Театр под наклоном

В «СамАрте» премьера. Премьера Русской классики — ставят Грибоедова. Премьера новой сцены, и это долгожданное событие. Последние примерно 5 лет ввод нового здания перманентно откладывался. Последняя причина — при проектировании новой сцены забыли предусмотреть электрическую подстанцию под её мощности. Премьерой изначально был назначен «Иванов», и он, говорят, первым был готов и полностью отрепетирован. Но вместо Чехова — Грибоедов. Школьная программа, «Горе от ума». Вечная классика, разобранная поколениями на цитаты.

Говорят, что у каждого нового спектакля, появившегося на сцене, должна быть причина. Не просто желание или давняя мечта режиссера, как в истории с «Тремя сёстрами» в Драме, а реальная, злободневная подоплека. Режиссёр должен рассказать публике, зачем это зрелище и как оно соотносится с нашей сегодняшней жизнью.

Когда я смотрела «Горе от ума», я понимала зачем. Александр Кузин — блестящий режиссер, который понимает русскую классику. В «СамАрте» его «Ревизор» идет уже много лет, а в Драме, жаль, больше не играют «Лес». Он деликатен и бережлив. Он умеет сохранить авторское прочтение и добавить новые слои смыслов. Он создает для каждой роли неповторимый характер. Фамусов у Кузина — не просто ретроград, но и бедняга, страдающий от вечного геморроя (Сергей Захаров). Загорецкий (Сергей Макаров) — совершенно гуттаперчевое существо при всей грузности организма, способное сгибаться в любых сочленениях. Репетилов (Алексей Меженный) — не только простак, но и несчастный пьяница, ищущий смысл в собственном существовании, и даже в этом деле поспевший к шапочному разбору.

Женские роли не столь филигранно прописаны. Но эпизод графини Хрюминой-младшей с её восторженными повизгиваниями доставляет сцене пикантность. Семья Горичей (Алексей Елхимов и Екатерина Образцова) смешно показывают пример женской гегемонии и образ махрового подкаблучника. И, конечно, Чацкий. Ярослав Тимофеев. Следует непременно запомнить это актерское имя и пристально следить за ним. Чацкий в его исполнении не истеричен (как он почему-то воспринимается в школе). Сначала агрессия героя пугает, его захлебывающийся монолог кажется избыточно скорым, но потом наступает благодарность за отсутствие пафоса, за то, что обличительное слова, брошенные к обществу, он произносит как бы про себя, внутри себя.

И конечно, нельзя не сказать о сценографии. Сцена, наклонённая на зрителя примерно под 30 градусов. Спросила у актеров: тяжело двигаться? Ответили — быстро привыкаешь, мешает искусственный снег, на котором рискуешь поскользнуться.

Начинается спектакль с читки. Как будто актеры только что получили распределение по ролям, взяли в руки текст и начали произносить слова. Они не только читают текст роли, но и авторские ремарки: сел, встал, пауза. В это время на них проецируется текст поэмы большими буквами, как бы подчеркивая примат уважения к автору и его мысли. Потом актеры отрываются от книжного текста и начинают вживаться каждый в свою роль. Настоящая жизнь в спектакль приходит вместе с Чацким. Что интересно, именно он в конце сам её и завершает.

Финал спектакля сделан ошеломительно. К знаменитой последней фразе «Карету мне, карету» Чацкий раздевается, оставаясь в чёрном облачении (возникли ассоциации с трико мима), уходит в отстраненное произношение фраз, как будто его они не касаются, и в этот момент на сцену обрушивается карета. Не выкатывается, не вылетает, а именно обрушивается, таща в себе шутовскую публику. И мы понимаем, что и в этой карете места Чацкому тоже нет.

Не хочется давать никаких назидательных советов, но горе всем, если не хватит ума купить билет на этот спектакль. Себе. Своим детям-подросткам. И просто в подарок хорошим людям.

Текст: Анастасия Кнор
Фото автора

Следите за нашими публикациями в телеграме на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook