Колонка Ильи Сульдина к 96-летию Комсомола

Я хорошо помню, когда вступил в комсомол. Был теплый и солнечный день в апреле 1986 года. Мы пришли в райком в школьной форме. Мы — это я и Дима. Так получилось, что в коридоре Самарского райкома нас было только двое. Я вступал в ряды Ленинского Коммунистического Союза Молодежи первым из своего седьмого класса. А Дима из своего восьмого, едва ли не последним. Я был председатель совета дружины и в прошлом году даже ездил от Городского Пионерского Штаба в «Орленок». Дима уже хипповал, носил длинные волосы, насколько позволялось в школе, и курил втихаря на переменах в толчке.

Текст: Илья Сульдин

Я хорошо помню, что все время ожидания торжественного приема в ВЛКСМ мы с Димой очень оживленно обсуждали Джими Хендрикса. Дима его боготворил и мечтал сыграть так же, но на акустике. Мы даже слышали два или три альбома, почему-то все живые и один из них с фестиваля на острове Уайт. Там Джими играл британский гимн и «Сержанта Пеппера». Я версию Хендрикса, как истинный советский битломан, одобрить не мог. Дима пытался убедить меня, что это гениально. На тот момент мы видели, быть может, пару плохих фотографий ч/б. О том, чтобы увидеть концерт Хендрикса на видео или иметь в коллекции пластинку можно было мечтать. Но тогда он был гораздо ближе ко мне, чем сейчас.

На заседании райкома нам задали пару дежурных вопросов на знание Устава. В общем-то, это было простой формальностью перед вручением комсомольского билета. Первого в жизни советского человека документа. До паспорта, военного или партбилета ты получал свою первую краснокожую книжицу с 14 страницами пустых столбцов под членские взносы. Две копейки в месяц платили комсомольцы в школе. Проводили комсомольские собрания и дискотеки, собирали металлолом и брали на буксир отстающих.

Интересно, в современных школах есть такая практика, когда пара хорошо успевающих учеников начинают помогать и «подтягивать» какого-нибудь хулигана и двоечника. Я, помнится, тоже кого-то подтягивал по французскому. Не сказать, что сильно добровольно, но и не из-под палки. А еще комсомольцы брали шефство. Над какими-нибудь ветеранами или детдомом. Или создавали первые в городе кооперативы. Проводили дискотеки.

Инициативная молодежь — наши комсомольцы. Много лет прошло, но они не затерялись. Можно, конечно, рассказать что-нибудь про камсу, которая все растащила. Я могу вспомнить другое. Например, про то, что половина самарской журналистики (и не самарской) выросла из газеты «Волжский Комсомолец», и когда Руслан Татаринцев, Вова Аверин и я начали делать первый рок-фестиваль «Самый Плохой» мы, естественно, сразу пошли в Дом Молодежи и в Обком ВЛКСМ. Рок-музыка тогда была на самой мощной волне за всю свою историю, и мы провели фестиваль, не имея вообще никаких собственных ресурсов, гарантий и т. п. Даже привезли какую-то малоизвестную, но уже набирающую популярность группу — «Чайф», вроде. Да, конечно, администрация Дома Молодежи в накладе не осталась — мы ведь и на доходы не претендовали, но  у них просто не было выбора — любая общественная инициатива упиралась в комсомол. И ему приходилось отвечать в СССР и за любовь, и за весну. И за молодежную прессу и много еще за что.

Собственно, сейчас только и остался от Комсомола этот невозможный миф. О миллионах молодых героев, живущих в борьбе за всеобщее счастье и справедливость. Каждый шестой на одной шестой был комсомольцем. Если не брать профсоюзы, то это самая массовая организация в истории нашей страны. И все, кто были комсомольцами когда-то, сегодня найдут пару теплых слов и приятных воспоминаний из комсомольской юности. Шесть орденов получила комсомольская организация за время своей работы. И было за что. До сих пор пользуется Россия и страны вокруг результатами ударных комсомольских строек. Мы все еще проживаем это наследство. Энергетика на сибирских реках, освоение западной Сибири, БАМ — ну и вообще, наш адрес не дом и не улица, наш адрес — Советский Союз.

И мы, конечно, сидя в коридоре Самарского райкома, про этот масштаб знали и понимали, но не могли осознать. Нам казалось, что комсомол — это очень просто и обыкновенно. Что принцип демократического централизма — это обман, а никакая не демократия, что райкомовские пищевые пайки (да-да, мы и про них знали! Курица французская, финское масло и сервелат, коробка конфет и что-то еще совсем уж нереальное) это явный признак порочности системы. Масло-курица-конфеты-сервелат. Но идеалистам-старшеклассникам всегда хочется от жизни больше. Поэтому комсомольцем я пробыл недолго, хотя и успел стать членом бюро райкома ВЛКСМ в девятом классе. Славная семидесятилетняя история Комсомола заканчивалась. И где-то же в это время я впервые услышал знаменитую песню Боба Дилана Forever Young. Настолько был гнусавый этот фолк искренним и честным рядом с агитками Пахмутовой и Добронравова, что мы с товарищами развлекались — пели про не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым, а потом сразу же, без перехода заводили хором фарева я-я-я-ааанг, фареве я-я-я-ааанг. Кажется теперь это называют миш-маш. Весело было. Теперь я понимаю, что это была одна и та же песня. Собственно эту тайну я и хотел поведать читателям: хочешь быть вечно молодым — не расставайся со своим Комсомолом!