«Я почти в каждом цехе раз в неделю обязательно бывал»

Мы продолжаем исследование истории промышленного флагмана купеческой Самары и космического Куйбышева — завода им. Масленникова. Своими воспоминаниями с ДГ поделился бывший главный инженер ЗиМа, экс-вице-президент Торгово-промышленной палаты Самарской области Юрий Ананьевич Тихонов.

Я жил на Ульяновской, сначала в техникуме машиностроительном отучился. Тогда в старой Самаре было принято так говорить, когда садишься на трамвай: он идёт, говорили, либо в город, либо на завод. Других заводов тогда не было. Безымянка считалась по сути отдельным городом.

Я проработал на заводе имени Масленникова 28,5 лет. И так получилось, что я занимал всегда такую должность, на которой нужно было узнавать что-то новое. И всегда интересно было работать. Всегда много людей, я застал очень многих, которые ещё войну прошли.

Первым моим производством было часовое, я там работал в отделе главного технолога. Потом получилось так, что меня забросили на пятое производство (ныне — Самарский электромеханический завод). Я там семь лет был главным инженером. Супруга у меня тоже работала в отделе главного технолога конструктором.

Планировка

Чем интересна планировка завода имени Масленникова? Все цеха (или как их называли раньше — мастерские) в корпусе № 1 можно было обойти под одной крышей, все транспортировочные маршруты были выстроены очень грамотно.

Например, горячая штамповка, которая делала дистанционные кольца из алюминия, — они промывались и через главный коридор доставлялись в гальванический цех. Главный коридор, в торце которого — центральной комплектовочный склад, и тут же детали или через гальванику шли, или из других цехов. Всё это было в одном месте.

И тут же два этажа сборочного цеха № 5. Напротив большого входа вниз спускаешься, попадаешь за заборчик. Этот заборчик ещё в революцию построили, за ним — отдельно стоящий снаряжательный цех.

5-й цех собирал все эти штуковины, там окончательно вворачивали доньевую втулку. И это уже не палец оторвать, а всё серьёзнее — и убить могло. Этот цех у нас до последнего на заводе был. Да и вообще, планировка корпуса № 1, построенного  в начале 1911 года, сохранилась до последних лет существования ЗиМа.

Мы с Курбатовым (Александр Курбатов — директор предприятия с 1976 по 1992 год) порой разговаривали об истории завода. Он смеялся над советскими книжками. На заводе перед революцией на самом деле помимо большевиков немало было меньшевиков и эсеров.

Если поднять документы тех лет, то логика вещей такая. Хорошая зарплата, неплохое обеспечение. Подсобники, конечно, меньше получают, а квалифицированные работники хоть при царе, хоть при генеральном секретаре всё равно зарабатывали очень приличные деньги.

У нас, например, инструментальщики получали на уровне главного инженера. Потому что я не мог сделать пресс-форму, а он — мог. Поэтому очень уважаемая была профессия.  А наши инструментальщики, например, могли определить на глаз разницу на свёрлах в 1-2 микрона!

Для нужд автомобильной промышленности

Чем еще завод имени Масленникова был силен, так это тем, что здесь было своё металлургическое производство. У нас была горячая штамповка, латунь делали.

Мы даже в мирное время делали пять тысяч тонн латуни в год. Много её шло на пятое производство, на авто- и веловентили.  Мы делали твердосплавы, шипы для автомобилей как ширпотреб. И такая специальная программа у нас была.

Кстати, автовентили-золотники были флагманской продукцией ЗиМа. После войны их выпускали под 36 миллионов штук в год. Так совпало, что мы делали золотники, а пятое производство — корпуса. То есть у нас получался комплект. А потом, в конце 1960-х, когда построили Димитровградский автоагрегатный завод, там тоже освоили производство золотников и мы перестали быть монополистами.

На представленных ниже фотографиях изделия, изготовленные на ЗиМе для Волжского автомобильного завода. Снимки сделаны в музее Самарского электротехнического завода.

Часовое производство

После Великой Отечественной войны начали выпускать больше мирной продукции, налаживать выпуск наручных часов «Победа». Были построены 23-й корпус и все остальные для производства часов. Развились цеха №№ 12 и 17.

Вообще производство часов на заводе имени Масленникова началось в 1930-х годах. Сначала  выпускали карманные.

В послевоенный период уже перешли на часы наручные. В 1952 году после очередной конверсии стали выпускать модель «Победа» 26-02. 26 мм – это калибр, а 02 — это их номер. Вот этот механизм мы клепали до самого последнего. Конечно, с некоторыми модификациями.

Началось все с того, что в начале 1930-х годов перед заводом имени Масленникова была поставлена задача перейти с пиротехнических на часовые взрыватели.

За основу была взята немецкая технология. Что уж скрывать, немцы всегда были впереди нас, и за основу была взята крупповская трубка с центральным расположением часового механизма. И в ней, соответственно, как в обычных часах , трибы, колесики, нижние и средние платы , то есть очень похоже все на обычные часы.

Поэтому параллельно было закуплен весь комплект оборудования для производства карманных часов и часовых механизмов. Перед войной завод Масленникова освоил изделие «часовой взрыватель с центральным расположением часового механизма». Его мы делали до самого последнего времени, потому что он универсальный.

Часы мы выпускали второго класса. Знаете, какая официальная точность? Они по ГОСТу имели право отставать или убегать на 20 секунд в сутки.

Завод Масленникова имел уникальный для всего нашего министерства показатель — объем товаров народного потребления, выпущенных предприятием, по сравнению с фондом заработной платы. То есть на 1 рубль зарплаты работника ЗиМа у нас приходилось 1 рубль 20 копеек стоимости ширпотреба. Мы свою зарплату этим ширпотребом покрывали. В основном за счёт часов.

Производили, конечно, и другой ширпотреб. Порой это были достаточно сложные изделия.

Представляете, что такое конвейер? Были на зиме 5-й и 18-й цеха. Сборщица сидит на конвейере и один и тот же винтик вкручивает. Одна вставляет, вторая заворачивает, третья проверяет, четвёртая красочкой мажет. Больше они ничего не умели, но зарплата была неплохая. Поэтому, когда мы в 5-м цехе начали собирать оверлоки,  это было совсем другое дело, даже психологически.

Система в Советском Союзе была такая: огромные связи, чёткие очень задания. Каждый должен знать свои параметры, а остальное —  не твое дело. На ЗиМе всего несколько человек только знали о номенклатуре всех выпускаемых изделий.

Изделия для ВПК

Из военной продукции стоит рассказать про такое интересное специзделие — «руль-машинка». Допустим, на Безымянке сделали Ту-95. Вот этот «Медведь» (кличка, данная бомбардировщику западными военными) летит, на брюхе висит торпеда-ракета с названием «Ястреб», «Кондор» или еще какая-нибудь.

А внизу вражеская подводная лодка плывет. Он бросает торпеду в определенный квадрат, это уже расчеты, и начинает слушать. У неё есть акустическая головка, она улавливает шум винтов подводной лодки. Наша торпеда начинает вокруг этой подлодки кружить, ныряет под нее на глубину до 400 метров и там взрывается.

Саму торпеду делали на другом заводе. А мы на ЗиМе — ту самую акустическую головку, которая давала сигнал на электронный блок управления, который тоже на заводе делался, а потом эта штуковина давала сигнал на «руль-машинки». В ней, между прочим, стоял аккумулятор с золотыми деталями…

28-й цех делал эту руль-машинку. Кто-нибудь понимал, что это за агрегат и для чего предназначен? Я вот знал. А тот рабочий, который ее собирал, даже не догадывался, что это за штуковина.

У нас в цехе № 29 делали привод ПРГ-2Б. Кому-то даже медаль дали за ударное выполнение этого задания. Однажды мужики попытались расшифровать, что же это такое.

И один сказал: «Это же просто, ПРГ — противотанковая ручная граната». Другие сомневались: совершенно же не похоже на гранату. А это специальный узел, используемый на производстве химических веществ, на специальных кранах управления.  А человек, которому дали медаль, был уверен, что это гранаты.

В 1957 году Хрущёв объявил, что артиллерия свое отжила и будущее за ракетами. У нас сначала на территории 15-го, а потом 5-го цеха, когда построили уже специальный корпус, организовали производство радиовзрывателей.

Есть акустические головки, блоки управления. По сути дела радиовзрыватель — это электронный блок управления. Взрывчатых веществ там нет, хотя и такие изделия мы делали, назывались исполнительные пусковые механизмы. Кстати, это очень похоже на систему ABS — автоблокиратор тормозов, когда нужно мгновенно заблокировать. Там иногда применяют гидравлические или пневматические элементы или применяют элементарные в виде подушки безопасности.

Сложнейшую механическую часть этих изделий делали в 29-м цехе, а сборка шла в упомянутых выше цехах. Сложные детали, уникальные. Сейчас станки с программным обеспечением такие детали осиливают, но мы же начали их производство, когда программируемых станков и в проекте не было. Что и говорить, технология была очень сложная и интересная.

Там же делали специальные узлы для СВЧ, для выработки СВЧ и для сигнала. Они использовались в системах управления ракетами.

Вспоминаю, что как-то раз я поехал в Москву, ко мне подходит знаменитый конструктор Архип Люлька и просит: посмотри, там ваши изделия ферритовые на луноход установили. Малюсенькое изделие, которое обязательно нужно в системе передач. Такие узлы мы делали на пятом производстве.

Ферриты — это элемент управления миллиметровыми и сантиметровыми волнами. А устройство, вырабатывающее энергию, делали тоже здесь, на ЗиМе.

Сотрудников основных цехов и механиков, работавших на производстве военной и на гражданской продукции, было примерно поровну. Военных представителей на ЗиМе было около сотни.

В приёмке были и моряки, и лётчики. Мы же делали продукцию для всех видов вооружений и родов войск. Ну и самая главная и большая приёмка была от ГРАУ — главного ракетно-артиллерийского управления, потому что очень много изделий мы делали именно для них.

Вредное производство

Я вам расскажу историю своей жизни. У меня жена из Чапаевска. Дед её Пётр был работником пятнадцатого завода (ныне — АО «Полимер»), работал клепальщиком-котельщиком. А до этого, в 1923 году, он работал там с химикатами. И, проработав год или два, начал полностью загибаться.

Дело в том, что тротил и толуол впитываются в организм. Он рассказывал, что когда выходил на покос, как полагается, в белой рубашке, то после первого полдника она на нём истлела. То есть начал выходить из него ядовитый пот с азотистыми веществами. И благодаря тому, что его забрали в армию, он остался жив.

Там его устроили на скотобойню, и он там отошёл, потому что пил живую кровь. После того, как дед Пётр вернулся в Чапаевск, он на химическое производство уже не пошёл.

Производство вредное, недаром у нас в сборочных цехах на пенсию женщины выходили уже в 45 лет. Дело в том, что тротил и толуол, все эти составы, порох, сами по себе очень вредные вещества.

Женщины, которые работали в 5-м и 15-м цехах ЗиМа, на этих составах, они обязательно руки обмазывали всякими специальными мазями. Потому что, если работать голыми руками, они становились желтыми. Въедалась эта химия в кожу и не отмывалась.

В принципе, химия не убивала людей. У нас не менее вредный был гальванический цех. Представляете, у нас была неприятность, какой-то псих взял и выпил цианистый калий.  Жене отомстить решил. Где взял? В ваннах. Я рванул тогда в 9-й цех, действительно, на участке стоит ванна, на ней написано — «цианистый калий». Нормальные люди старались рядом и вдох лишний раз не делать, а он взял и выпил. Умер мгновенно.

Это столько всяких историй… 30000 человек! На заводе постоянно ждёшь какое-то ЧП, потому что страшное количество людей там работает.

Мы говорили об опасности химии, но дело в том, что когда мы начали делать радиовзрыватели в 1957 году, гораздо опаснее были именно они. Потому что там есть электронные наводки, мощные магнетроны. Многие, кто в первые годы работал на этих радиоизделиях, к сожалению, заработали онкологию. В некотором смысле это производство оказалось страшнее всяких гальваник.

Потом мы уже все защищённые были, построили железные комнаты. Тогда мужики надо мной шутили, но кстати, они были правы:

«Ты всё равно за вредность получаешь какую-то надбавку небольшую», —  отвечал я. Влияние магнитного поля, электромагнитного излучения заставило нас заниматься вопросами защиты. Мы им потом и молоко давали, и выслугу лет, и даже спирт.

Цеха завода Масленникова

Я почти в каждом цехе завода раз в неделю обязательно бывал.

Мы также сделали автоматические линии по сборке уже упомянутого золотника. У нас был свой станкостроительный цех номер 11 в корпусе. Тогда там находилась инструментальное производство.

Цех № 29 интересен тем, что это универсальный цех механического оборудования, который делал сложные детали для производства номер два. А производство номер два — это цех № 32.

Кстати, корпус 29-го цеха разрушили первым. Я вообще обалдел, когда услыхал. Это ведь именно там ходили в хлопчатобумажном белье, в этом цехе Мажаров в своё время освоил производство электронных часов. Чистота там была идеальная.

В пятнадцатом цехе — это был снаряжательный цех — сделали сколько-то тысяч диодов.  Тогда не было электронной продукции в Советском Союзе. И нам в министерстве говорят: вы можете всякую фигню делать, освойте массовое производство диодов. Там два электрода, которые передают сигнал только в одну сторону.

Какое-то время мы делали диоды, потом прекратили, а позднее вообще перешли на микросхемы.  Причём приличные выпускали, 32-разрядные.

Одним из последних, уже в 1980-х годах, был построен 151-й корпус, он и сейчас стоит заброшенный на волжском склоне. Здесь же были очистные сооружения. Вот здесь, рядом с 16-м отделом, был цех, про который никто не знал, это была и очистка цианистых стоков. Потому что циан чистится отдельно, а потом по трубам всё шло на очистные сооружения.

Здесь ещё сидели особенное ребята. Вы слышала фамилию Якубович (Семен Якубович — доктор технических наук, лауреат Государственной премии, работавший на ЗиМе)? Вот в этом корпусе некоторые его отделы, медицинские, по вычислительной технике работали.

Одной из самых последних на ЗиМе была построена современная котельная. Почему-то её тоже снесли. Я прямо обалдел. Энергетические мощности есть, подводка есть, но её взяли и снесли.

А за ней, также в северной части заводской территории, расположены были транспортные цеха. Потом мы должны были построить здесь санчасть, но не достроили, не успели. Один корпус только построили, а должны были построить такую же больницу, как у ГПЗ-4.

И этот корпус у нас отняли, отдали госинспекции труда (речь идет о здании с адресом Ново-Садовая, 106а). 

На благо города

Улица Ново-Садовая была закреплена за нами. Когда я был главным технологом, для меня всегда была проблема, что наш отдел отвечал за ее сторону от «Захара» до Оврага Подпольщиков. Мы должны были чистить.

Как чистить? Да просто выходить и лопатами убирать. В рабочее время, конечно. Когда приехал Горбачёв, нужно было, чтобы Ново-Садовая были идеальная. А это зима, там сугробы высоченные…  Но мы весь снег успели раскидать.

В осенний сезон до 2000 человек отправлял помогать труженикам села убирать урожай. Это была целая армия. На других заводах и людей-то столько не работало. Мы и ГПЗ-4 были основными в Октябрьском районе. Вместе с подшипниковцами мы и тянули эти показатели.

Наше отделение было в Новом Буяне. Эта уборка урожая нервировала, потому что нужно было людей с производства снимать. А в это время нужно было и план выполнять. Рабочих трогали в последнюю очередь, в основном ехали вспомогательные службы и ИТР.

Помогал завод им. Масленникова и городу. В музее Алабина очень много нашей, зимовской работы.

Все задвижки на всех окнах областной администрации изготовлены на заводе имени Масленникова. Но, правда, они за это денег заплатили. А до этого мы всё делали бесплатно.

Завод Масленникова соорудил фонтан в честь 40-летия Победы. Там сложная система труб, которые нужно было закупить, сварить и т.д. И всё это делали ребята из нашего 16-го цеха.

О людях и упущенных возможностях

Чегренёв Степан Евдокимович —  начальник производства. Он ходил по всем цехам, доходил до тех станков, от которых срывался план, вместе с ним в паре работал Мартынов. Это люди, которые действительно отдавали всё заводу. Бутузов — это директор, Юдашкин — это главный инженер. Главный конструктор — это мозги. А коллектив чтобы работал, нужны были такие как Чигренёв, который работал с цехами.

Начальники цехов удивительные были. На пятом производстве Гринчак и Володин на пятом производстве. Они не имели высшего образования, но смогли создать систему, прекрасно разбирались в производственных вопросах.

Видманова, начальник гальванического цеха.  Это была фантастическая женщина!  Гальваника — это очень важно. Из-за неё сборка могла встать. Деталь сделали, её надо мгновенно покрыть. А это, напомню, страшный цех, там работать невозможно.

Конечно, сейчас никаких военных секретов уже нет, сейчас всё это смешно. Вообще, завод имени Масленникова в основном делал узлы.

.

Наши изделия всякой комплектации шли на заводы в Ленинград, Воткинск, Подмосковье и т.д.

Мы в начале 1990-х годов занимались проектом вывода спецпроизводств с площадки завода им. Масленникова. У нас были все расчёты вывести их в Петра-Дубраву или в Чапаевск. Мы очень много материалов собирали, мне помогали наши технологи.

Но, увы, этот проект не поддержали.

---

На основе информации, полученной от Юрия Ананьевича, мы составили карту корпусов завода имени Масленникова. На ней красным цветом выделены постройки этого предприятия, сохранившиеся до наших дней.

Беседовала с Юрием Тихоновым корреспондент ДГ Анастасия Кнор.

Газетные заметки: Евгений Альмяшев
Фотографии часов, произведенных на заводе им. Масленикова: из фондов краеведческого музея им. Алабина.

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте