Извините, это война

Иван Муранов (имя изменено) одиннадцать лет служил во ФСИН. За это время он дважды побывал в Чечне и получил звание капитана, но потом решил стать священником.

Катерина Маршалюк поговорила с Иваном о службе в спецназе, командировках в Чечню и сане священнослужителя.

«Пока тебе там что-то не оторвало, всё кажется романтичным»

Иван Муранов учился в Самарском энергетическом колледже на инженера-теплотехника и жил в общежитии. Туда же поселили сотрудника ФСИН, чтобы тот следил за студентами. Он и предложил Ивану пойти служить в спецподразделение:

— У Алексея Викторовича (имя изменено – прим. ред.) был маленький спортзальчик, куда я ходил заниматься. Там он обратил на меня внимание и предложил службу в спецназе. Поскольку после окончания техникума никаких перспектив у меня не было, я согласился. Прошёл так называемую «обкатку» (вступительные испытания – прим. ред.) и в 1998 году поступил на службу в спецназ.

Во время службы Иван дважды был в Чечне – на рубеже 2000 и 2001 годов. Отряд стоял третьим кольцом в Гудермесе: сначала были войска, потом милиция, а дальше стоял спецназ и охранял представительский центр России в Чечне и правительство Чеченской Республики:

— В таких командировках надо побыть, чтобы понять обстановку. Пока тебе там что-то не оторвало, всё кажется романтичным. Когда чего-то не будет, то станешь по-другому смотреть на мир.

Это, правда, интересно. Не столько даже из-за адреналина, сколько из-за боевой обстановки. Зачем приходить в тот же спецназ? Чтобы совершать боевую работу. Но специфика спецназа состоит в том, что такой работы очень мало. Оружие есть, а боёвки нет. Вся деятельность направлена на то, чтобы осуществлять надзор над определенным контингентом. Поэтому выезд с оружием в зону боевых действий – это наиболее важная часть работы спецподразделения.

Что касается потерь, то тут извините, это война. На войне всегда они есть. Против тебя воюют профессионалы, которые даже могут быть лучше тебя. Которые всё время в военных условиях. А когда приезжаешь туда, то у тебя иногда даже настрела (наработка и закрепление в мышечной памяти навыка стрельбы — прим. ред.) не хватает. Ты должен выступать против этих людей как минимум наравне, а в идеале — победить.

Когда ты оттуда уезжаешь и возвращаешься в повседневную рутину, то, конечно, это вызывает депрессию. А если тебя ещё и направляют кого-то конвоировать или ловить тех, кто перебрасывает наркотики в колонию, то начинается дикое уныние. Не соответствует это тому, что ты думаешь о спецподразделениях. Поэтому выезд на войну многим кажется желанным.

«Не езжай, они там убьют тебя»

С 2001 года, продолжая служить в спецназе, Иван стал ходить в храм. По настоянию духовного отца Николая он больше никогда не бывал в горячих точках:

— Однажды я общался на эту тему с сослуживцем, который достаточно далёк от религии и православия. Он мне сказал, что нужно жить своей головой. Но если это касается духовного мира, то это невозможно. Твой путь определяет духовник. И именно ему Бог открывает о человеке свою волю. А наша главная задача – её исполнение. Поэтому я не поехал в Чечню, так как духовник не разрешал. Говорил: «Не езжай, они там убьют тебя». А так я бы частенько ездил в командировки.

Из мундира в рясу

Многие офицеры обращаются к вере после военных командировок. Но, по словам Муранова, он стал священником не из-за событий в Чечне:

— Я ушёл из спецназа именно ради того, чтобы стать священнослужителем. Это был целенаправленный поиск смысла жизни, бытия и Бога, что для сотрудников спецподразделений не характерно. Там люди более реалистичны. Отец Николай благословил меня, чтобы я дослужился до минимальной пенсии. После этого я сразу же уволился. Частенько вспоминаю и скучаю по службе, как и любой бывший сотрудник. Но это всё уже в прошлом.

За семнадцать лет посещения храма Иван был и прихожанином, и дьяконом, и даже сторожем. Сейчас же – иерей. «Если перевести на офицерский язык, то это как младший лейтенант», — отмечает Муранов. В его обязанности входят богослужение, молитвы в храме и иногда выездные мероприятия:

— Сейчас курирую несколько школ, где преподают основы православной культуры (ОПК – прим. ред.). Куратор, конечно, звучит грубо, так как по закону я особо ничего не могу делать. Но иногда я решаю какие-то вопросы преподавания или хожу на родительские собрания. Многие противятся ОПК, хотя это может дать мировоззренческое воспитание школьника, а не только обычный набор знаний.

Иногда Муранов размышляет о том, чтобы стать священником в горячих точках:

— Я много думал об этом, но меня останавливает семья. Война в Чечне, конечно, не Великая Отечественная, но по своей жестокости ей не уступает. Одно дело, когда по тебе стреляют из засады, а ты даже не отвечаешь в ответ. То нельзя, то не понимаешь, куда стрелять, а иногда это вообще оказывается население. Другое же дело, когда ты ведёшь целенаправленный бой и можешь погибнуть. Если мне предложат, возможно, поеду. Хотя сейчас в России горячих точек практически не осталось. Слава Богу.

Текст: Катерина Маршалюк
Фото из личных архивов автора

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook