,
Мы продолжаем цикл материалов, посвящённых утраченным предприятиям Самары.
В спецпроекте «Промышленное наследие» мы рассказываем о заводах, которые хоть и прекратили своё существование, но их до сих пор помнят.
На этот раз корреспондент ДГ Анастасия Кнор записала воспоминания замначальника часового цеха Сергея Трифонова о рабочей жизни на заводе им. Масленникова.
В их маленькой квартире постоянное тиканье часов. Часы висят и стоят везде: в комнате, кухне и коридоре. Часы выглядывают из-за стола коричневым деревянным корпусом и поблескивают с антресолей.
Что уж говорить про рабочий стол мастера: он усыпан циферблатами, какими-то винтиками, шестеренками, пружинками.
Сергей Николаевич Трифонов называет себя часовых дел мастером. Так получилось, что часы стали делом всей его жизни. Пятнадцатилетним пареньком он пришёл на завод им. Масленникова в 23-й часовой цех, чтобы помочь матери и подзаработать на каникулах, да так там и остался на всю жизнь.
История Сергея Трифонова и его супруги Натальи похожа на жизнь тысяч самарцев. Понятная жизнь советских заводчан с твёрдыми заработками и перспективами, налаженный быт, отдых по профсоюзным путёвкам или на заводской турбазе.
А потом, в 1990-е — новая жизнь, к которой каждый приспосабливался как мог.
Сергей Трифонов с семьёй
Сергей Николаевич Трифонов после 1996 года, когда уволился с завода, стал одним из самых знаменитых часовых мастеров Самары. И не мудрено — «декатажник» и «ходист», один из лучших мастеров ЗиМа, умеющий выполнить любую операцию.
В гостях у семьи Трифоновых мой лексикон обогатился добрым десятком новых слов. Но если раньше это были общеупотребительные понятия, которыми оперировали тысячи заводчан, то сегодня это чудные слова, которые для современного уха звучат непривычно.
«Нарвидчик»
Я, можно сказать, родился в цехе № 23. Моя мама там работала, поэтому куда мне идти на подработку, вопрос не стоял — на ЗиМ.
8 класс я закончил в 110 школе, что на Подшипниковой. Её стали закрывать, потому что началось преобразование в 144 школу. Но туда я не стал переходить, потому что матери было сложно, мы жили без отца.
Я пошел в ШРМ (школу рабочей молодежи) и летом 1970 года устроился одновременно на ЗиМ. Работал по 4 часа. Операция была самая простая: я заводил часы и проверял их на точность хода. Мы о резинку колесико закручивали до конца, — вот так заводили и смотрели, чтобы стрелки правильно двигались.
Моя специальность называлась «нарвидчик», то есть человек, который проверяет наружный вид. План был по 300 – 400 часов в день.
После того, как я часы проверил, складывал их в коробку, и от меня они шли в контрольно-испытательную станцию, куда через несколько лет устроилась работать моя будущая жена.
В 1971 году я стал официально трудоустроенным специалистом 23-го цеха. Мне было 16 лет.
Конечно, я знал, что на заводе производят не только часы. Порой идешь по заводу, а под тобой земля трясется. Из этих подземных складов выход был к железнодорожным путям на Линдовскую дорогу, там изделия грузили ночью. Это был секрет. А я делал к этим торпедам часы.
Сейчас такие нельзя делать, потому что это взрывное устройство. Там специальные контакты, чтобы начать процесс детонации.
Я был начальником участка ЧС. Расшифровывается просто: часовой секундомер . Просто, да не совсем. У механических часов шпенек боковой выдвигаешь, и стрелки встают. А теперь посмотри на секундомер. Видишь? Идёт. В то время тормоз специальный делали в военных часах.
«Ремонтуар» и «ангранаж»
Я прошёл все этапы ручной сборки часов и стал лучшим «ходистом» в 23 цехе, то есть специалистом по часовому или анкерному ходу.
Знаешь, чем наши ЗиМовские часы отличались от всех остальных? Тем, что они были сделаны руками уникальных специалистов.
Ну вот начну перечислять: Константин Дударев был мастер по волоску, Василий Иванов – специалист по «заканчиванию». Он так чувствовал «ножки» свои, как никто другой.
Михаил Новиков — спец по люфтам. В часах три колеса, анкерные вилочки и баланс. Он все люфты знал.
Александр Юрьевич Розмыслов – тот «голова», все сообразит, проанализирует и скажет, как надо. На таких специалистах всё и держалось.
Самые лучшие ЗиМовские часы «Победа» делались примерно до 1975 года. С ними хоть в прорубь, хоть в пустыню. Эти часы были завальцованы особым образом, чтобы корпус оставался герметичным. Поэтому они были непотопляемые и неубиваемые.
Эти часы делались, кстати, на швейцарском оборудовании, которые наши инструментальщики довели до идеала. Часы ЗиМ начали производить в 1978 году. ЗиМ писался по-разному. Красиво. И обязательно – «сделано в СССР». К тому времени я стал старшим мастером.
Что такое старший мастер на заводе? Это должность замначальника цеха. Начальник цеха пошёл в отпуск, его же надо замещать. Нас было 3 старших мастера, и мы попеременно принимали на себя полномочия начальника цеха.
В это время остальные старшие мастера замещают тебя на твоем участке. Мы подписывали определенные бумаги о неразглашении, потому что к нам стекались сведения со всего Союза по нашей номенклатуре.
На моём участке было 7 бригад. Бригада – это 42 человека. 3 участка – это почти 900 человек. И ещё примерно 100 практикантов из ГПТУ – от 2 до 4 курса.
Младшие знакомились с часовым делом, работали в среднем по 2 часа, а выпускники, начиная с 4 курса, уже зачислялись в бригады.
Каждого специалиста учили на конкретную операцию: ангранаж, ход и так далее. Это все микроны. Только в лупу можно увидеть. Поэтому у всех специалистов на линии были вот такие лупы, как правило с увеличением в 2,5 раза. Без них ничего не увидишь.
Каждая бригада выполняла 7 операций:
Первая – ремонтуар. Завод и перевод стрелок – по-русски.
Второе – ангранаж. Это завод пружины, колесная система, установка барабана и собачки. Делилась на первый ангранаж, второй и третий соответственно.
Третья операция – анкерный ход. Как раз в ней я был особенно силен. Это операция связана с маятником, с настройкой его колебаний. Устанавливали анкерное колесо, анкерную вилку с штифтами и ролик с импульсным камнем.
Четвертая операция – это настройка баланса маятника.
Пятая — регулировка. Специалисты выравнивают линию графика хода часов по перфокарте: должно быть «в ноль», отклонения вправо или влево – отставание или опережение хода.
Следующая операция – «заканчивание». Вставляется анкерное колесо, на которое надевают стрелки – секундную, часовую и минутную.
И наконец, последняя – когда часовой механизм вставляется в корпус.
Дальше начинается проверка часов. Объем у одной бригады по сборке часов был 5 тысяч в месяц.
Часы были двух типов – с центральной и боковой стрелкой. А всего на заводе им. Масленникова делали 79 видов! У меня почти все есть.
«Декатаж»
На каждом участке ещё был такой человек, который назывался «декатажник». Это мастер высшей категории, который знает все операции по сборке часов и умеет исправить дефекты сборки.
После того, как часы выходили из 23 цеха, они попадали в КИС, или 11 отдел. Там как раз и работала моя супруга Наталья Алексеевна.
Надо понимать, что все ЗиМовские часы были 2-го класса. Это значит, что по ГОСТу они могли за 1 сутки отстать на 15 секунд или убежать на 20 секунд. Для того, чтобы соблюсти эти требования, испытывать часы необходимо было 18 дней.
Операторы их проверяли в шести разных положениях — на каждое положение по три дня. На бок, циферблатом вниз, потом на другой бок и так далее. Каждый день нарвидчик заводил часы, потом партию по 200 штук формировали в брикеты и укладывали в определенную позицию.
У каждого оператора было минимум по 10 партий. Всего на испытательной станции работало 20 бригад. А в год, напомню, завод Масленникова выпускал примерно 1 млн часов.
Часы испытывали на завод и точность времени. Которые останавливались – в брак, которые убегали или отставали – снова в брак, возвращали в цех. И понятно, кому – потому что на листочке были написаны все исходные данные, какая бригада собирала.
Мы выпускали только циферблаты, а браслеты делали на пятом производстве, который теперь Самарский электромеханический завод. Часы потом складывали в такие длинные коробочки, на которых было написано ЗиМ. Там отдельно часы лежали, отдельно браслет.
Золотые часы, платиновые — всякие делали. Механизм везде одинаковый. Дарили мы космонавтам часы, первому секретарю обкома. Эти часы делали отдельно.
Был у нас 28-й цех, который работал по золоту. У нас было несколько гальванических цехов, каждый из которых специализировался на определенном типе металла. По серебру, бронзе. А 28-й цех делал контакты на военные изделия. Там были золото и платина.
А почему я знаю, потому что у меня лодка своя была. На Волге всё расскажется. Там не было секретов. Как на Волгу уйдешь, там все равны.
«Заканчивание»
За 26 лет работы на заводе наград у меня не было. Зато внедрено 8 моих рацпредложенией. Самое последнее — по волоску часового механизма. Там есть такое колено, по которому я предложил другой градус отклонения. 6 рацпредложений по гранажу, тоже все были внедрены. Мне даже 25 рублей премию выписали.
В 1980-е годы мы начали строить третье производство. Теперь это «Захар». Этот 6-этажный корпус планировали полностью отдать под гражданское часовое производство, но вмешалось время. Мы его строили, но туда не въехали.
Окна делали, проводку, пол стелили, но на запланированный под нас третий этаж отправили 34-й цех, который делал таймеры 30-минутные. А мы так и остались в нашем старом цехе, который прямо через старую проходную. Сейчас он снесён.
Уволился я с ЗиМа в 1996 году. У меня был оклад 260 рублей, который в 1990-е годы превратился в ничто. Так я стал часовым мастером на вольных хлебах.
Ремонтирую я любые часы. Недавно вот пришлось мне поработать с «Бергером» 1896 года. Там сделано все так, что душа радуется. Примерно такие чувства я испытываю, когда ремонтирую зимовские часы 1940-х и 1950-х годов.
Они отличаются тем, что сделаны кирпичиком по форме. Их артели делали. На заводе тогда была такая форма. На этих часах написано «Звезда». Потом в Пензу их отдали, и пошла фирма «Заря».
Но прежде их делали у нас на заводе. Так тоже душа поёт. Камни были не выращенные, а рубиновые, настоящие. Их просто промыл, масло дал – и они ещё сто лет пройдут.
Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте