«Зачем вы сюда ходите и водите своих бомжей»

В ноябре 2017 года Юлия Герман и Александр Киреев провели первую раздачу еды — прямо на улице. Так началась история благотворительного фонда «Ты дома». Спустя четыре года у них есть павильон, где еду раздают волонтёры. А ещё ночной приют, который после закрытия единственной ночлежки в государственном центре соцадаптации, стал настоящим спасением для бездомных.

Основатели фонда рассказали корреспонденту ДГ Зарине Беркимбаевой истории клиентов ночного приюта и поговорили о стигматизации бездомности и бюрократии.

История №1: недели до морга

В июне этого года к нам в приют пришел Александр. Худой пожилой мужчина, тихий и спокойный. Из коротких опросов выяснилось, что он попал в сложную ситуацию, связанную с жильëм, очень давно. Последние пять лет жил по трудовым домам, где, по понятным причинам, не получал денег, не имел возможности восстановить утраченные документы и вернуться к нормальной жизни. Как только возраст стал больше 60, а здоровье перестало позволять работать за еду, Александр потерял возможность находиться в трудовом доме, снова оказался на улице и пришел к нам.

Наш план был понятным — восстановить паспорт и СНИЛС, сделать медицинский полис и начать процедуру оформления пенсии. Но даже в этот краткосрочный план вмешался форс-мажор.

Представьте: человек приходит в полицию, чтобы написать заявление об утере паспорта. Ему выдают на руки только талон-уведомление, а за протоколом говорят прийти позже. Без протокола человек не может подать документы на выдачу нового паспорта и оформить медицинский полис, и пока «позже» растягивается на недели, человеку становится плохо. Мы вызываем скорую, и за пять дней в больнице у него диагностируют онкологию неизвестной локации и отправляют лечиться амбулаторно, что невозможно без паспорта и полиса. Направление в хоспис получить тоже невозможно, как и остаться под медицинским наблюдением в больнице, и человек остается в нашем приюте, где всё, что мы можем сделать — это предоставить койко-место с питанием, бесконечно звонить во все доступные инстанции, и писать обращение на имя Уполномоченного по правам человека с просьбой о помощи, пока сам человек тает на глазах.

Две недели спустя после первой госпитализации Александру становится еще хуже, он падает по пути в туалет. Мы снова вызываем скорую. «Он онкологический, — говорит врач, — мы таких не берем, ему надо обращаться за помощью амбулаторно». Но он не может получить помощь амбулаторно, так как не успел оформить новый паспорт и полис.

А дальше начинается ужас, который длится порядка пяти часов подряд. Сначала врач говорит, что может его принять, если жидкости в брюшной полости будет достаточно много. УЗИ показывает, что её недостаточно. Потом врач вспоминает, что должен оказать помощь, если есть угроза человеческой жизни, а потом — что за эту помощь больнице никто не заплатит, потому что у пациента нет полиса. Потом предлагает выход — положить Александра по общему заболеванию в платное отделение терапии, и озвучивает сумму по прейскуранту — 27 500 рублей. Как мы находим в пятничный вечер 27 500, не стоит рассказывать, но когда мы их всё же находим, оказывается, что заведующей уже нет, и больница с радостью примет Александра в платное отделение, но в понедельник.

Человек на каталке уже не стонет, просто лежит пять часов кряду, смотря в потолок. За это время ему ни разу не оказали никакую помощь, даже не дали обезболивающей таблетки. Мы говорим, что сейчас позовём журналистов, поднимем на уши весь город и расскажем о том, как работает больница. И происходит чудо — у нас берут деньги и кладут Александра в терапевтическое отделение. Мы выдыхаем. У нас есть три-четыре дня, чтобы получить направление в хоспис во что бы то ни стало. На четвертый день нам звонят из морга и спрашивают, кто приедет забирать тело.

История №2: псевдо-сотрудник ФСБ и брошенная мама

Неравнодушные горожане привезли к нам 70-летнюю женщину. Всё, что удалось выяснить по обрывочным данным, — в Самару из соседней области её привёз сын якобы на глазную операцию. Он снял ей комнату в старом центре, обещал кормить, поить и навещать. Как итог — голодная, потерянная и почти ничего не видящая женщина оказалась в нашем приюте. Потому что неравнодушные незнакомые люди посчитали, что здесь она хотя бы не умрет.

Мы нашли номер сына и первым делом позвонили ему. А тот, подтверждая всё, что мы уже слышали о его страшном отношении к собственной матери, начал представляться начальником.

— Вы куда звоните? — обрывисто дышала трубка телефона.

— Сергей, вы маму свою не потеряли?

— Нет тут никакого Сергея. Я его начальник, Сергей уехал в Чечню, он сотрудник ФСБ.

— А его мама в приюте для бездомных, без документов и денег, еле ходит и почти ничего не видит.

— Ну что вам надо? Документы привезут. Пусть живёт у вас пока, вам же деньги на это жертвуют.

Мы уменьшили этот диалог до пяти предложений и изменили имя собеседника по банальной причине. На том конце провода нам отвечал именно он, сын. За 15 минут мы успели и слёзно попросить, и сделать вид, что верим истории про начальника и Чечню, и всерьез заявить о том, что если не найдем родственников сами, то пойдем в полицию и расскажем обо всём в соцсетях. «Я вам расскажу», — угрожающе сказал мужчина и бросил трубку. А на следующий день приехал забирать свою маму.

Она услышала его голос и расплылась в улыбке. Сказала «сынок приехал», оделась и ушла из приюта под руку с человеком, который неделями морил её голодом, притворялся по телефону другим человеком, и вряд ли когда-то забрал бы её из приюта, если бы не упомянули полицию.

Эта история очень страшная и очень непонятная по своей развязке. Мы не знаем, что дальше было с этой женщиной, принявшей добровольное решение уйти из приюта. Мы знаем только, что люди, привыкшие жить в системе домашнего насилия и оправдывающие своих насильников, — бездомные по своей сути. Они могут жить под крышей, питаться горячей едой, иметь юридических родственников, но находиться при этом в постоянной опасности и иметь весьма специфические представления о том, что такое любовь. Дом — это не только стены. Дом — это место, в котором безопасно.

История №3: спасение от абьюзера

История Н. простая – ее бил муж, однажды она от него ушла. Сбежала, когда он был на работе. Вот ее монолог:

— Он бил меня, и несмотря на то, что я рисковала остаться одна в чужой стране, терпеть это больше не могла. Зачем моим детям смотреть на это? У меня их трое — от 6 до 15 лет. Мне было противно смотреть на себя в зеркало из-за синяка и опухшей щеки. Я каждый день шарахалась от каждого его слова или движения. Помню шла по улице, смотрела на проходящих мимо женщин и думала: «Как же им повезло с мужьями!».

Я пришла в ночной приют «Ты дома» за помощью. Мне нужны документы для гражданства, я хочу устроиться кондуктором, но без документов никак. Наталья Александровна, соцработник приюта, сказала, что поможет с общежитием. Ведь как я без денег в чужой стране, с детьми, да еще и без мужа. А мы переехали все вместе, и он говорил, что будем жить хорошо. А получилось вот как…

Ещё Наталья Александровна сегодня помогала мне с поиском разной работы. Она показала, как искать работу через телефон. Очень хочу заработать на новый телефон и хотя бы иногда говорить с сестрами из Казахстана. Если я найду работу, то, наверное, когда-нибудь смогу уехать домой. Наталья Александровна увидела, что я голодная и накормила меня. И тут я вспомнила, как к нам последний раз приходили гости и какие застолья были у нас в Казахстане.

Вот так. Из документов у меня есть карточка, которую дают всем мигрантам и ненастоящая прописка. Временная. Я до сих пор храню эти бумаги в специальном конверте. Слава богу, муж не выкинул их и не спрятал! Но этого мало для работы. Я еле договорилась со знакомыми пожить у них, пока не найду работу.

На фото: Юлия Герман и Александр Киреев 

Основатели фонда «Ты дома» Юлия Герман и Александр Киреев сталкиваются с такими историями каждый день. В интервью ДГ они рассказали, как начинали, с какими проблемами сталкиваются и как до сих пор эмоционально не выгорели.

— Почему вы решили помогать бездомным? Как для себя определили: почему это важно?

Юлия: Отличительная черта любого развитого общества – это такая система организации помощи, при которой любой человек вне зависимости от сложившейся ситуации может получить помощь и знает, где её получить. Это касается не только бездомных, но и тех, кто столкнулся с насилием в семье, имеет инвалидность или ребёнка-инвалида.

Мы работаем для того, чтобы наш город развивался, потому что это странно, когда есть несколько организаций, которые занимаются помощью животным, но нет приютов для людей. Дело в социальной справедливости. В городе-миллионнике однозначно должна быть организована качественная помощь.

— Есть стереотип, что если бездомный, то обязательно пьяница. Это справедливо? И вообще алкоголизм – это следствие или причина бездомности?

Юлия: Чаще всего алкоголизм — это следствие. Необходимо понимать, что бездомность — это череда форсмажорных событий, которые и приводят человека в кризисную жизненную ситуацию. И из неё нужно выбираться быстро, потому что это несёт угрозу не только физическому здоровью, но и психологическому.

Человек начинает пить по двум причинам. Во-первых, из-за холода: люди думают, что алкоголь поможет согреться, а во-вторых, не все психологически выдерживают состояние кризиса. Не все могут мгновенно собраться и предпринять усилия. Бывает и такое, что даже оперативные действия не дают ожидаемых результатов — появляется ощущение беспомощности, бессилия. Человек думает, что достиг социального дна и никогда не выберется. Эти причины приводят к алкогольной зависимости. Это помогает не видеть проблем.

Но, конечно, бывают случаи, когда зависимость — причина бездомности, причём не только алкогольная, но и игровая, и химическая. Таких людей мы относим к группе риска относительно бездомности. Они более склонны к финансовым авантюрам: чаще берут в долг или становятся жертвами мошенников.

Если мы говорим про клиентов нашего фонда, то не все они страдают зависимостью. Даже более того, у нас есть клиенты, которые раньше пили, но теперь твердо отказались от алкоголя, есть те, кто прошёл терапию в государственном наркологическом учреждении либо находится в системе реабилитации «12 шагов».

— А люди, получившие помощь, вообще меняются?

Юлия: Мы не ставим такую цель. Наша помощь направлена не на то, чтобы кого-то исправить или изменить, а на то, чтобы дать человеку возможность продержаться в условиях кризисной ситуации: сохранить свою жизнь и своё здоровье. Если речь про алкозависимых, то им недостаточно переночевать в ночном приюте, им нужно качественное лечение и мощная система внутренней мотивации.

У нас есть один клиент, который живёт в приюте с прошлой осени. Может показаться, что это совершенно уникальный случай. У мужчины было хулиганское поведение, когда он поступил к нам. Никто тогда не мог подумать, что он начнёт заниматься своим здоровьем: он не пьёт, сам делает перевязки, посещает врача в сопровождении нашего специалиста по соцработе. Изменился ли он? Нет. Я думаю, что он просто пришёл в норму. Стал таким, каким был до кризиса. Мы все по-разному ведём себя в зависимости от среды, в которой находимся. А улица — это крайне небезопасное место, которое меняет человека.

— Что самое было самое трудное в работе фонда на протяжении всех лет?

Юлия: Трудности всей нашей работы связаны преимущественно с отношением к бездомным. Общество относится к ним как к людям на дне, которые не достойны помощи. Предвзятое отношение у сотрудников государственных органов пробить фактически невозможно.

Специалист в комплексном центре соцобслуживания должен иметь чёткое представление о том, кто такой бездомный, в какой помощи он нуждается, куда его направить, а не брезгливо морщиться, когда такой человек заходит в учреждение. Например, наш специалист по социальной работе Наталья Александровна постоянно сталкивается с грубым отношением со стороны сотрудников различных структур. Она сопровождает клиентов, которым нужно восстановить документы, а ей говорят: «Да когда уже вас закроют, зачем вы сюда ходите и водите своих бомжей». Хотя мы всё делаем по закону.

У нас пробелов в законодательстве по бездомности очень много, и практически каждая ситуация вместо того, чтобы решаться системно, решается адресно. Приведу пример: поликлиники отказали человеку с паспортом гражданина РФ и полисом ОМС, потому что у него отсутствовала регистрация по месту жительства. Раньше можно было позвонить страховой компании и пожаловаться на поликлинику, которой тогда бы грозили определённые санкции. Естественно, им это не выгодно, и они ставили на учёт людей без регистрации. А сейчас со страховой этот инструментарий снят, поэтому договариваемся в частном порядке, а это очень долго и, допустим, процедура признания инвалидности затягивается.

Мы с этой проблемой сталкиваемся на протяжении всей нашей работы, ещё со врёмен, когда мы были волонтёрским объединением. Мы просто кормили людей на улице и слышали от государственных организаций только: «А где выше разрешение? Вы не имеете права». А мы по своей наивности думали, что администрация района придёт и скажет: «Ого, как у вас тут здорово, а чем вам помочь?». Моя мечта, чтобы государственные органы работали в сотрудничестве с НКО (некоммерческими организациями — ДГ). Я думаю, что это возможно, если все поймут, что НКО приходят не для того, чтобы воевать или нарушать, а чтобы снять часть функционала с государственных организаций, помочь им.

— Чего не хватает системе государственной помощи бездомным?

Юлия: Я думаю, им не хватает ресурсов и адаптивности. У нас в стране бездомных считают второсортными людьми, поэтому если для них и открывают ночлежку, то где-то на окраине города, в труднодоступном месте. Но все места оказания помощи должны быть в географической доступности.

Также эта помощь должна быть реальна и по цифрам. Я каждый раз говорю, что у нас в Самаре порядка 10-15 тысяч бездомных. Страшная статистика по смертности и ампутации: в период с 2013 по 2018 год в городе в среднем умирало по 800 бездомных в год. Ещё порядка 200 человек в год госпитализируются с обморожением и проходят операцию по ампутации. Для города с такой статистикой одного центра социальной адаптации на 70 мест, как это было в прошлом году, совершенно недостаточно. Системе государственной помощи не хватает учреждений и глубокого понимания проблемы.

— Расскажите поподробнее: как выстроена работа фонда?

Юлия: Сейчас у нас 5 трудоустроенных сотрудников: президент фонда, координатор благотворительных программ, специалист по соцработе и двое дежурных ночного приюта. Последние, кстати, бывшие бездомные нашего приюта. Надеюсь, что в течение 4 лет мы увеличим штат постоянных сотрудников до 10 человек.

Президент, Татьяна Евгеньевна, отвечает за взаимодействие с контролирующими органами, за своевременную сдачу отчётности. Я как координатор занимаюсь фандрайзингом (привлечение финансов — ДГ), взаимодействием со СМИ, с волонтёрами, пишу заявки на президентские гранты и полностью координирую работу ночного приюта.

А специалист по социальной работе, Наталья Александровна, занимается непосредственной социальной помощью нашим клиентам. Она проводит первичное анкетирование клиента, при необходимости сопровождает его в государственные органы и медицинские организации. И, естественно, она ведёт документацию по каждому человеку.

Наши дежурные заселяют и выселяют клиентов, следят за соблюдением внутренних правил приюта, обеспечивают надлежащую санитарную обработку и выполняют мелкие поручения для функционирования приюта.

— Вы выиграли президентский грант, он покрывает часть расходов. Остальное – пожертвования. Трудно собирать пожертвования для бездомных?

Александр: Определённо нет. Нас поддерживает много людей, наши пожертвования — это в основном средства от физических лиц, а не от организаций. Представьте, сколько людей должны пожертвовать, чтобы ежемесячно собирать больше ста тысяч рублей? Учитывая, что бóльшая часть наших благожелателей жертвует по 50-100 рублей. Но, как мы говорим, главное не сумма, а стабильность. Лучше жертвовать по 100 рублей каждый месяц, чем 1000 рублей раз в жизни. Хотя, конечно, мы рады любому пожертвованию, и благодарны каждому нашему помощнику.

Юлия: Я бы могла назвать это больной темой в том смысле, что коммерческая сфера из-за постоянного оборота денежных средств может быстрее что-то внедрять. Сейчас дневной центр и другие проекты работают за счет частных пожертвований, а 70% ночного приюта покрывает выигранный нами президентский грант.

Когда я раньше работала на огромном предприятии по производству трикотажных изделий, у меня не возникало вопроса: «На какие деньги я буду открывать новый розничный магазин?». Помню, что за три месяца открыла восемь новых магазинов. И это было легко с финансовой точки зрения. А нам как НКО, чтобы решиться на новый проект, нужны серьёзные вливания средств. Кстати, скоро в содружестве с благотворительным фондом «ШЕФ» откроем в Самаре первый прачечно-душевой комплекс для бездомных и нуждающихся людей.

— Этот новый проект создаётся на пожертвования?

Юлия: Да, как и все наши проекты. Президентские гранты просто позволяют увеличить мощность работы: например, когда мы расширяли ночной приют с 20 мест до 40 или кормили горячими обедами ежедневно. Когда грант закончился, дневной приют перешёл на раздачу трёх обедов в неделю.

Сейчас в новом проекте все расходы мы, разумеется, будем делить с фондом «ШЕФ». На его старт потребуется около 250 тысяч рублей, а дальнейшее обслуживание обойдётся в 70 тысяч. Разумеется, это не точные цифры, возможны отклонения от намеченного плана.

— Как изменилась работа фонда с наступлением пандемии?

Александр: Ничего кардинального, мы просто перестроили наши действия под требования властей. В дневном центре гуманитарной помощи наши благополучатели не собираются теперь в закрытом помещении, чтобы поесть горячие обеды — мы выдаëм всё упакованным в контейнеры «на вынос». Также соблюдаются меры предосторожности — маски, перчатки, антисептики. Маски мы раздавали бесплатно и нашим благополучателям. В ночном приюте также соблюдаются все требования Роспотребнадзора.

— Как на вас влияют личные истории постояльцев? Наверняка, эмоционально тяжело работать в вашей сфере.

Юлия: Бытует мнение, что с бездомными работать тяжело, но, если честно, я до сих пор не понимаю, почему. Бездомные — это не «тоже люди», а просто люди со своими достоинствами и недостатками, с тяжелыми и весёлыми историями, со своим отношением к жизни.

Истории бывают разные. Бывают такие, которые вышибают меня надолго. Например, когда я воевала с медиками одной больницы, чтобы они не отказывали в госпитализации по скорой помощи нашего больного клиента. Они его взяли только за деньги, а через несколько дней он умер, просто потому что у него онкология в последней стадии была. Такие истории меня очень сильно ранят, я чувствую себя маленьким человеком перед огромной машиной, перед обстоятельствами, которые я не могу изменить.

Бывают истории невероятно страшные, но сами клиенты преподносят их с таким юмором, что это просто смех сквозь слёзы. Конечно, на меня влияют личные истории постояльцев. Со мной происходят какие-то открытия, происходит внутренняя работа над собой. Я стараюсь отслеживать, не склоняет ли меня слишком сильно в какую-то сторону: не стала ли я слишком поверхностной, толстокожей или не хочу ли я вообще самопожертвования.

Фото отсюда 

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте, Facebook, Instagram и Twitter