,
Стася — трудный ребенок. Так говорит ее мама. Так говорят все, кто хоть раз общался с этой двенадцатилетней девочкой. Что она вкладывает в это понятие, мне толком неведомо. Шаловливая, хитрая, активная, непослушная… Кто в её возрасте не такой?
Когда Стасина мама заказала в доме ремонт и решила на это время уехать к тете на выселки, она попросила меня побыть няней. Я, не имеющая ни малейшего опыта воспитания детей, согласилась. И получила предупреждение: «Узнаешь, что такое быть мамой монстра». Я думала, это всё шуточки, но в день, когда пришла за Стасей, получила в придачу от мамы «Памятку начинающей няне». Я прочла ее, и стало мне нехорошо.
Памятка начинающей няне:
«Поздравляю, ты стала мамой. Перед тем как исполнять материнско-няньские обязанности, внимательно изучи инструкцию по пользованию сложным устройством «ребенок». Помни, ребенок намного умнее взрослого и каждый его шаг нацелен на то, чтобы взрослого обмануть. Поэтому – бди!
В 12 лет ребенок умеет не только умываться, чистить зубы, завязывать шнурки, но и мыть посуду, ходить в магазин и убирать в комнате. Не позволяй себя обманывать, она все умеет и может.
Любимое занятие детей – это врать. Поэтому все, что она тебе говорит, не принимай на веру и перепроверяй. Если она говорит, что уроки не заданы, значит, задано, и очень много. Для этого в приложении смотри телефоны учителей и перезванивай им.
У нее нет аллергии на суп, салаты, каши и яичницу. У нее аллергия на сладкое и кетчуп, а не наоборот.
Больше всего Стася не любит:
— делать уроки
— умываться и чистить зубы
— купаться
— расчесываться
— мыть после себя посуду.
Поэтому в области этих наук напоминание и строгое моральное нажатие не помешают.
А еще Стася любит под словами «пойду погуляю» подразумевать «хаотичное гостевание и исчезновение с радаров». Поэтому «гулять» ей лучше в прямом смысле этого слова, на горке или во дворе под твоим присмотром. Утром она ворчит и капризничает, не обращай внимания. Ест она много. Может не вымыть после туалета руки. С принцессами это случается.
Помни о том, что у нее несколько лет назад прогрессировала клептомания, поэтому не создавай соблазнов, не раскидывай повсюду деньги и украшения. В карманах деньги не оставляй – любит пошарить.
Если в дневнике на следующий день напротив предмета — пустота, смело звони учителю, Настя просто «забыла» записать домашку.
Вахту ты сдаешь утром 26 марта. Если выдержишь эти пять дней, значит, перейдешь на следующую ступень духовного развития. Держись. Это не навсегда.
Мама в законе».
~
Я отложила записку и с опаской поглядела на Стасю. Девочка улыбалась и закусывала косичку. Может, не все так плохо?
День первый
Ночные игры и первое враньё
Вечером Стася переступила порог моей квартиры. Сразу договорились, что она мне не врет — и все у нас будет хорошо.
Первым делом гляжу в ее дневник. Он девственно чист. Не записано ни одного предмета на новую учебную неделю, ни одного домашнего задания.
— Стася, у вас английский в понедельник. Что-нибудь задано?
— Нет! — честными глазами моргает ребенок. — У нас учительница болела.
— А русский во вторник, литература… Неужели тоже ничего не надо делать?
— Нет, не надо! Да, по правде!
— А как так получается, что вам ничего не задают?
— Зададут… на этой неделе. А на прошлой не задавали.
Ну что я могу тут сказать? Верю, хоть и с трудом.
Двадцать два часа. Ребенку пора спать.
— А можно я посмотрю телевизор? Немножко посмотрю и усну.
Что мне, телевизора жалко? Конечно, можно. К тому же, может, я к ней с добром — и она ко мне с добром?
В одиннадцать вечера отрываюсь от компьютера:
— Тася! Время! Спать пора. Выключай телевизор.
Она выключает и начинает ходить вокруг меня.
— Спать, Тася. Ну, что такое?
Я стараюсь сохранять спокойствие. Стася кивает, идет в ванную. Возвращается. Кажется, там она смыла себе память.
— Женя, а давай собирать пазл.
И тут я багровею.
— СТАНИСЛАВА! — ору и сама себя пугаюсь. — КАКОЙ, В БАНЮ, ПАЗЛ? СПА-А-А-ТЬ!!!
— Чо ты орешь-то? — обижается девочка и ложится, наконец, в кровать.
А и правда. Чо я ору? Сорвалась на пустом месте. Стыдно… Но вот ведь какая штука: уложить дитя помог только крик.
День второй
Живая Муму
Будильник трезвонит в 7 часов. Не припомню, когда в последний раз я просыпалась в такую рань.
Бужу Стасю и, пошатываясь, бреду на кухню. Ребенка надо кормить. Завтракаем, одеваемся. Девочка долго копается, сидит, почесывает голову. Наконец, уходит. Закрываю дверь, ложусь спать. Через пару минут звонок: «Женя, я забыла портфель!» Встаю. Открываю дверь. Отдаю портфель. Не успеваю как следует захрапеть, как она звонит снова: «Женя! Я доехала! Все хорошо».
— Угу, Стася. Хорошего тебе дня. Будешь хорошо себя вести — пойдем вечером в гости, — бормочу я и засыпаю в третий раз.
Стася звонит через пару часов.
— У нас было два урока! Я еду домой!
— Как домой!? Уже?
— Ну, да. Я ж говорю, два урока. А ты спишь, что ли? Во даешь! Я есть хочу!
Натягиваю на лицо одеяло. Потом, смирясь, что поспать сегодня так и не удастся, вылезаю из кровати.
Когда моя новоявленная дочь возвращается из школы, кормлю ее и ухожу на работу. Возвращаюсь — сидит с загадочным видом.
— Ничего не замечаешь? — спрашивает.
Окидываю комнату взглядом. Кровать прибрана, коврик расстелен. Чистый. И полы вроде почище — намыла.
Мне приятно. Давлю улыбку. Я в детстве так же убиралась, а потом очень ждала, чтобы мама заметила и оценила. Мысленно ставлю плюс в Стасину карму.
Уроки, по словам Стаси, опять не задали. Вечером, глядя, как беззаботно она сидит в «ВКонтакте», все-таки звоню учительнице по русскому языку. И узнаю много нового. Например, о том, что Стасе задали упражнение по русскому и рассказ Тургенева «Муму». Плюсик в карме превращается в минус.
— Тася, Тася… Все-таки ты мне наврала… Садись за уроки!
— А чо, а почему? — бормочет ребенок.
Русский язык мы делаем вместе. Слова из учебника девочка переписывает с ошибками.
«Муму» у нее нет — забыла взять книгу. Сидит, довольная. Но нас так просто не возьмешь! Скачиваю рассказ из Интернета, сажаю читать. Прочесть надо немного: два последних абзаца. Остальное, по словам учительницы, успели в классе.
— Ты читала хоть? — спрашиваю.
— Да, конечно! Читала! Там про собаку!
— Хорошо. Дочитывай и приходи пить чай.
Стася, на удивление, вся уходит в рассказ. Читает серьезно, даже губами шевелит. Минут через десять заходит на кухню. Прочла.
«…И потом Герасим унес Муму в лес и выпустил. И вернулся домой. И все было хорошо. Конец», — заканчивает Стася.
— Расскажи, — прошу, — что ты прочитала.
И девочка начинает сбивчиво излагать Тургенева. По ее рассказу делаю вывод, что читала она между строк. Хотя ведь не все обладают ораторским искусством. Так что не перебиваю, слушаю.
«…И потом Герасим унес Муму в лес и выпустил. И вернулся домой. И все было хорошо. Конец», — заканчивает Стася.
Подбираю с пола челюсть и едва не плачу.
— Как конец? Как конец, Стася? Что он сделал с Муму?!
— Я же говорю: отпустил в лес…
— И все???
— И все.
Нотки голоса Стаси такие твердые, что я начинаю сомневаться в своих познаниях о Муму.
— Э-э-э… А разве он ее не утопил?
— Утопил? Не-е-е-т, ты что!
Дела… Отправляю перечитывать, но Тася артачится.
— Зачем? Я ведь уже прочитала!
— Как ты прочитала, если даже не знаешь, что Герасим утопил Муму? Да это же чудесный рассказ! Да я же, когда его читала, плакала! Да у меня истерика была! Да там трагедия… Да ты…
Стася начинает реветь. Но не из-за Муму. У нее своя трагедия. Называется «Читать второй раз».
Перечитывать «Муму» она так и не стала. Я плюнула. Мы легли. Через какое-то время из темноты послышался тихий голос, полный любви и верности.
— Женя, я завтра все уроки запишу… И если я буду себя хорошо вести, ты возьмешь меня с собой в гости, да?
День третий
Две с половиной порции
Весь день я решаю дилемму: брать или не брать Стасю сегодня в гости. С одной стороны, она провинилась: наврала и нарушила уговор. И я должна проявить твердость и показать, что все серьезно. С другой — мне ее жаль. Но если возьму с собой — дам слабину. И она сядет на шею: почувствует, что мои угрозы ничего не стоят.
«Дети, они такие, — поясняет мне мой многодетный друг. — Они каждый день проверяют тебя на прочность. С разных сторон заходят, почву прощупывают. Держись».
Я держусь.
— У меня для тебя хорошая новость! — поет в трубку Стася. — Я получила «четверку» по математике и записала все уроки!
Вот уж действительно хорошая новость.
«Четверки» в дневнике не оказывается: гордая Тася не стала подходить с ним за оценкой. Уроков записано мало: параграф по истории и русский. Природоведения нет, математики нет. Делаем все, что задано.
В гости её не беру, но отпускаю в кино с подругой. Вечером звонок:
— Женя, а можно, я приду к вам? — память у Стаси снова стерта.
— Нет. Мы же договорились. Иди домой.
— Ну, Же-е-е-н-я-я-я-а-а-а-а!
Первый вопрос, когда я возвращаюсь домой:
— А что вы ели?
Еда — это Стасин пунктик. Все, как писала мама. Ест она много и так часто, как это возможно. Варю картошку, любимые Тасины сосиски. Салат. Кладу гораздо больше, чем себе. Через пять минут тарелка пустая, и взгляд, исполненный мольбы: «Можно, я положу еще?» Времени — почти десять вечера.
— На ночь кушать вредно. Особенно так много.
— Почему?
— Будешь толстая и плохо спать.
— Ну и что…
Ребенок накладывает еще столько же. Кажется, это неправильно — отбирать у детей еду?
День четвертый
«Объясните ей, что жизнь устроена иначе…»
Накануне перечитывала «Памятку». Увидела страшный сон. О том, что Стася украла все мои магнитики. Отодрала с холодильника. Я подхожу к нему — а он пустой. Мне становится плохо: они коллекционные, ценные.
— Стася! — ору я во сне. — Как ты могла?
И просыпаюсь от ужаса и собственного крика. Девочка храпит, магнитики виднеются в темноте…
~
Я в гробу видела ежедневные подъемы в семь. Я так больше не могу. Я скоро умру. Но Стася счастлива.
— А можно, я всегда буду у тебя жить? А ты мне всегда будешь готовить завтраки?
Днем мы приносим запись в дневнике напротив природоведения: «Не готова к уроку, совершенно не слушает учителя, не работает». Домашка нам снова не задана.
— Стася! А почему учитель пишет, что ты не готова, если ты говорила, что вам ничего не задавали?
— Она просто так пишет. Ей делать нечего…
Круто. Звоню учительнице Вере Васильевне.
Знаете, она совсем не знает слова «надо». Только «хочу». Делает только то, что ей самой нравится. Вы ей объясните, что жизнь иначе устроена. Что нельзя только хотеть.
Вера Васильевна хорошая. Она очень тактично рассказывает о том, как Стася не открывает на уроке учебник и тетрадь. Как говорит учителю «не ваше дело», «надоела» и «отвали». Как разговаривает, смеется и всех отвлекает. Я краснею от стыда. Как-никак, я мама.
— Она не дает мне слова сказать… Я к ней стараюсь лишний раз не обращаться, если вижу, что настроение плохое. Потому что пошлет подальше. Задание я задаю всегда — она просто не записывает. Вот к следующему уроку надо нарисовать подорожник и ужа. И текст небольшой прочесть. Вы проследите, пожалуйста, чтобы она это сделала. Знаете, она совсем не знает слова «надо». Только «хочу». Делает только то, что ей самой нравится. Вы ей объясните, что жизнь иначе устроена. Что нельзя только хотеть. Что вокруг есть другие люди, которых надо слушать, которым не надо мешать. Она и девочка-то неглупая, просто проблемная и своенравная. Жалко ее — не развивается.
Послушав Веру Васильевну, звоню Светлане Геннадьевне. Той, которая не задает математику.
Та же картина. Моя «дочь» не работает, не слушает, не открывает тетрадь. И домашняя работа задана. Два упражнения.
И напоследок звоню классной.
Майя Викторовна говорит, что в понедельник у Стаси было не два урока. Просто она ушла раньше: сказала, что ей надо, потому что я ее куда-то веду. Что завтра есть английский (Стася говорила, что учительница болеет). Что когда она просит маму прийти в школу, за нее говорит дочь. Мол, мама не будет с вами разговаривать.
