"ДАЧНЫЕ ГРЕЗЫ"

 История знаменитого на весь мир вальса Шатрова растиражирована повсеместно. Города спорят за право называться местом, где вальс был написан. Самара готовится ставить памятник вальсу, и даже, спасибо депутату Матвееву, вроде бы начала ежегодно отмечать в Струковском саду (в прошлом году — в начале июня) день первого исполнения вальса «Мокшанский полк на сопках Манчжурии». И на этом готова успокоиться, полагая все дела с увековечением памяти автора вальса в нашем городе законченными.

По всем существующим версиям его биографий, включая автобиографию, датированную 1935 годом, военный капельмейстер Илья Алексеевич Шатров больше всего на свете любил дирижировать военным оркестром и занимался этим всю жизнь, практически до самой смерти. Однако зияющие лакуны биографии, занимающие около половины его сознательной жизни, оставляют поле для поиска. Материалы для исследования находятся рядом, в Государственном архиве Самарской области.

Да. Поскольку именно в Самаре и Самарской губернии он прожил около двадцати лет, тщательно вычеркнутых вскоре им и его потомками из своей биографии, скрывающих в себе непередаваемой силы личную драму на фоне гибели империи и становления новой власти.

Немного биографии

Сын уездного лавочника — держателя чайной, сирота, воспитанный в военном полку, он знал не понаслышке о нищете. Должности военного капельмейстера по окончании заочного курса Варшавского музыкального университета он ждал в родном Землянске около трех лет. И получил ее лишь по протекции бывшего полкового командира, помнившего Шатрова-отца. 214-й Мокшанский резервный батальон на ту пору квартировал недалеко от Землянска, в Пензенской губернии. Полковой капельмейстер был не кадровым военным, а вольнонаемным гражданским служащим — тем же учителем музыки, а официально начальником музыкальной команды был полковой адъютант.

Факты биографии Ильи Шатрова, касающиеся его участия в русско-японской войне и мужества в десятидневном бою, известны, мы не будем их здесь повторять, разве что отметим отдельно наградные георгиевские трубы, пожалованные полку за мужество и доблесть.

После боев под Мукденом и Ляоляном семь музыкантов полкового оркестра, нижние чины, были представлены к Георгиевским крестам, а вольнонаемный капельмейстер Шатров — лишь к медали «За усердие». Для того, чтобы наградить его орденом Св. Станислава 3-й степени, самым младшим в иерархии орденов, начальству пришлось сначала дождаться срока присвоения ему гражданского чина, по низшему, XIV разряду Табели о рангах — чина коллежского регистратора. Гоголевский Хлестаков, если помните, был именно в таком чине. В военном ведомстве этот гражданский чин соответствовал чину прапорщика; ношение обмундирования офицерского образца, но с особыми знаками отличия, было обязательным.

В Самаре

В сентябре 1906 года Шатров с полком прибыл в Самару. Военный оркестр 214-го Мокшанского полка развлекал уважаемую городскую публику не только в Струковском саду, но и на ипподроме Самарского общества охотников конского бега. Вполне вероятно, что по каким-то причинам Иван Иванович Шихобалов как один из старших членов это уважаемого общества оказал протекцию молодому капельмейстеру и лично пригласил Шатрова жить в фамильной усадьбе Шихобаловых на углу улиц Троицкой и Заводской. Например, предоставив стол и комнату в одном из флигелей в обмен на уроки музыки для своих детей. Места в шихобаловской усадьбе было достаточно: семья брата Павла как раз недавно переехала в новый дом, тот, который с атлантами.

Так или иначе, по хранящимся в архиве воспоминаниям, Илья Шатров поселился  в усадьбе Шихобаловых на улице Заводской еще при жизни И.И. Шихобалова, то есть осенью 1906 года.

Служба капельмейстера в резервном полку, вероятно, не самая сложная и напряженная. Молодой красавец-блондин в белоснежном кителе часто встречается на городских улицах, проходя от усадьбы на Заводской к своим ученицам: подрабатывать уроками музыки Шатров научился еще будучи студентом Варшавского музыкального института, да и по образованию он все-таки учитель музыки. Среди его самарских учениц не только чрезвычайно музыкально одаренная Шурочка Шихобалова, но и, например, юные сестры Курлины.

Любовь и трагедия

Весной 1907 года полковой оркестр начинает выступления в городском саду с исполнения нового вальса собственного сочинения капельмейстера Шатрова «Мокшанский полк на сопках Манчжурии». И сам военный оркестр, и тем более наградные серебряные трубы полка, украшенные георгиевскими лентами и крестами, в диковинку горожанам, и оттого кажется, что и весь оркестр звучит как-то особенно.

«- Ах, душка, г. Шатров! Какой талант, какая проникновенность! — Бывало слышишь возгласы увлекающихся гимназисток. И автор великолепного вальса не знал отбоя от поклонников его таланта. Всегда веселым, бодрым жизнерадостным видели его в Самаре» — из самарских газет той поры.

Роман семнадцатилетней Шурочки Шихобаловой и Ильи Шатрова был серьезен: молодые собирались пожениться осенью 1907 года, несмотря на протесты ее семьи. По воспоминаниям родственников, свой второй вальс, «Дачные грезы», Шатров посвятил именно своей юной невесте, и оттого на пластиночном конверте была изображена фамильная дача наследников Ивана Шихобалова. Александра окончила гимназию, ожидала скорого совершеннолетия (в феврале 1908 года) и получения причитающейся ей доли огромного отцовского наследства. Шихобаловская дача находилась совсем недалеко от военных летних лагерей, где расположился полк. Неспешное самарское лето, ночные соловьи, дачные грезы и множество надежд…

Шурочкин диагноз неожиданен и неутешителен: саркома брюшной полости. Операция в Петербурге, рецидив, срочное возвращение в столицу и нежданная, такая ранняя смерть накануне Рождества в декабре 1907 года. Мать, Евдокия Павловна Шихобалова, естественно, рядом с дочерью. Скорбное прощальное путешествие в Самару, похороны в семейном склепе Покровской церкви. Разошедшаяся в Интернете версия про туберкулез родилась, вероятно, оттого, что Санкт-Петербургская Александринская женская больница Великой княгини Александры Николаевны, где оперировали Шурочку и где она скончалась, специализировалась на чахотке и женских болезнях. А, возможно, мать не хотела ставить репутацию дочери и семьи под удар и, сразу отметая все ненужные домыслы, говорила именно о чахотке.

По воспоминаниям родственников и биографов, Илья Шатров очень сильно переживал эту утрату.

А теперь попробуйте представить себе все глубину утраты Евдокии Павловны. В ноябре 1906 года Иван Иванович Шихобалов, находившийся в тот момент в Петербурге, внезапно умирает, оставляя жену Евдокию Павловну с тремя детьми: старшей Александрой, 16 лет, сыновьями Павлом, 11 лет, и   шестилетним Николаем. Младшая, совсем крохотная дочь Шихобаловых — восьмимесячная Ниночка, умерла в августе того же 1906 года, начав трагическую череду событий в жизни Евдокии Павловны. Ей 36 лет, 19 из которых она прожила в браке с Иваном Шихобаловым, родив ему пятерых детей, двое из которых умерли во младенчестве; чуть больше чем за год потеряла мужа и двух дочерей. Ее родная сестра Антонина Павловна тоже, увы, уже вдова Матвея Неклютина. Отец умер, а матушка, кажется, проживает в собственном имении в Бугурусланском уезде.

Какие именно страсти кипели в нашем маленьком городе, где все крупные капиталы давно и прочно породнились между собой, мы, наверное, уже и не узнаем. Понятно, что Шихобаловы не приняли этот союз.

Можно долго гадать и домысливать за героев нашей статьи, но факт есть факт: опорой еще вполне молодой вдове Евдокии Шихобаловой, вопреки всем устоявшимся предрассудкам и обычаям, стал именно бывший жених ее дочери — Илья Шатров. Он на 8 лет моложе, беден и незнатен, хотя и получил, по статуту ордена Св. Станислава, личное дворянство. Какие именно страсти кипели в нашем маленьком городе, где все крупные капиталы давно и прочно породнились между собой, мы, наверное, уже и не узнаем. Понятно, что Шихобаловы не приняли этот союз. Можем только угадывать за скупыми строчками газетных объявлений той поры и всплывающими отрывочными фактами масштаб и глубину драмы:  Евдокия Павловна ведет сложный процесс раздела наследства со старшим сыном Павлом,  многочисленная шихобаловская родня перестает принимать участие в ее судьбе. «Многое переменилось с тех пор в судьбе маэстро…» — это  все, что есть в самарских газетах за 1910 год о личной жизни Шатровых.

В браке

К лету 1910 года Илья Алексеевич и Евдокия Павловна — законные муж и жена, товарищи торгового дома «Е.П. Шихобалова-Шатрова и Ко». Уставный капитал общества превышает тридцать две тысячи рублей и состоит из имущества мельницы в селе Красный Яр, внесенного Евдокией Павловной, и «личного труда» Ильи Алексеевича Шатрова.

Сведений о бракосочетании четы Шатровых в метрических книгах самарских церквей нами пока не найдено. Возможно, им пришлось венчаться где-то далеко от Самары. Летние месяцы супруги проводят в Красном Яру или на городской даче, занимавшей практически полностью современный квартал от улицы Н. Панова до Постникова оврага.

 

В июле 1910 года у четы Шатровых рождается первенец — Владимир. Всего у Шатровых, по церковным метрикам, родилось трое детей: Владимир, Дмитрий (умер во младенчестве) и дочь Милица, она же Людмила.

