«ЦЕНТРУ НУЖЕН УНИВЕРСИТЕТ»

Вчера в Самаре состоялась урбанистическая конференция «Города и территории завтра: инструментарий позитивных перемен». Один из ключевых участников конференции Григорий Ревзин в интервью ДГ рассказал о вариантах спасения исторического центра Самары, о своем впечатлении от участия губернатора в конференции и о том, почему в России не получается имитировать историческую застройку.

— Наш губернатор, вероятно, впервые попал на собрание с подобной повесткой. Есть ли ощущение, что он вас услышал?

— Вообще-то я позитивно оцениваю результаты самарской конференции. У нас накопился богатый опыт проведения мероприятий в регионах. Как правило, губернаторы и городская власть достаточно формально принимают в них участие. Приходят, читают отчетный доклад и откланиваются, оставляя руководителей департаментов или других чиновников рангом ниже.

Николай Иванович пришел, сказал, что у него очень мало времени, видимо, так оно и было, но остался до конца конференции и живо интересовался происходящим. Кроме того, на доклад Виталия Стадникова, который прозвучал в очень жесткой форме, он отреагировал адекватно. Он у вас, конечно, опытный политический боец – после доклада Виталия зал аплодировал минут пять, но потом говорил губернатор, и зал аплодировал уже ему, хоть и не так истово. Это трудно – переломить настроение такой аудитории. Но кроме того, мне показалось, что многие проблемы, особенно спекуляция землей в центре города, которую Виталий очень красочно описал, губернатора задели и по существу. Не знаю, может раньше он этого не знал – это скорее муниципальная проблема – или не придавал значения, но тут явно обратил на это внимание.

— Некоторое время назад “главным архитектором” Москвы был мэр города Юрий Лужков. Сейчас в Самаре происходит нечто подобное — градостроительные решения принимают люди, далекие от архитектуры. Может, у вас как у человека, пережившего период “лужковской” архитектуры, есть рецепт, как вернуть архитекторов в процесс строительства города?

— Это даже не самарская проблема, эта проблема России в целом. Есть два варианта. Можно двигаться назад, обратившись к советскому опыту. Вернуть полномочия главному архитектору города, который несет ответственность и участвует в принятии решений. Сейчас главный архитектор лишен полномочий вообще, эта фигура служебная – он не решает вопросов землеотвода, функций, плотности, высотности – только фасадами занимается.

Мне показалось, что многие проблемы, особенно спекуляция землей в центре города, которую Виталий очень красочно описал, губернатора задели и по существу. Не знаю, может раньше он этого не знал – это скорее муниципальная проблема – или не придавал значения, но тут явно обратил на это внимание

Второй вариант -это движение вперед, в сторону гражданского общества, создание института архитектора-адвоката. Это сложившаяся мировая практика, когда есть жители, выступающие в качестве субъекта, есть архитектор, который формулирует пожелания жителей в виде проекта, и власть, которая этот проект реализует, чтобы получить поддержку избирателей. Я бы сказал, что самарские архитекторы Сергей Малахов и Евгения Репина предлагают движение именно по этому пути.

Это вопрос структуры властных и общественных институтов. Вот ваш губернатор. Мы говорим с политиком, который получил 90% поддержки на прошедших выборах. Ну, профессионалам трудно проводить свою точку зрения, если он с ними не согласен – они превращаются в маргиналов при таких результатах голосования. Поэтому в ближайшее время вы, быть может, и не увидите существенных изменений в городе. Людей ведь все устраивает… Потом, правда, они иногда взрываются. Вот, скажем, в Москве Юрий Михайлович Лужков тоже был очень популярным, и как-то это исчезло без последствий. Пришел другой человек, теперь у нас среда, общественные пространства, парки, велодорожки. Тоже очень популярно.

— Много было сказано слов о том, что исторический центр надо каким-либо образом реанимировать, наделять другими функциями. На что, по вашему мнению, тут можно ставить?

— Университет, размещенный в историческом городе, — потрясающая функция, об этом я говорил вашему губернатору на конференции. Собственно, я реагировал на идею переносить учебные заведения в район проведения чемпионата мира по футболу, делать там изолированный кампус. Кампус – это американский вариант, а европейский университет – городской. И у нас они традиционно – городские.

Реновация центра через университет — это опыт, который с успехом применялся 60-70-е годы. Например, есть такой город Урбино, в котором сегодня на 15 тысяч населения приходится 13 тысяч студентов университета. То же самое можно сказать про Университет Ка’ Фоскари — студенты университета оживляют Венецию, вымирающую в зимний сезон. Отчасти то же происходило во Флоренции, в Равенне, в Лозанне. В 90-е годы университетская программа стала главной идеей для реновации всех городов Рурского бассейна в Германии – это невероятно успешный проект.

В ближайшее время вы, быть может, и не увидите существенных изменений в городе. Людей ведь все устраивает… Потом, правда, они иногда взрываются. Вот, скажем, в Москве Юрий Михайлович Лужков тоже был очень популярным, и как-то это исчезло без последствий.

Мне кажется, можно увлечь губернатора этой идеей — создать в историческом центре университет, который обойдет Владивостокский, Новосибирский и даже Казанский университеты по своим качественным показателям. Ведь ваш исторический центр – это колоссальное конкурентное преимущество! Такого в России нет, у нас был один такой университет – в Тарту, но это теперь за границей. Представляете – у всех эти кампусы в полях, а у вас – в историческом центре!

Я считаю, что это было бы оптимальное решение, в том числе для спасения центра. Университет ведь создает вокруг себя массу сопутствующих функций — галереи, библиотеки, книжная торговля, клубы, стрит-ритейл — это все, что делает городскую среду насыщенной. У вас уже есть маленький кусочек улицы (Молодогвардейской — прим. ред.), на котором вдруг начинается такая жизнь, но это метров 100. А представьте, будет университет — будет пять километров такой улицы. Кампус — это же резервация. Пусть молодежь живет в центре — это дополнительный стимул для его жителей.

Университет, размещенный в историческом городе, — потрясающая функция, об этом я говорил вашему губернатору на конференции. Собственно, я реагировал на идею переносить учебные заведения в район проведения чемпионата мира по футболу, делать там изолированный кампус. Кампус – это американский вариант.

Ну, если не молодежь… Мы вчера катались по Волге, видели много дорогих яхт в одном из яхт-клубов. У вас много богатых людей, но они не живут в центре, потому что исторический центр не является престижным. Если вернуть этой части города жизнь, поработать над качественной средой, как это было сделано в Москве на Остоженке, то городская элита потянется в центр. Но это должна быть целенаправленная программа. И, замечу, социально она не бесспорна. Богатый центр – это, конечно, лучше, чем умирающий, но джентрификация центра – это как-то не современно. Такой подход в Европе закончился в 80-х гг.

Есть, конечно, и наш традиционный вариант: все реставрируем за счет государство, и превращаем в музей. Тихий музей, в котором сидит одинокая бабушка у одинокого чучела, а посетителей нет. Через какое-то время все вновь придет в запустение. Это не очень хороший путь, по-моему, так среда не восстанавливается. Но так мы делать умеем.

— Как относится архитектурная критика к практике создания копий утраченной архитектуры или стилизаций на месте ветхих зданий, «не представляющих исторической или культурной ценности», и как это влияет на среду?

— Что является ценностью и кто ее определяет? Реестры объектов культурного наследия. Их составляют профессионалы, а утверждают власти. Соответственно, возникает торг между профессионалами и властью. Пообъектный торг – этот дом сохраняем, этот нет. Ранжирование по качеству – а это необходимая процедура, иначе не понятно, что хорошо, а что плохо – оказывается ранжированием права на существование. Тогда приходится снижать планку качества, объявлять шедевром каретный сарай.

Это вообще не про среду. Ценность среды старой Самары — в ее морфологии и параметрах: двор, его структура, внутренние лабиринты — это ценности, которые мы не научились законодательно оформлять и рискуем утратить.

Когда люди говорят: “Мы будем строить точно так же”, они не очень видят разницу между “точно так же” и “не совсем точно так же”. Юрий Михайлович Лужков, например, не видел разницы между домом Пашкова и домом Вишневской. Честно не видел. То есть он понимал, что это постройки разного времени, но вот с точки зрения архитектурного качества… Этот дом с колоннами и этот, этот желтый и этот. В чем разница, объясните? Причем, заметьте, ими движет любовь к исторической среде, они искренне считают, что сохранят ее, если строят здания в том же стиле. Вот Владимир Ресин как-то доверительно сказал мне в Венеции – я бы все здесь снес и построил заново, а то что же это – такая красота, а кладка болеет, столярка сгнила, штукатурка треснула, каналы воняют, плесень повсюду…

Ценность среды старой Самары — в ее морфологии и параметрах: двор, его структура, внутренние лабиринты — это ценности, которые мы не научились законодательно оформлять и рискуем утратить.

Но если строить современную архитектуру, повторяя морфотип исторической застройки, но не стилизуя прошлого, то тут тоже есть проблемы. Это здорово, когда новых зданий 30%, а исторических — 70. Но если пропорции 9 к 1, исторический флер вовсе теряется. Есть такие примеры, в Германии, где очень сильные послевоенные разрушения, или в Англии. Иногда может быть лучше и имитировать. Только это сложное дело. Главное ведь имитировать не стиль, а ткань, морфологию. Такие примеры есть в мире – в Испании, в Израиле. В России так работать пока не очень умеют, у нас получается дом Галины Вишневской. Но люди это видят лишь после того, как здание построено. А иногда и не видят.