— С ней нужно много и упорно заниматься. Иначе чем дальше — тем только хуже…
Хватаюсь за голову.
Видя, что я расстроена, девочка начинает стараться. В только что заведенной тетради по природоведению рисует змею и подорожник. А говорила, не умеет…
Спать Стася идет, минуя ванную. Отправляю мыться, даже ванну набираю на готово. Забываю выдать полотенце. Думаю: помоется, крикнет. Она возится там минут десять, выходит одетая. И сухая.
— Как это ты, Тася, вышла сухая из воды? — недоумеваю.
— Я вытерлась!
— Интересно, чем? Полотенца-то нет.
— Так я это… только ноги помыла.
— Как так — ноги? А все остальное?
— Я чистая, — парирует ребенок.
— Огорчу тебя: ты воняешь. Иди мыться целиком!
Ворчит, хнычет, но идет.
Перед сном пытаюсь узнать, зачем Стася врет и почему не любит учиться.
Ответы предельно коротки: «В школе мне не нравится». «Я там ни с кем не общаюсь». «Меня все бесят». «Учителя тупые».
— А ты думала о будущем, Стася?
— Да. Я хочу быстрее работать. В 14 лет пойду.
— Зачем так рано?
— Чтобы иметь свои деньги. Меня возьмут, не бойся.
Завтра — последний день, когда я встаю в семь. По договору с мамой после школы Стася идет домой. Она просит оставить ее до вечера. Пробую метод «бартера»: договариваемся, что завтра она будет слушать учителей и все записывать в тетрадь. И тогда я ее отправлю домой не сразу.
День пятый
«Я люблю тебя, мама»
Пока ребенок в школе, бегу на маникюр. Ни черта не успеваю. На работу хожу на два часа, на тренировку забиваю, личной жизни никакой…
После вчерашних бесед с учителями все еще грустно. Сушу ногти и получаю смс: «Я тебя люблю, мама».
Растягиваюсь в тупой улыбке. Знает, засранка, чем меня взять.
Из-за неожиданного признания малодушничаю: решаю сводить «дочь» в зоопарк.
Стася действительно записывала на уроках. Листаю тетради: даже историю накарябала. Делаем русский язык и идём.
В зоопарке Стася долго рассматривает животных, хохочет над енотами и обезьянами.
Я испытываю реальный кайф от сознания того, что подарила ребенку впечатления.
— Кто тебе больше всего понравился?
— Все понравились! Зачем задавать этот глупый вопрос!
Я теряюсь. Как так — все? Мне вот лисы больше нравятся. И нахохленная сова. А все — значит, никто.
— Пошли лучше в тайм-кафе играть в приставку!
Обижаюсь на нее. Я, блин, старалась, досуг планировала. А она — игры компьютерные, эту бездушность!
Выходим. Молчу. Стася берет меня за руку. «Нет, мне правда все понравились! Все милые… Но пошли еще в тайм-кафе?»
Вместо игр идем домой обедать.
Чувствуя, что приближается дом, Стася начинает канючить. Она хочет остаться еще. Я мягко объясняю, что больше нельзя. Что ее ждут дома. Что мне надо отдохнуть. Что у меня должна быть личная жизнь…
Она еще какое-то время просит, а потом срывается на крик.
— Ты не можешь так поступить! Ты обещала сходить со мной в парк!
— А ты, Стася, обещала не врать. К тому же зоопарк лучше, чем просто парк.
— ТЫ НИКОГО НЕ ЛЮБИШЬ! ТЫ ЛЕНИВАЯ! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ…
За Тасей приходит дедушка. Мы расстаемся надутые. Мне обидно. Что она ничего не оценила. Что разоралась. Что не думает о том, сколько нервов мне стоили эти дни.
В квартире непривычно тихо. Не работает телевизор, не звучат песни, никто не хнычет и не кричит. И я не могу понять, нравится мне это или нет.
Вечером она звонит. Узнать, как дела. Память снова смыла: обид уже не помнит. По привычке спрашиваю про уроки и одергиваю себя: это уже не моя задача. Просится прийти ко мне на выходных, обещает хорошо себя вести. Говорю, что подумаю.
Перед сном получаю смс: «Прости меня, мама. Я тебя люблю». И вот что мне с ней такой делать?
Иллюстрации: Ингер Нилссон в роли Пеппи Длинный чулок