ВЕКОВАЯ ЭНЕРГИЯ
Воспоминания потомственной самарчанки о работе кочегара на ГРЭС, голоде в Поволжье и нелегкой жизни
1 510
,
Пономаревой Любови Яковлевне почти целый век. Она родилась в Самаре в 1917 году в семье настройщика музыкальных инструментов и белошвейки. Возможно, бабушка — последний живой свидетель страшного голода 1920 года. В ее фотоальбоме соседствуют солидные дореволюционные фото мамы – Елизаветы Васильевны, сделанные в студии, и озорные пляжные фотографии самой рассказчицы, снятые в 1938 году.
Несмотря на почтенный возраст, Любовь Яковлевна хранит в себе очень яркие воспоминания о каждом отрезке жизни, начиная с самого детства. Бывший комсомольский вожак и кочегар ГРЭС помнит и то, как самарские дети называли игру в прятки, и то, как по доносу насовсем пропадали взрослые люди. И нам приятно, что она поделилась воспоминаниями с нами.
Детство
— Из детства я помню, как папа на Рождество покупал елку, они ночью со старшими сестрами вешали на нее игрушки и клали под низ маленькие яблочки. Тогда их называли «крымские яблочки», их из Крыма привозили. Яблочки очень красиво висели на елке и были разложены под ней. Это было еще до того, как разрешили праздновать Новый год. Еще у нас на Рождество обязательно стоял на столе окорок. Кто приходил нас поздравить, отрезал себе от него кусочек и выпивал рюмочку вина.
— Во дворе у нас было много детей. Мы показывали друг другу представления и играли в кулюкушки. Так тогда в Самаре называли игру в прятки. Я любила читать, у меня старшая сестра закончила женскую прогимназию до революции. Я до сих пор помню стихи из ее книг, например, Пушкина «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Помню из детства и хулиганский акростих «Жасмин — хорошенький цветочек. Он пахнет очень хорошо. Понюхай, миленький дружочек, а в руки не бери его».
— Я была секретарем школьной комсомольской организации. Моя фотография висела на Доске почета в районном отделе образования. Первый раз на занятиях по военной подготовке мне страшно было взять в руки винтовку и промазать по мишени. Почему-то сказала: «Давайте мне две монетки. Я их собью или нет?» Мне поставили, и я их бац — и сбила! Мне говорят: «Ты врешь, ты умеешь стрелять, ты не первый раз берешь винтовку». Но меня эти военные сразу зауважали. Всех отправляли тренироваться разбирать оружие, а меня не трогали. Если так хорошо знаю ружье, зачем меня учить? А теперь не вижу ничего.
— Купаться мы ходили на Волгу и на Самарку. На Самарке была теплее вода. В театр «Олимп» с девчонками ходили несколько раз бесплатно. Наших мальчишек брали туда на массовку изображать народ, ну мы вместе с ними бесплатно проходили без билета. На Первое мая мы делали целые шествия по Куйбышевской улице. Однажды я на каком-то автомобиле стояла. Видимо, эффектно было.
— В студенчестве мы ездили на Уральскую кругосветку. Очень понравилось, но чуть не утонули однажды, когда наши лодки столкнулись с затором сплавляемого леса. Сплавщики наши лодки баграми держали, а мы выпрыгивали к ним на плоты, а то бы нас с лодкой затянуло под бревна. Приключение было! До сих пор вспоминаю.
Голод
— Одно из самых ранних моих воспоминаний связано с голодом, который был в Поволжье в начале 20-х годов. Я была в семье самой младшей, у меня был брат Петр и две сестры – Вера и Тоня. Они получали хлеб и дома взвешивали его на больших таких громыхающих весах, чтобы были порции одинаковые. А если я видела, что неровные получаются куски, то кричала: «Тонька, Тонька, ты себе больше взяла!» Ну как они могли точно взвесить хлеб на этих огромных весах? Да и не надо это было, понятно, что я маленькая была, мне меньше нужно было хлеба давать.
— Нам повезло, меня подкармливали американцы (ARA), которые привозили в Россию продовольственную помощь. У них была столовая где-то у Троицкого рынка. Они не всех брали. Смотрели: кто похудее – того ставили в начало очереди, а кто более-менее — тех отодвигали. Меня пускали в столовую, чтобы я ела. А брат мой Петя был на 4 года старше, его уже в столовую не пускали. Но у нас был завинчивающийся судок в форме яйца, мне американцы давали еду, а я тайком ее выносила. А брат ждал, когда я приду, мы делили эту порцию, и Петр ее тоже ел. Но это все быстро закончилось.
— Вообще мы довольно бедно жили до войны. Я мечтала с первой зарплаты купить килограмм конфет-подушечек.
Репрессии
Помню, как храм взрывали. Я была на даче на Сорокиных хуторах, там было слышно, как его взрывали. Сволочи! Такое было здание красивое! Но мы ведь «молодцы», нам надо все снести!
Сталина я и тогда уже терпеть не могла, ненавидела, хотя у меня никто и не пострадал тогда и никто меня этому не учил. Может быть, чутье какое-то у меня было.
— Ужасны все эти посадки. Люди просто пропадали, никто ничего не знал. Так семью Шулевицких ночью взяли из нашего двора. Они просто пропали. Мы же не знали, что их возьмут. Две-три семьи из нашего двора забрали, и больше мы их не видели. Из комитета комсомола забирали ребят, когда я в Индустриальном институте училась. Папу моего забирали, но тут же отпустили. Оказалось, что другой настройщик написал на папу донос, потому что к папе больше клиентов ходило.
— Сталина я и тогда уже терпеть не могла, ненавидела, хотя у меня никто и не пострадал тогда и никто меня этому не учил. Может быть, чутье какое-то у меня было.
Трудовой фронт
— Я закончила Индустриальный институт. После него вначале меня распределили в Новосибирск, а в 1943 году я начала работать кочегаром на Куйбышевской ГРЭС. В моем ведении было пять котлов, но работали в основном три из них, а остальные были старыми. Нужно было следить за приборами, приходилось много ходить. Смена была 12 часов, надо было все котлы облазить. Работа на ГРЭС считалась в целом неплохой. Тяжелой, но норма выдачи хлеба была больше, чем много где еще.
Однажды у меня на ГРЭС своровали рабочий костюм, который мне для работы у котла сшила мама. Долго не крали, жалели меня, но потом всё-таки утащили.
— Столовая еще была через дорогу, где нам давали болтушку из крупы и картофеля. Сейчас я ее, конечно, есть бы не стала, а тогда была ей рада. У нас был очень хороший мастер по фамилии Меняйленко, он и в горячий котел для ремонта мог войти, и нас очень поддерживал. Еще помню, что однажды у меня на ГРЭС своровали рабочий костюм, который мне для работы у котла сшила мама. Долго не крали, жалели меня, но потом всё-таки утащили. Не у одной меня воровали одежду на станции. А в выходные нас направляли в колхоз на помощь, картошку рыть или еще чего. Вместо отдыха. Но это было легче, чем у котла стоять.
— В День Победы я была на работе. Мы все радовались, прыгали от счастья, а потом я сразу уволилась с электростанции. Мне нужно было съездить в Новосибирск к мужу, а мне не давали разрешения оставить ГРЭС во время войны. Только после победы смогла уехать к нему.
— После войны меня отправляли в командировку в Молдавию и Румынию смотреть, где валяется трофейное или наше вывезенное энергетическое оборудование, которое можно применять на электростанциях. Поскольку задание было фактически военным, то мне на время командировки присвоили звание капитана и дали шинель с капитанскими погонами. Так я неожиданно для себя сделала мгновенную военную карьеру. Но ничего подходящего я на этих складах трофеев не нашла, только небольшое количество лампочек. Да еще орехов для сына привезла. А из капитанской шинели мама сшила ему пальтишко.
Записал: Владимир Громов, фото из архива Л. Я. Пономаревой