"ЗДЕСЬ НЕ БЫВАЕТ ХАЛТУРЫ"

Полина Назайкинская — молодой и востребованный композитор. Она выпускница музыкального училища при Московской консерватории и Йельского университета, живёт в США и работает по всему миру. Её классические произведения исполняются со сцены International New York Fringe Festival и звучат в Московской государственной консерватории. Среди заказчиков — Metropolitan Symphony Orchestra, Омская филармония и даже РПЦ.

И только в Тольятти, откуда Полина родом, о ней не знают. Ну если не считать небольшого сообщества музыкантов, в том числе выпускников Тольяттинской консерватории, которая, похоже,  закрывается. ДГ решил исправить несправедливость — страна должна знать своих героев.

— Наверное, я мало делаю, чтобы в России обо мне знали. Я довольно давно уехала — в 2008 году, а из Тольятти — в 2004-м. К тому же в России мало интересуются современными композиторами — вот если бы я была банкиром, наверное, мои достижения интересовали бы людей больше (шутит).

В пятилетнем возрасте я попала в музыкальную академическую гимназию, которую организовала Лидия Валентиновна Семёнова, она руководит сейчас Тольяттинской филармонией. Эта гениальная женщина создала невероятное количество музыкальных проектов, а её ученики звучат по всему миру. Вот у кого нужно брать интервью.

Школа была экспериментальная — ребята учились играть одновременно на трёх инструментах, и мечтали, что станут музыкантами. Окончив гимназию, два года училась в Тольяттинском музыкальном училище и ещё четыре в музыкальном училище при Московской государственной консерватории. В 2008 году отправилась в США, в Йельский университет (старейший американский университет, входит в сообщество восьми наиболее престижных частных американских университетов. Вместе с Гарвардским и Принстонским университетами составляет так называемую «Большую тройку» — прим. ред.).

Поначалу мною двигала детская мечта писать музыку для Голливуда. Я не относилась к себе серьёзно. Композитор — это Шостакович или Чайковский, большая концертная музыка, которую я, наверное, не потяну, а вот саундтреки вполне вероятно. Маленькая была, наивная и ничего не боялась.

Судьба сделала мне подарок — анонимный спонсор выделил деньги Йельской школе музыки, поэтому обучение для студентов стало бесплатным (анонимное пожертвование $100 миллионов обеспечило полные стипендии для всех студентов, принятых в Йельскую школу музыки, — прим. ред.). Но именно по этой причине вырос конкурс. Всего школе обучается около 200 студентов. Композиторский факультет набирает на курс пять человек, при этом только на наш факультет ежегодно поступает около 500 заявок.

Конкурс проводится в два тура. Первый — заочный, нужно выслать записи своих произведений и рекомендательные письма от трёх профессионалов или педагогов. Второй тур — очный. Помню, пообщалась на собеседовании членами приемной комиссии «по-свойски», исполнила по их просьбе несколько фрагментов из своих сочинений, и только позднее узнала, что трое из пяти преподавателей на нашей кафедре являются лауреатами Пулитцеровской премии. И я была принята!

В Школе музыки Йельского университета образовательный процесс несколько отличается от привычного нам. Здесь не бывает пяти пар ежедневно и один предмет не растягивают на весь курс обучения. Предмет изучается один семестр, информация подаётся очень сконцентрировано. Если пропустил урок — ты серьёзно отстал. Идёшь к профессору и занимаешься персонально.

Здесь не бывает халтуры и все очень хорошо учатся. Не важно, кто ты — дочь топ-менеджера фирмы «Самсунг», которой папа подарил скрипку Страдивари, или лауреат конкурса имени Чайковского из российской провинции — все пробивные и работящие. Поэтому общий уровень подготовки потрясающий.

Для композиторов здесь созданы все условия. Студенты могут заказать для исполнения своего произведения оркестр любого состава. К примеру: “Необходимо тридцать трубачей и три ударных”. И такой состав найдут . В реальной жизни о таком и мечтать трудно, поэтому приходится учитывать, для какого состава оркестра ты пишешь, как его найти, а в Йеле — все что душа пожелает!

Чтобы писать для оркестра, нужны практический опыт и исполнение произведений, чтобы автор слышал, как это звучит. Студенты Московской консерватории пишут по учебной программе лишь одно оркестровое произведение и то — на пятом курсе. В Йеле была возможность писать и, что очень важно, исполнять свое сочинение каждый год.

Кстати, в любом провинциальном городке Соединенных Штатов есть свой прекрасный оркестр. Государство и спонсоры оказывают поддержку таким оркестрам. Это прогрессивный подход — даже за восемь лет своего пребывания в США, я заметила как «подрос» уровень американской публики.

На каждом концерте исполняются современных композиторов. У американских коллективов нет какой-то обязанности или квоты заказывать произведения у молодых композиторов музыку, но они заказывают — здесь модно включать новую музыку в свой репертуар. К сожалению, в России всё по-другому. Новая музыка не звучит, потому что “у нас билеты не продадутся”.

Могу рассказать об основных направлениях в современной музыке, востребованной в США. Можно писать жёсткий европейский авангард, в котором нет никаких мелодий и сплошные шумы, организованные в определённую матрицу, и иметь успех. Можно писать минималистичную музыку, делать это хорошо, и иметь шансы котироваться. Третий тренд, и я работаю в этом направлении, — новый романтизм с опорой на традиции XIX и начала XX веков.

В США оркестры живо интересуются молодыми, подающими надежды композиторами. Конечно, чтобы получать заказы, нужно иметь имя и репутацию, но в США это возможно, если много работать. Метрополитен оркестр заказал мою первую симфонию — в апреле премьера. Три оркестра будут играть “Зимние колокола”. Работаю с индивидуальными заказами. Вдова известного поэта, пережившего холокост, заказала цикл произведений для баритона с роялем на стихи своего супруга. Получается четыре-пять больших проектов в год.

В этом смысле я счастливейший человек. Но на гонорары от заказов прожить нельзя — проекты занимают много времени и не сыпятся на голову как манна небесная. Основные доходы поступают от авторского общества — чем чаще исполняют мои произведения и чем они длительнее, тем больше сумма. Плюс преподаю в четырёх местах. Так что не сижу и не жду, когда меня посетит вдохновение.

Преподавание приносит хорошие деньги, например, час работы с частным учеником стоит 80 долларов. Но тут есть свои педагогические нюансы. В Америке нельзя коснуться ученика, сказать, что ты думаешь, буквально сделать лишний шаг, не проконсультировавшись. Это создает некоторое напряжение. С другой стороны, невозможно представить себе, чтобы здесь произошёл скандал, как в 57-й школе в Москве. Здесь всё очень жёстко.

Непреодолимая разница менталитетов. Наверное, по этой причине сложно иметь дружеские отношения с американцами. Дружбы, как у нас, от сердца к сердцу, я не встречала. Большой индивидуализм, каждый сам за себя. Они очень другие. Я не могу ни с кем из американцев поделиться тем, что у меня на душе. Они просто не поймут, испугаются и вызовут врача. Поэтому я очень дорожу друзьями из России.

Я русский человек и несу Россию в себе. Нет ничего ближе, чем наша поэзия и литература. Я горжусь тем, что моя опера The Magic Mirror по поэме Пушкина «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» ставилась в США девять раз, и каждый раз шла с успехом. На русском языке.

Меня вдохновляют российские пейзажи, я путешествую и провожу достаточно много времени в России. В анкетах указываю, что я из Тольятти, и горжусь этим. Может, и в Тольятти когда-нибудь исполнят мою оперу. Но для этого нужно много работать. Это нормально. Я привыкла.