Илья Алексеевич оставляет службу, изучает хлебное дело. Судится с издателями его вальсов, покупает на свое имя хутор: землю, 150 десятин, и мельницу в оренбургской степи, в Бугурусланском уезде. Там в округе уже много земель, бывших ранее аксаковскими и рычковскими — ныне собственность «наследников Ив. Шихобалова». Архивные дела по бугурусланскому хутору позволяют, кстати, подтвердить точное место проживания четы Шатровых в Самаре: это по-прежнему «угол Заводской и Троицкой, в доме наследников Ив. Ив. Шихобалова». Можно задуматься и об установке мемориальной доски на усадьбе, включенной в список памятников культуры федерального значения.

Барин Илья Шатров перенимает все традиции и привычки самарского купеческого быта и даже, куражась, катается вечерами по Дворянской улице на роскошном рысаке.

Барин Илья Шатров перенимает все традиции и привычки самарского купеческого быта и даже, куражась, катается вечерами по Дворянской улице на роскошном рысаке. В сохранившихся в архиве материалах записаны слова Ильи Шатрова, датированные октябрем 1914 года, об оценке своего имущественного положения: «состояние — четыре  миллиона рублей, один рысак тысячу рублей стоит». И справка пристава: «состояние — значительное, выражено в домах, хуторах, мельницах и землях. Записано в основном на жену».

На фронте

На фронты начавшейся Великой войны 35-летний Шатров, ратник ополчения 2-го разряда, призыва 1900 года, совершенно не собирается. Красноярская мельница Шатровых выполняет оборонный заказ для нужд армии, сам Шатров как управляющий мельницей получает отсрочку от призыва. В деле о предоставлении отсрочки подшит ставший обыденным донос. Мол, Шатров фактически на мельнице не бывает и дел не ведет. К делу подшиты также справки от приставов, доказывающие обратное, письма самой Евдокии Шатровой-Шихобаловой как владелицы мельницы. Специальной комиссией отсрочка признается действительной. На дворе весна 1917 года…

 

Осенью 1918 года Шатров покидает Самару, уезжает в Сибирь, как и многие состоятельные  самарцы. Вероятно, полагая, что советская власть — опять ненадолго… Семью, однако, оставляет либо в Самаре, либо на одном из хуторов — поближе к земле, к хлебу.

По воспоминаниям, в период 1919-1920 годов, хранящимся в архиве, Илья Алексеевич жил в Новосибирске, держал лавку. Болел или нет тифом, наверняка неизвестно. Отступал с Белой армией или нет — ничего сказать мы не сможем сегодня. Однако в мае 1920 года он уже оказывается на службе в Красной армии, капельмейстером отдельной кавалерийской бригады.

Тем не менее об оставшейся в Самаре семье Шатров не забывает: в архиве среди прочих документов подшита справка, подтверждающая его службу в Красной армии, на основании которой его семья не должна подвергаться выселениям, уплотнениям, конфискации имущества.

Весной 1921 года Илья Шатров отправлен в бессрочный отпуск, фактически демобилизован. Шатров с семьей перебирается на свой бывший хутор в оренбургских степях, у деревни Кипчаг, с женой, детьми, сестрой Анной. Вступает в сельскую общину и получает на равных правах с однообщественниками надел земли на 6 душ — 7,75 десятины. Селится, однако, в своем бывшей доме на бывшем своем хуторе. Сад, земля под домом и усадьбой тоже пока в распоряжении семьи.

Голод и новая жена

В конце апреля 1921 года Совет труда и обороны Советской республики принимает постановление «О борьбе с засухой». На Поволжье надвигается голод. Обошедшие весь мир знаменитые фотографии Нансеновской миссии, запечатлевшие жертв и ужасы поволжского голода, сделаны в конце 1921 года в том числе и в селе Асекеево, от которого до шатровского хутора по степи — не более семидесяти километров. Вряд ли крохотное село Кипчак и собственно бывший рычковский хутор были оазисом посреди выжженных солнцем бескрайних степей. Полистайте в архивах материалы по голоду в Бузулукском и Бугурусланском уездах, наберитесь мужества пересмотреть нансеновский архив и попробуйте представить себе всё, что пришлось им пережить. Голод и неурожай, эпидемии и   бесчинствующие в степях вооруженные банды…

Они выжили. Как и какой ценой, знали только они. Евдокия Павловна умерла в 1923 году, в какую-то очередную эпидемию. Что случилось с её младшим сыном Николаем Шихобаловым, нам до сих пор неизвестно, а вот старший шатровский пасынок, Павел Иванович Шихобалов, вероятнее всего, именно тот П.И. Шихобалов, который в июне 1925 года подписывает в соловецком лагере групповое письмо заключенных-пепеляевцев к Е.П. Пешковой.
До 1925 года семья Шатровых ведет скромную крестьянскую жизнь: вдвоем с сыном Владимиром, которому уже около 16 лет, пашут землю, даже покупают сеялку, имеют в собственности 2 лошадей, корову, прочий скот.

Их брак не был церковным, только советским.  Фактически, рискнем предположить, Шатров был вынужден оформить этот брак, чтобы уйти от обвинений в использовании наемного труда.

Жена Шатрова на это момент — Антонина Михайловна Кузнецова. Это именно от нее мы узнали много лет спустя о романе Шурочки и Шатрова, это она на протяжении многих лет была рядом с семьей Шихобаловых, это она заверяла в 1921 году для Е.П. Шатровой копии справок из Красной армии. Дальняя родня Шихобаловых, рано осиротевшая и нашедшая приют в огромной шихобаловской усадьбе, подруга и ровесница Шурочки Шихобаловой. Не оставившая детей, которых наверняка с самого рождения нянчила, покойной Евдокии Павловны и ставшая гражданской женой Ильи Алексеевича. Их брак не был церковным, только советским. Фактически, рискнем предположить, Шатров был вынужден оформить этот брак, чтобы уйти от обвинений в использовании наемного труда. При всем нашем глубоком уважении к преданности и верности Антонины Михайловны семье Евдокии Павловны и всем тяготам ее трудной жизни.

Выселение

Илья Алексеевич еще пытается участвовать в общественной жизни: селькор Шатров пишет статьи в бугурусланскую газету: вскрывает пороки и преступления сельской власти. Именно это, по его мнению, и послужило одной из причин новой трагедии, постигшей семью Шатровых в 1925 году.

20 марта 1925 года Правительство Советской республики издает декрет о выселении бывших помещиков. По Самарской губернии выселению подлежали 44 помещика из рассмотренных 299 дел. Среди них семьи Курлина, Чемодурова, Наумова и Шатрова. К собственной, шатровской, земле в 150 десятин односельчане вспомнили еще полторы тысячи десятин, принадлежавших покойной жене —  Евдокии Шихобаловой, в итоге оценив его бывшие владения в 1700 десятин, из которых 700 десятин леса. В протоколах уездной комиссии  от 11.11.1925 г. по выселению бывших помещиков и крупных землевладельцев И.А. Шатров характеризуется «типичным помещиком старого времени. В настоящее время использует наемный труд и не пользуется расположением и доверием населения. На этом основании комиссия полагает вполне целесообразным и необходимым выселить Шатрова Илью Алексеевича из занимаемого им имения». Сроку на сборы давали немного, имущество практически полностью подлежало конфискации, а семья — переселению в Омскую губернию с получением какого-то надела земли там.

До осени 1926 года тянулось рассмотрение жалобы, поданной Ильей Шатровым на выселение, однако удовлетворена она не была. Таким образом, в сентябре 1926 года Илья Шатров, бывший помещик, должен был отбыть в Сибирь. Однако декрет о выселении 1925 года ставил целью выгнать бывших помещиков из своих усадеб и не устанавливал формальностей по выезду к месту выселения, что дало возможность многим так и не поехать в Сибирь.
С осени 1926 и примерно до 1929 года (когда — мы уже точно знаем — Шатров переехал в Павлодар) семья живет в Самаре. Опираясь на книгу «Илья Шатров — капельмейстер» В. Степанова и автобиографию композитора, можем утверждать, что Илья Шатров в этот период преподавал музыку в самарском музыкальном училище, руководил каким-то любительским оркестром. А вокруг повальные чистки советских служащих, город, который помнит и самого музыканта, и связанные с ним истории…

~

Для меня нет ничего удивительного в том, что, переехав от Самары подальше, Илья Шатров сделал все, чтобы обезопасить себя и семью от всего, что было связанно с самарским периодом его жизни. В автобиографии, датированной 1935 годом, нет никаких сведений о Самаре, ведь каждое лишнее слово в той биографии уже потенциально опасно. Упомянутый в ней брат Федор в 1940 году будет арестован и получит десять лет лагерей…

В середине шестидесятых воронежский краевед В.К. Степанов написал книгу «Илья Шатров — капельмейстер», где пытался собрать воедино сведения о биографии музыканта, встречался с его  родственниками. Представляю, как сложно было работать над такой книгой.

Сложно было и нам, от некоторых архивных документов можно было чувствовать боль и страх, пережитый героями рассказанной нами истории. Истории, которую мы должны помнить, хранить и постараться жить так, чтобы это все не повторилось ни с нами, ни с нашими детьми…

При подготовке материала использованы материалы Государственного архива Самарской области, включая личный архив Николая Аннаева; исследование жизни и творчества И. Шатрова, сделанное Валентином Антоновым.

Текст: Светлана Цапаева