ЗАКУЛИСА

Тайная и явная жизнь Самарского театра оперы и балета

 3 078

Автор: Редакция

.


,

ДГ продолжает проект, в котором рассказывает о самарских театрах. Из предыдущих статей можно узнать, чем живут «СамАрт» и театр драмы имени Максима Горького, а сегодня нам предстоит посетить закулисье Самарского академического театра оперы и балета.

Актеры и сотрудники театра рассказали ДГ об участии в фестивале «Золотая маска», обновлённом репертуаре и законе джунглей в мире оперы и балета.


В начале июля спектаклем «Пиковая дама» закроется 85-й, юбилейный, сезон Самарского театра оперы и балета. Этот сезон оказался для театра богатым на события: участие в фестивале «Золотая маска», возрождение Клуба любителей театра, премьера оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда». Не исключено, что в будущем сезоне, который откроется в сентябре оперой «Князь Игорь», самарский оперный театр уже будет носить имя Дмитрия Шостаковича.

Театр в цифрах:
С момента реконструкции театр выпустил 37 премьер. Большая сцена рассчитана на 1000 мест, малая — на 180. С труппой работают 3 режиссёра, 7 помощников режиссёра и 1 ассистент режиссёра, 4 дирижёра, балетмейстер и хормейстер. Численный состав труппы: балет – 70, опера – 32, хор – 68, оркестр – 90 человек.

Новая жизнь театра оперы и балета

circleНаталья Эскина, музыковед, кандидат искусствоведения, член Союза композиторов России:

— Театр оперы и балета – самый большой театр не только в городе, но и в Самарской губернии, и притом единственный музыкальный театр. За восемьдесят пять лет он осуществил около трёхсот постановок. Это гигантский труд, заслуживающий огромной благодарности зрителя. Не буду задерживаться на главных моментах истории театра – об этом можно прочитать и на театральном сайте, и в двухтомнике «История в портретах», вышедшем в 2010 г. под редакцией историка Самарского театра, балетоведа С.П. Хумарьян.

После 2010 года в истории нашего театра произошёл своего рода прорыв. К административному и художественному руководству пришли новые люди, существенно обновилась труппа. После масштабной реконструкции 2006-2010 гг. театр перешёл на новые рельсы. Отчасти это новое выражалось в возврате к старому. В афишу театра одна за другой возвращались обновившиеся, помолодевшие постановки: «Евгений Онегин» и «Пиковая дама», не только обновлялись старые спектакли, но часть работ ставилась заново: все три балета Чайковского, «Севильский цирюльник», «Князь Игорь». Исключительно удачно поставлены опера «Флория Тоска», балеты «Анюта», «Корсар», «Баядерка». Всегда аншлаги на опереттах, детских спектаклях. Это ново для нашего театра – мы все помним, как мало посещался театр до реконструкции, доходило до того, что пустовала половина зала.

Теперь на многие спектакли не попасть. Среди них недавняя премьера великой оперы Моцарта «Волшебная флейта», балет «Дама пик» — современная параллель к опере Чайковского «Пиковая дама». Сенсацией стала «Леди Макбет Мценского уезда», последняя наша премьера. По мнению музыкантов-профессионалов, публики, критиков, гениальная музыка Шостаковича нашла своё достойное воплощение.


Закулисная борьба и стремление к совершенству


circleАлексей Турдиев,
 заслуженный артист РФ, в театре с 1997 года:

— Я люблю свою профессию. Если бы мне не нравилась сцена, я бы давно со всем этим завязал. Знаете, чем хорош балет? В нём никто ничего не говорит. Танец занимает не всю нашу жизнь. Конечно, бывает по-разному, все зависит от занятости в репертуаре. Иногда в день всего один урок, а бывает, что в театре находишься с утра до ночи. Распорядок дня у нас обычно выглядит так: утром делаем урок, потом начинаются репетиции, в промежутке с трёх до шести часов отдыхаем, и если есть репетиция, то с шести до девяти продолжаем работать.
Наш театр изменился. Во-первых, он стал красивее, во-вторых, труппа омолодилась процентов на восемьдесят. Век артиста балета короток. Период востребованности у нас считается с двадцати и до тридцати пяти лет. Солист танцует пятнадцать лет и оформляется на пенсию. Сейчас работают в основном до двадцати пяти лет, а после этого возраста артистов уже начинают сдвигать. По крайней мере такая ситуация существует в столичных театрах. Печально, но так все и есть.

В балете действует закон джунглей, и это вполне нормально.

Не все рвутся покорять столицу. Многие думают примерно так: «Пусть я лучше буду первым у себя в городе, чем пятым где-нибудь ещё». Я считаю такую политику отчасти правильной. Мариинский, Большой, Михайловский – это кладбище талантов, а работа там – это в основном «кино для своих», у которых есть нужные знакомства. Каждый год в эти театры стекаются люди, страждущие славы и денег, но лишь у единиц удачно складывается карьера. Соответственно, выбор простой: или возвращаться в свой город, или тереться в Москве. Если хочешь развиваться – приезжай туда, где есть работа, и танцуй. 

Я бы не сказал, что в провинциальных театрах особенно сильная конкуренция среди балетных артистов. Зачем завидовать? Иди в класс и работай, сделай лучше, чем остальные. Хоть разбейся, но всегда найдется кто-то лучше. Нужно трезво оценивать свои возможности и доказывать их на сцене. Если не можешь, то уступи. В балете действует закон джунглей, и это вполне нормально.

Во многих театрах новичков встречают не очень доброжелательно. Здраво выдержать конкуренцию могут не все. Часто устраиваются разные подлости, хотя лично мне не довелось их терпеть. Ходили слухи, что кому-то из девушек в пуанты подсыпали стекло, кому-то прибивали обувь гвоздями к полу. Иногда во время спектакля делали подножки прямо перед выходом на сцену.

Чем бы я занимался, если не балетом? Может, стал бы рядовым инженером. Как представлю – так печально становится, это же так скучно! У нашего брата-артиста возможностей не так уж и много. Как правило, многие после балета открывают свои танцевальные школы, потому что кроме танца мы мало что умеем. Очень тяжело найти достойную альтернативу балету. Да и куда идти – в грузчики, таксисты, сантехники? Хотя грузчиком ещё можно устроиться. Мы все-таки жилистые, много девушек поднимаем весом под пятьдесят килограммов, а то бывает и больше. Так что мы не хлипкого десятка ребята.

Критерии отбора детей в балетную школу самые обыкновенные: стройная фигура, гибкость, хороший прыжок, выворотность суставов, растяжка. Детям, которые только начинают заниматься балетом, я бы сказал: «Либо будьте первыми, либо вообще не занимайтесь». Если ребёнок пришел в училище, он должен работать так, чтобы стать солистом. В балете многое зависит от головы. Знаете, как говорят, заставь дурака богу молиться, так он и лоб расшибет.

circle (1)

Василий Святкин, заслуженный артист РФ, в театре с 1993 года:

— С голосом нужно договариваться, он живет своей жизнью. Что самое главное у человека в любом роде деятельности? Мозги. Если они не работают, человек даже с уникальными вокальными данными никогда не будет певцом первой величины. Нужно уметь собрать воедино все свои способности. Я знаю массу людей с выдающимися данными, которые в карьере дальше хора не продвинулись из-за психологических зажимов. Учат партию, выходят на сцену, открывают рот, а звука нет.

Во время работы я не позволяю себе есть очень острое, потому что это убивает слизистую, пиво не пью – от него садится голос. Перед пением ни в коем случае нельзя есть шоколад. Он обволакивает мышцы, которые держат голосовые связки. Сами связки не имеют нервных окончаний, они как целлофан, но если на мышцы что-нибудь попадет, то вы не сможете петь. Есть ошибочное мнение по поводу сырых яиц. В фильме «Весёлые ребята» героиня пила яйца для улучшения голоса– это была пародия. На самом деле перед пением они очень вредны – это ведь слизь, которая мешает работать мышцам. Знаменитый певец Ренат Ибрагимов перед выходом на сцену совершенно спокойно грыз семечки, и это ему не мешало. Попробуйте кто-нибудь другой после семечек или орехов спеть, и у вас появятся большие проблемы. У каждого артиста есть свои фишки, надо знать и чувствовать свой организм, доверять интуиции.

Многие режиссёры считают, что они бога за бороду поймали.

Знаете, к наградам я с детства отношусь достаточно спокойно. Гордыня – смертный грех. Спасибо за то, что в 2006 году мне дали звание заслуженного артиста РФ, а в 2015 году – народного артиста Самарской области. Значит, все-таки я что-то заслужил. Ходить после этого в орденах и медалях – это некрасиво и не по-человечески. Рядом столько замечательных партнеров по сцене, которые также достойны этого. Отсутствие у них, извините за грубость, какой-то цацки не говорит о том, что они хуже работают. Люди, у которых меняется отношение к профессии после наград, живут без внутреннего стержня. Наверное, человеку чего-то не хватает, если он раздувается от званий, будто мыльный пузырь.

У оперных певцов не может быть слабого здоровья, иначе они не смогут петь. Ученые в восьмидесятые годы подсчитали, что за большую партию в трёхчасовом оперном спектакле тратится столько же энергии, сколько за восемь часов работы в шахте. Это очень тяжёлый физический труд. За один спектакль можно потерять до пяти килограммов. Знаете, какие у нас костюмы? Чтобы в них работать, нужно приложить усилия, так что энергии уходит очень много. Если не есть белок, то после первого акта можно ложиться и помирать.

Настоящий оперный режиссёр себя в спектакле не показывает. Когда человек делает что-то поперек музыки и навязывает свои мысли, хочется задать вопрос: «А кто ты такой? Ты выше и умнее Верди или Чайковского?» Если да, то создавай свой спектакль и там изгаляйся, как хочешь. Поставить классическую оперу именно так, как задумывал автор, намного сложнее, чем придумать что-то авангардное. Многие режиссеры считают, что они бога за бороду поймали. Разве Верди придумал в «Травиате», что действие происходит в борделе? В Германии режиссер придумал любовь между Онегиным и Ленским в «Евгении Онегине» – откуда вот это все? Наверное, от слабости внутреннего мира и отсутствия правды внутри – сложно дотянуться до гениев. Оперная режиссура – очень сложная работа, и нужно любить ее, а не себя в ней.


Дальнейшие перспективы театра оперы и балета

circle (2)Михаил Панджавидзе, лауреат Государственной премии Республики Татарстан им. Г. Тукая, обладатель медали Франциска Скорины, лауреат Национальной театральной премии Республики Беларусь, главный режиссёр Национального академического Большого театра оперы и балета Республики Беларусь и с 2014 года Самарского академического театра оперы и балета:

— Есть такой старый анекдот. Провинциальный скрипач приехал в Нью-Йорк и заблудился. Видит одного старого еврея и спрашивает у него, как попасть в Карнеги-Холл. Еврей посмотрел на скрипку, покачал головой и отвечает: «Заниматься надо, заниматься!» То же самое можно сказать по поводу участия нашего театра на «Золотой маске» – заниматься надо. Один раз попали, а в следующий можем и не попасть. Это не олимпийское чемпионство, которое дается на всю жизнь, тем более что мы и не чемпионы, а всего лишь участники. Уже завтра нужно опять доказывать, что мы имеем право на вхождение в число лучших театров России.

Если нет интерпретации, то нет и режиссуры. Существует большая проблема с тем, что каждый новый прием обязательно стремятся растиражировать и сделать правилом, но в режиссуре правил не бывает. Можно быть консерватором и ставить совершеннейшую мертвечину, а можно и в постмодернизме поставить талантливый спектакль, так что все очень относительно. Вольтер сказал: «Все жанры хороши, кроме скучного». Постановку определяет уровень качества. Если, смотря произведение, я над вымыслом слезами обливаюсь, значит, режиссер достиг того, ради чего вообще служит искусство. Нужно, чтобы люди верили, плакали, смеялись, любили, ненавидели – испытывали всю гамму человеческих чувств.

Уже завтра нужно опять доказывать, что мы имеем право на вхождение в число лучших театров России.

Самарская публика готова воспринимать разные спектакли. Хотя есть люди, которые принципиально говорят, что им не нравится что-то только из-за той или иной стилистики. Такую позицию я называю грубым словом – дурость. Это не консерватизм, а ретроградство, и, называя вещи своими именами, не очень высокий интеллект. Ничего нельзя назвать плохим лишь по факту принадлежности к тому или иному стилю. Все зависит от качества выпускаемого материала.

Опера – это театр, несмотря на то, что некоторые определяют ее как вид музыкального исполнительства. Было время, когда театр не делился на драматический и музыкальный, все существовало в синкретизме. Называя оперу отдельным видом искусства, мы немного лукавим. Усилиями музыкальных и вокальных специалистов оперу разъело, как труп, на разные составляющие: вокальные, актерские, музыкальные. Эти части на сцене должны существовать в единстве, но, к сожалению, так получается не всегда. Существуют предпочтения артистов, которые они почему-то возводят в ранг профессиональных необходимостей. Например, требование петь стоя, а не лежа или сидя на сцене, хотя это всего лишь созданные для удобства условности. Если артист не может что-то сделать, значит, он просто не умеет.

Я не доверяю аплодисментам. Разве в Самаре кто-нибудь будет кричать «бу»? Помните аттракцион из «Приключений Гекльберри Финна»? Людям ведь было стыдно признаться, что их пнули под зад, так что они всем остальным советовали сходить на тот же аттракцион. Все пошли, и ни один не сказал, что на самом деле это кошмар. Никто не признается, что его обманули за его же деньги. Проще похлопать и уйти домой.

Текст: Екатерина Аверьянова, фото: Дария Григоревская