«Пропильно-городчатая резьба как память»
Как школьные уроки резьбы по дереву сохраняют дух старой Самары
60
,
В старых кварталах Самары, особенно вдоль улиц Молодогвардейской, Ленинской и Чапаевской, ещё можно разглядеть их — тонкие, почти воздушные завитки, «сосульки», птичьи силуэты, змеиные изгибы на старых самарских наличниках.
Это язык резьбы по дереву, заговоривший в старину и почти умолкший в 1990-е. Язык так называемой пропильно-городчатой резьбы.
Его когда-то читали без слов: в нём были и календарь крестьянина, и символы плодородия, и защита от злых сил.
А в 2000-х годах этот язык вдруг вновь зазвучал в школьных коридорах 124-й школы, что совсем не в центре Самары, а в районе бывшего Ипподрома, на Барбошиной поляне, сплошь застроенной типовыми панельками.
Всё это благодаря Александру Сергеевичу Тилли — учителю, мастеру и хранителю самарской деревянной культуры.
Корреспондент ДГ Анастасия Кнор записала его историю.

Всё началось с урока
Александр Тилли — биолог по образованию (энтомолог по интересам); учитель биологии и химии (по диплому), географии (на практике), преподаватель технологии и декоративно-прокладного искусства в школе.
В 1993 году он пришёл в 124-ю школу, где только что открыли художественное отделение. Его пригласили вести направление декоративно-прикладного искусства.
Задачи сделать из ребят профессиональных резчиков не было. Для этого есть учреждения профессионального образования.
Важно, чтобы школьники почувствовали красоту и теплоту дерева и научились работе руками. К девятому классу уже видно, кто с резцом дружит, а кто нет. А уж те, кто продолжил художественное образование и поступил в вузы, — для школы были гордостью.
От свинцовых отливок к деревянным наличникам
Александр Сергеевич родился в Кемеровской области. Прадед – из немцев, состоял на военной службе в России в кавалерии.
«Вот наш родовой герб, — показывает Александр Тилли, — я в 1990-е годы делал запрос в Германию в специализированный фамильный центр, получил изображение средневекового фамильного герба и реализовал его в дереве».

«Мой прадед Артур Генрих Тилли прибыл в Россию в середине XIX века, принимал участие в Русско-Турецкой войне (1877-1878 годы), где был серьёзно ранен.
По ранению его, как бы сейчас сказали, комиссовали, и за заслуги перед Отечеством ему выделили землю под хутор в Симбирской губернии. Там он организовал семейное поселение, выучился на ветеринара, так как обожал лошадей, и окончательно обрусел.
Один из его сыновей, мой дед, Сергей Артурович, стал военным врачом морского флота, ходил вместе с Александром Колчаком в его полярные экспедиции.
Кроме этого, его близкое знакомство с Михаилом Тухачевским во многом повлияло на то, что в 1938 году деда арестовали и осудили по статье 58-1б.
Архивные документы подтвердили: место расстрела, скорее всего, территория нынешнего парка имени Гагарина.
Отец Сергей Сергеевич как сын репрессированного не был допущен до экзаменов в Ленинградскую военную медицинскую академию, куда стремился попасть по окончании школы, чтобы пойти по стопам отца. Поэтому он получил высшее образование здесь, в Куйбышеве, в медицинском институте, проработал всю жизнь нейрохирургом в Самаре и Тольятти.
Только после смерти Сталина, в 1955 году, его отец Сергей Тилли был полностью реабилитирован (посмертно).
Отец прекрасно рисовал. Моя сестра Татьяна была отличным акварелистом, специалистом по глиняной миниатюре.
Сам я с детства пытался вырезать по дереву, много лепил из глины, которую добывал в ближайшем котловане; с дворовыми друзьями отливали из выброшенных аккумуляторов свинцовые биточки для игры в «пристенок». Позднее увлекся лозоплетением, параллельно осваивал разные техники резьбы.
После службы в армии, после 6 лет работы энтомологом в отделе ООИ при СЭО ПРИВО, оказался в школе. Сначала думал — максимум на год. Получилось на 37 лет».
Школа как мастерская: 37 лет в творчестве
124-я школа при её образовании, в конце 1980-х, позиционировалась как экспериментальная площадка РОНО. Директором была выбрана учитель музыки, которая построила вокруг себя целую вселенную искусств — хореографию, музыку, и главное — художественное отделение.
Дети, обучаясь в одном заведении, получали кроме аттестата и документ об окончании художественной школы.
Как рассказывает Александр Сергеевич Тилли, это был интересный эксперимент, который наполнял всю школьную среду творчеством.
С начальных классов дети участвовали в школьных просмотрах и выставках, лучшие работы украшали школу. С 5 класса с ними начинали работать и педагоги декоративно-прикладного искусства.
А с 9 класса наиболее талантливые ребята попадали «на карандаш» к педагогам из местного художественного училища, строительного, педагогического институтов, института культуры.
«С пятого класса ребята знакомились с основами резьбы, учились грамотно пользоваться инструментом, понимать структуру дерева. В шестом классе обучались основам геометрической резьбы. А в седьмом — «кудринка» — свойственный только России вид резьбы, классически выполняемый только одним ножом-косяком.
В восьмом классе брались за наличники. Много пришлось мне самому в библиотеках посидеть, искать информацию в архивах, ездить по деревням, изучать символику резных узоров.
Вот, например, откуда змеи на некоторых наличниках? А история такова: как крестьяне определяли встарь, когда сеять зерно?
Ответ — когда земля прогреется. А когда земля прогревается, змеи наружу выползают. То есть змея была сигналом к тому, что нужно сеять. Позже – почва высохнет, раньше – зерно от холода погибнет. Вот и почитали змею как символ плодородия.
Рассказываешь ученикам историю резных наличников — они выбирают себе образец, который будут изготавливать. Каждый год в июне учителя проводили пленэр в старом городе, где с учениками зарисовывали макеты конкретных окон: с улицы Некрасовской, с домов на Льва Толстого, с флигелей на Молодогвардейской или Чапаевской.
За годы были сделаны сотни работ. Многие оригиналы ушли в историю — нет уже тех домов, с наличников которых мы делали ученические копии».
Александр Тилли с уверенностью заявляет, что самарский стиль наличников — пропильно-городчатый. У нас нет геометрической резьбы на фасадах домов, как в Архангельской губернии; нет и плоскорельефной, как например, в Нижегородской.
«Самара — не Кострома, не Нижний Новгород. Здесь не было ремесленных слобод, не было «филиграни в избе».
Город купеческий, практичный. И когда после последних опустошительных пожаров 1848—1850 годов, в которых выгорел почти весь город, началось восстановление деревянных домов, специалистов-резчиков не было в достаточном количестве.
Выбором стал самый простой вариант – пропильная резьба. У мастеров из инструментов были так называемые выкружные пилы, которые позволяли поворачивать инструмент и делать крутые повороты-пропилы на доске.
Если делать несколько слоев из таких досок и «нагораживать» их друг на друга, то как раз и получается на наличниках объемный деревянный ажурный рисунок, в технике исполнения получивший название пропильной городчатой резьбы.
Старые обережные символы в ней, конечно, встречаются, но в другой технике исполнения. Пропильная городчатая домовая резьба – одна из самых простых в исполнении, её в избытке можно встретить в большинстве старых городов средней полосы России.
Поэтому, к сожалению, я не могу назвать какие-то элементы исконного самарского стиля, их попросту нет. Московские искусствоведы, приезжавшие в 90-е, тогда подтвердили: «У вас — самая яркая, неизменённая пропильно-городчатая резьба в Поволжье». Именно её мы и восстанавливали со школьниками».
«Руки чешутся» — не болезнь, а призвание
Сегодня Александр Сергеевич ведёт курсы резьбы для взрослых.
«Со взрослыми работать особое удовольствие. Они приходят осознанно. Не потому, что «запихнули», а потому что руки чешутся».
Он смеётся, вспоминая знаменитую фразу Виктора Степановича Черномырдина: «Если руки чешутся — чешите в другом месте».
Но сам знает: когда человек стоит над заготовкой, когда в руке тёплое дерево, когда нож скользит по волокну — это особое ощущение.
Фото от Александра Тилли
Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте













