей. Если мы получим власть, то мы будем идти по этому пути: уменьшать роль государства постепенно.

— Либертарианство – это же не только политическая доктрина, это же образ жизни?

— Либертарианец в жизни для меня это тот, кто держит слово. Для либертарианцев контракт – это самое главное. Если нет каких-то глобальных законов, которые говорят человеку как жить, то все взаимодействие заключается на основе контрактов: от семейного уровня до корпоративного. Я знаю, что человек из либертарианской партии сдержит слово, не нарушит договор, не будет применять силу, если ему что-то от меня будет нужно.

— А вам не кажется, что люди в России – стихийные либертарианцы? Они этого слова не знают, но давно живут по либертарианским принципам.

— Есть такое. С одной стороны, у людей в Советском Союзе закрепился патернализм в головах, они хотят, чтобы чиновники за них все решали. Другие люди, вынесшие опыт из неудачного эксперимента Союза, понимают, что государство, если ему дать много полномочий, не будет работать на тебя, а будет работать на себя. Многие говорят, мы не против помощи, мы просим, чтобы нам не мешали. У меня в Тушино жители разбили клумбу вместо того, чтобы писать письма в управу. Они разбили клумбу, и когда там по какой-то разнарядке у них рабочие стали перекладывали асфальт во дворе и выкапывать цветы, жители вышли, встали цепочкой и сказали: «Не отдадим наши цветы».

— А зачем сейчас эти устаревшие идеологические ярлыки: либертарианство, коммунизм, национализм?

— Нет. Я не считаю, что идеология устарела. Наоборот, я вижу, что когда заходит разговор на общественных слушаниях о том, что мы будем делать с территорией, я вижу у людей зачатки разных идеологий. Либерал говорит давайте пригласим инвестора и попросим за его счет что-то здесь построить, мы не хотим, чтобы это строилось на наши налоги. Коммунист говорит — давайте здесь государство нам все сделает. На местном уровне идеология тоже имеет значение. Кто-то говорит — давайте выгоним мигрантов, а потом об остальном будем говорить.

— Урбанистика Вам помогает как депутату?

— Мне грустно от того, что урбанистика так политизирована. Все споры о том, какие нам нужны лавочки сводятся к тому, кто сколько попилил на этих лавочках. Кто кого лоббирует, кто из блоггеров защищает интересы департамента транспорта, а кто департамент строительства. Содержательной дискуссии практически не ведется. Конечно, политика должна вестись на уровне города, а в Москве на уровне района. У нас строят прогулочные зоны, вот эти современные парки европейского типа. Лично мне эстетически все это нравится, но я знаю, что многие жители этого не хотят. Но, тем не менее, если мы хотим приучить людей чувствовать, что это их земля, то мы должны у них спрашивать, а не говорить, что они необразованные люди. Люди же, которым нужно вот это новое, модное и красивое, не ходят на общественные слушания. Я пытаюсь их туда вытаскивать.

— А вы не хотите уехать из России? Куда-нибудь, где идеи либертарианства уже реализованы?

— Мест, где идеи либертарианства были бы воплощены, пока нет. Сомали? Там нет государства, но там зато полно насилия. А либертарианство – это там, где нет государства и нет насилия. Я бы хотела пожить где-то. Мы не обязаны сейчас уезжать с концами и обрывать связи. Можно уехать, посмотреть, но не в ближайшие три года, потому что меня избрали жители.

— Вам важна национальная идентичность?

— Для меня национальная идентичность – это прежде всего культура, литература, мыслители. Националисты используют какую-то имперскую риторику, которая содержит в себе насилие. Но я понимаю регионалистов, которые борются за децентрализацию. Я понимаю людей, которые борются за независимость от федерального центра. Люблю региональный патриотизм, как, например, в Каталонии.

— Какую музыку слушаете?

— Ходила недавно с мужем на концерт «Краснознаменной дивизии имени моей бабушки».

— Вас, наверное, задевают разговоры о вашем молодом возрасте?

— Возраст – мой единственный недостаток, который сам собой исправится. А те, кто в качестве аргумента использует свой возраст, уже нет.

— Вы уже сами попали в Историю. Политик начала 2010-х. А каких исторических персонажей любите?

— Я вспомнила рефераты. Вот Цицерон. Он же был правозащитником, как бы сейчас сказали. Выступал в суде на стороне несправедливо осужденных. Или Свифт. Мне он интересен как политический деятель. Был народным героем Ирландии.
Из российских — Герцен любимый персонаж. Я стала им интересоваться после «Берега утопии» Тома Стоппарда.

— Надежда на то, что в России что-то изменится к лучшему, у вас есть?

— Я все больше вижу либертарианцев. Тех, кто ничего не просит у государства. Верю, что их будет еще больше.