ВОСПОМИНАНИЯ "СТАРОЙ ДЕВЫ"

Вероника Севостьянова — одна из самых скандальных личностей в истории Самары. Слово «эпатаж» пришло в этот город вместе с ней.  Она могла себе позволить яркие романы с сильными мира сего, о которых говорили все вокруг. Она вела на местном телевидении смелые программы.  Наконец,  она назначила себя в председатели Общества старых дев и гордо несла это звание назло повседневной серости.

Недавно Севостьянова презентовала в Самаре свою книгу «Про меня и Свету. Дневник онкологического больного». Также небанально подошла она к проблеме свалившейся на неё болезни, с честью выиграла этот бой и теперь помогает другим. Мы встретились с ней у меня дома на кухне. Под хорошее вино, пасту и маринованные рыжики с удовольствием вспомнили старое.

В Москву!

Кладу на стол диктофон, включаю его и записываю первую фразу:

«Почему-то все считают, что я одноклассница Марка Фейгина».

Но про Фейгина мне сначала не хочется, не того полета фигура. Поэтому штопор вонзается в пробку, и я сворачиваю тему в другую сторону.

— Ты почему уехала из Самары и куда? 

— Уехала в Москву. Почему? Не поверишь, я безумно устала от всеобщего внимания. Начиная с Общества старых дев, я мелькала на экране постоянно. Не могла в магазин зайти, тут же продавщицы кричали: «Ой, всем соседкам расскажу, какие вы трусы купили!» И я благополучно затерялась. Поехала в Москву буквально на пустое место, сняла там квартиру в чудесном доме Кагановича на Фрунзенской набережной. Квартиру я сняла у наследников писателя Вячеслава Шишкова, самый известный роман которого «Угрюм-река». Эту квартиру писатель получил вместе со Сталинской премией. А мне спустя 80 лет она досталась в аренду вместе с полным собранием сочинений Шишкова.

— Я уехала за, буквально, три недели. Как-то всё очень быстро решилось. В одно утро проснулась и решила: в Москву. Надо было закрыть журнал «Женский взгляд», который я на тот момент выпускала. Продала свою фирму и уехала. Но, видимо, Москва меня ждала, потому что когда я сошла с поезда, встретила Надежду Ажгихину, заместителя председателя Союза Журналистов России и одну из главных феминисток страны. Она мне: «Надолго?» Я отвечаю: «Как получится». И я довольно быстро попала в столичную журналистскую тусовку, меня тут же везде вписали, как свою. В Самаре мне делать уже было нечего. Ты же помнишь скандал на телекомпании «Орион», когда закрыли мою программу?

— Ты вроде бы в эфир вышла, мягко говоря, в нетрезвом виде?

— Верно. Меня выдали пьяную в прямой эфир. Да, был это, по-моему, 98 год. Тогда на телекомпанию «Орион» с умным видом пришел Костя Киселев главным режиссёром  Он позиционировал себя как супер-профессионал. Дима Куницын с Вадимом Аитовым (тогдашние руководители «Ориона») слушали его, открыв рот. А я тут мешала, потому что что-то другое рассказывала. И, собственно говоря, лично КостяКиселев тогда сидел за пультом. Главный режиссёр телеканала выводил меня, нетрезвую, в эфир. Причем обычные ребята — операторы, режиссеры эфира говорили: «Не надо это делать. Не думаете о ней, подумайте о канале, ведь канал пострадает!» Но главный режиссёр Киселев принял решение вывести меня в прямой эфир!

— Послушай, неужели, ты сама не понимала, что в таком состоянии не следует вести программу?

— Мне казалось, что всё просто отлично. Это была вторая программа в тот день. Люди, которые приехали на первую программу, приехали с благодарностью и с коньячком. Я выпила и ко второй программе была подшофе. Конечно, можно соврать, что у  меня было высокое давление, но надо признавать факты: я была косая. В конце-концов, с кем не случается? И Юрий Николаев как-то выходил в эфир нетрезвым, и Татьяну Веденееву за это на время от эфира отлучали. А ведь это же центральные каналы, а не местечковый, правда? и, кстати, в восприятии этого события поведение руководства центральных и региональных каналов тоже разнится. Когда мы общались с Кунициным и Аитовым уже после того, как их пнули с «Ориона» и всё у них отобрали, они стали тихие, милые и душевненькие. И они мне сказали, что мы-де тебе тогда предлагали всё, что хочешь, а ты нас послала и ушла! Не надо.

Конечно, можно соврать, что у  меня было высокое давление, но надо признавать факты: я была косая.

— Меня попросили уйти, чтобы не позорить канал! Я ушла, а, буквально, через полгода получила грант от Сергея Кириенко (на тот момент Полпреда Президента в ПФО) на программу «Найдите мне маму» про детишек-сирот. Губернатор Титов вручал мне грант от имени Кириенко, жал руку и говорил: «Мы так рады, что у нас есть такой журналист, который по всей стране нас прославляет как благотворителей». И я поняла: всё нормально. Если бы я сразу уехала из Самары после той истории, то получилось бы, что я сбежала. А после рукопожатия Титова я отправлялась в Москву спокойно. И там я зажила тихой жизнью в доме Кагановича.

— Мы с подружкой полюбили ходить в Нескучный сад. Брали с собой подстилочки, контейнеры с едой. Мимо нас постоянно ходил Стас Намин, даже стал здороваться с нами через некоторое время… А второе любимое место — Новодевичье кладбище. Это было очень душевно. Тогда как раз перестали брать за вход на кладбище билеты, мы покупали винишко, еду… Сначала смотрели памятники, потом выбирали какой-нибудь один, садились, доставали снедь.  Мимо нас ходили люди, кивали сочувственно, делали соответствующие скорбные лица.

Общество Старых Дев

— Вероника, у нас десерта сегодня не будет, но ты мне «на десерт» расскажи самые вкусные моменты из твоей деятельности во главе Общества старых дев.

— Дело было так: сидим мы с моей школьной подругой Ольгой Борцовой, смотрим телевизор, а там идет передача про Общество дураков. Это был апрель 88 года. Я Ольге говорю: «Гляди, это наши женихи, надо бы с ними познакомиться». Начинаем листать газеты. В «Волжском комсомольце» натыкаемся на заметку Любимова-Попенкова об Обществе дураков. (Любимов — он вообще-то Попенков, давайте людей называть своими именами). Я звоню в редакцию газеты: так мол и так, срочно выдайте координаты Общества дураков. На что мне отвечают: мы просто так телефоны не раздаем. Вот если бы вы были какой-нибудь организацией…  Я говорю: «Конечно, организация».  — «Какая?»  — «Общество старых дев!»

— Мы напечатали тогда на пишущей машинке «Ятрань» талоны на мужчин 1, 2 и высшего сорта. Я помню, почем мы их продавали: три, пять и десять копеек — за мужчину высшего сорта. Лариса Хасанова  в белом медицинском халате и перчатках ходила с консервной банкой с такой вывороченной крышкой со словами: храните деньги в банке. Талонов мы напечатали много, их быстро раскупили, потому что всем было надо. Потом, правда, люди приходили в себя, подходили к нам и спрашивали: а что делать-то с ним?  Мы отвечали: ну как же, выбираете мужчину, подходите к нему и говорите: у меня на вас талон. Главное, не ошибиться в сорте.

Мы напечатали тогда на пишущей машинке «Ятрань» талоны на мужчин 1, 2 и высшего сорта. Я помню, почем мы их продавали: три, пять и десять копеек — за мужчину высшего сорта.

— Какие акции, на твой взгляд, были самые яркие?

— Мы спускали с военторговской лестницы детскую коляску — так мы играли в Эйзенштейна. Закладывали аллею невинности на набережной. Правда, она не получилась, потому что по каким-то причинам спонсоры привезли нам не саженцы деревьев, а цветочную рассаду. Вышел цветник.

Самая любимая акция — переползание Московского шоссе. Это мое изобретение. Я решила, что к нам, пешеходам, очень плохо относятся водители. Задача состояла  в том, чтобы дать понять автомобилистам, что пешеходы бывают разные, среди них есть такие, которые ходят медленно, и их тоже надо уважать. Поэтому родилась акция — собрать большую группу и на четвереньках переползти Московское шоссе в районе улицы Революционной, в самом бурном и насыщенном транспортом месте! Чтобы мы ползли быстрее, какая-то фирма с удовольствием предоставила спонсорскую помощь в виде 2-х коробок болгарских сигарет «Родопи»! Это тогда было очень круто! Я пришла в плащпалатке и противогазе. Периодически, правда, я противогаз снимала, потому что зачитывала стихи. Стихи гениальные, собственного сочинения, не надо смеяться. Вот послушай:

Ты, буржуй, на Мерседесе

Давишь наших сОграждан.

Мы твой мЕрседес поймаем,

На кусочки разломаем,

Будешь знать, как ручки-ножки

Пешеходам отдавлять!

Ну, ведь нравится?! В итоге настало время икс. Мы раздали все сигареты, и все желающие приготовились ползти. А рядом с нами стояли  обычные люди, которые намеревались переходить Московское Шоссе обычным способом. Короче говоря, когда загорелся зеленый свет, и мы стартовали, то ползущие на четвереньках взяли такой темп, что оказались на другой стороне улице быстрее идущих на 2 ногах. Но было весело!

— Вероника, никогда не было помышления перевести вашу бесшабашно-хаотичную деятельность в какое-нибудь практичное русло, например, в политическое?

— Мы — нет! Никогда! Вот Общество дураков вступило в социал-демократическую партию, которую возглавлял Юрий Бородулин. Мы о политике не помышляли, но, тем не менее, Бородулин нам помог. С помощью Бородулина мы сделали наше знамя. Потому что Юрий Бородулин и Юрий Никишин разрешали нам проводить наши еженедельные собрания Общества старых дев в помещении Общественно-политического центра на улице Венцека, 38. Там  были чудесные синие шторы. А нам надо было сшить наше знамя! Знамя мы придумали белое с синей полосой наискосок — как символ чистоты и девственности, эдакий синий чулок.

— Недоандреевский флаг?

— Ну типа того. Простынь белую купили на рынке, а синей ткани не было. И эти чудесные синие шторы из ОПЦ на Венцека, 38 мы слегка укоротили. Именно их пришили на наше полотнище. Поэтому  к становлению демократии в Самаре, несомненно, Общество старых дев имеет очень большое отношение. На ноябрьской демонстрации мы шагали с этим флагом рядом с генералом Альбертом Макашовым, он очень радовался. Кстати, я к Макашову очень хорошо отношусь. Настоящий военный. Он всегда вставал, если в помещение входила женщина.

— Еще про связи с властью могу такую историю рассказать. В какой-то момент нас пригласила Администрация области в лице Олега Фурсова. Олег неплохой, но уж больно он… как бы это сказать… администрация!  Как человек, он играет по правилам. Начало 90-х годов. В тот момент только-только все выходили на запад, и к нам приезжала делегация из Штутгарта. И Фурсов решил собрать лидеров неформальных объединений Самары, чтобы показать, что у нас тоже есть общественная жизнь, с которой власть общается и считается.  Спонсоры нам помогли отпечатать книжку про становление Общества старых дев в России, на ксероксе! С фотографиями! Мы на этой встрече наши буклеты раздали, нам в ответ вручили значки с изображением Штутгарта. После чего один из немцев меня попросил: а можно меня забрать одного, город показать, чтобы мы не толпой ходили. Мы сказали: да легко! Приехал за нами приятель на машине, мы посадили туда немца, тронулись. И очень долго представители администрации во главе с Олегом Фурсовым бежали за нашей машиной и кричали, что НЕЛЬЗЯ иностранцев возить по городу по одному. А немец тыкал им через стекло и бормотал: КГБ, КГБ, КГБ.  Нам ничего за это не было, потому что немца мы вернули в целости и сохранности. И даже сытого. Потом были и другие городские и областные мероприятия, куда нас приглашали.

— То есть к вам серьезно относились?

— Я до сих пор удивляюсь сама, почему. Бредятина была полная. На какой-то праздник, по-моему, на день города нам администрация выделила денег на покупку призов. И попросила, чтобы мы  провели свою акцию на набережной. В общем, я не понимаю. Нас должны были задвигать, не замечать, а вместо этого нам радовались.

— Ну, это потому что ярких моментов мало было.

— Да их и сейчас не много…

— Тогда из неординарных молодежных объединений были вы, Общество дураков да стена Цоя. Кстати, ты помнишь, сколько у вас членов было?

— Очень хорошо помню. Мы подсчитывали. Потому что из-за этого мы постоянно ругались с Обществом дураков. Видишь ли, у нас были «переходящие члены», которые хотели быть и там и здесь. А мы считали, что этим людям надо определиться и примкнуть к правильным рядам. Очень много людей таких «переходящих» было как раз из тех, кто сидел у стены Виктора Цоя на Ленинградской. Мы там всегда набирали большие тусовки. Так вот: в Обществе старых дев состояло 35 боевых активных члена, тех, кто мог печатать на машинке листовки  и талоны, шить флаги, строить танки. У дураков примерно столько же. И плюс-минус 80 человек, которые ходили туда-сюда. И когда мы собирались вместе, это было достаточно значительно. Представляешь 150 человек сумасшедших! Одна из совместных акций — это демонстрация 7 ноября, специально для которой мы построили танк. Танк был чудесный, довольно большой — полтора на полтора метра, как минимум. При строительстве использовались подручные материалы: детские коляски, трубы, картон. Мы его строили 5 дней, это была серьезная работа! Танк ехал сам, крутил дулом. А потом мы его утопили в Волге, потому что миру-мир.

Нас должны были задвигать, не замечать, а вместо этого нам радовались.

— Последнее публичное мероприятие Общества старых дев было очень полезное. Об этом написали все израильские газеты. Это можно найти в интернете.  Я так рада, что в России тогда не было интернета, потому что вся моя молодость при мне. Но в Израиле интернет тогда уже был! И израильские газеты напечатали, что в Самаре на улице Осипенко появились антисемитские воззвания: «Бей жидов, спасай Самару», а Общество старых дев объявило акцию по их устранению. Но я прошу уточнить для израильской прессы, что инициатором акции была не Виктория Севостьянова, а Вероника!

Газеты и ТВ

— После того, как я закончила институт, мне не хотелось дальше развивать Общество старых дев. Хотя многие политики мне говорили: нельзя, чтобы пропал такой наработанный пласт. Но я решила, что мне это не надо. Ведь это все для нас было развлечением, мы не искали никаких целей, мы просто весело жили. И я пошла работать в «Самарскую газету». Пришла к Сереже Рязанову, он говорит: «Лицо у вас больно знакомое, вы, видно, к нам часто ходите на собеседования?»

Я отвечаю : «Нет, мы с Вами выпивали на презентации такой-то».  Так меня  приняли на работу. В «Самарской газете» мы познакомились с «моим одноклассником Марком Фейгиным», с которым когда-то познакомились у стены Виктора Цоя.

— Да, я помню, как ты его постоянно подкалывала, называя Маркушей, а он губу нижнюю оттопыривал и так протяжно и обидчиво тянул: «ну Верониииика».

— Да? Ну ты это оставь своим авторским комментарием. Мне кажется, мы дружили.  У нас была равноправная дружба такая…

— А как он вдруг стал твоим одноклассником?

— Он превратился в него в чужих мемуарах. Кто же первый начал? Не помню. Последний, у кого я это прочитала, был Олег Иванец. С чего он вдруг взял? Понятия не имею… Почему-то во всех самарских мемуарах — не знаю почему, видимо, все переписывают друг у друга —  я одноклассница Фейгина. Что мне льстит! Потому что Марк меня на 2 года младше, и я сразу чувствую себя девушкой.

Кстати, если уж говорить о личностях, то они бывают с большой и с маленькой буквы. Ведь, когда меня уволили с «Ориона», знакомые разделились ровно на две части: одна — которые меня поддерживали, вторая — которые начали делать вид,  будто меня не знают. Марк Фейгин оказался в числе тех, кто предпочел забыть о моем существовании. А Вера Глухова, например,  всегда была рядом.

— Испытание славой, которое тебе выпало в юности, пригодилось в жизни?

— Моя фантазия находила выход, и мне это нравилось, бодрило и веселило. Я безумно любила вести прямые эфиры и работать на ТВ. 2 эфира в день? Да легко! Но потом мне хотелось выйти, надеть парик и огромные очки, чтобы меня никто не узнавал. Свою славу я не хотела ни во что превращать, ни во что конвертировать. Единственный опыт, который я приобрела — что быть публичным человеком — это на самом деле плохо. От этого я и сбежала. Потом, когда я уже работала в Москве в медицинском издательстве, мне предложили вести программу «Домашний доктор на местном телевидении». Я напрочь отказалась, потому что больше не хотела.  Когда мне мои московские издатели говорят: мы сделаем вас публичным человеком, я отбрыкиваюсь. Это для меня негативная сторона профессии.

— Но когда ты написала книгу «Про меня и Свету», ты же поняла, что возвращаешься в публичную жизнь?

— Давай так скажу. Представь, что мы идем кататься на лыжах. Мы знаем, что от этого получим удовольствие, но у нас замерзнет нос. Вот замерзший нос — это минус. Публичность в этом деле для меня — это тоже минус. Меня увлекает сам процесс творчества. Сейчас я начинаю работать над второй книжкой. Московские издатели мне предложили создать галерею петербургских портретов. Там будут блокадники, врачи, бизнесмены, актёры. Сначала это будут журналистские материалы, а потом они соберутся в книгу.

Питер и Волга

— Я очень люблю Питер. Живу там с 2009 года. Обожаю Эрмитаж, я в него хожу раз в месяц точно. Я  переехала туда изначально от безысходности.  У меня умер генеральный директор издательства, у которого я работал в Москве. Потом у меня умер муж. Потом мэр Лужков провозгласил, что нужно устраивать национальное гетто в Москве, я подумала, что не хочу жить в азербайджанском гетто. Посчитала свою наличность и купила комнату в коммунальной квартире в центре Питера. В Самару я с удовольствием приезжаю, с удовольствием встречаюсь с друзьями,  очень скучаю по Волге.  Году на шестом в Москве я поняла, почему у меня депрессии — потому что у меня нет Волги.

— Когда я здесь, я всегда иду на набережную, а в Питер обязательно везу волжскую рыбу — чехонь, воблу. Вот вчера уже закупилась, весь морозильник забит. Обязательно надо нашу рыбу туда везти, потому что волжской рыбы там нет! И сама я её люблю, и у меня там еще толпа желающих. Но возвращаться в Самару не хочу. Можно, я пока здесь буду просто наездами?

Точка поставлена, я тянусь к диктофону, и ловлю последнюю фразу этой записи: «Настя, не ставь пустую бутылку на стол!!! Статья закончена, но, пользуясь правом автора, я добавлю в неё пост-скриптум».

PS

Интервью: Анастасия Кнор,  фото из личного архива Вероники Севостьяновой

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте