ЗАКУЛИСА

Мы продолжаем наш проект, в котором рассказываем о самарских театрах. Точнее, о них рассказывают их первые лица, сотрудники и эксперты, ибо никто лучше них не справится с этой задачей. В прошлый раз мы узнали, чем живёт закулисье «СамАрта», а сегодня нам предстоит приоткрыть завесу тайны и окунуться в большие и маленькие секреты Самарского академического театра драмы имени Максима Горького.

Актёры рассказали о том, почему перед некоторыми спектаклями категорически не ходят в бассейн, что делать, если играешь персонажа, вызывающего у зала неистовую ненависть, и почему тишина в зале в сто крат дороже, чем гром аплодисментов.

Текст: Екатерина Аверьянова

---

Драмтеатр за последние два года успел привлечь к себе общественное внимание сразу несколькими скандалами. Стоит хотя бы вспомнить историю с постановкой мюзикла Мела Брукса «Продюсеры», более известного как «Весна для Гитлера», и последующие за ним проверки финансово-хозяйственной деятельности театра, инициируемые депутатом Сивиркиным. Несмотря на это, театр, как и прежде, продолжает жить здоровой творческой жизнью: выпускает премьеры, участвует в фестивалях, выезжает на гастроли. В мае драмтеатр едет в Тамбов на 10-й фестиваль им. Николая Рыбникова со спектаклем «Завтра была война», а в июне эту же постановку покажут в «Интерьерном театре» Санкт-Петербурга. На грядущем фестивале «Волжские театральные сезоны» самарская драма участвует в конкурсной программе с «Варварами» по пьесе М. Горького.

~

Об истории драмтеатра

Ольга Журчева, театральный критик, профессор кафедры русской, зарубежной литературы и методики преподавания литературы ПГСГА:

История самарского драматического театра похожа на многие провинциальные театры России. 8 ноября 1851 г. – первый спектакль в доме Лебедева – начало Самарского драмтеатра. А уже в 1855 г. на Хлебной площади было построено новое деревянное здание театра, театральное дело вел антрепренер Залесский. Именно там в 1870 г. блистали в труппе А. Рассказова Пелагея Стрепетова и Модест Писарев в «Горькой судьбине» и других спектаклях. В 1888 г. открылся занавес в новом каменном театре, похожем на пряничный домик, выстроенный архитектором М. Чичаговым в псевдорусском стиле. В 1901 г. самарская публика первой в России увидела произведения М. Горького на театральной сцене: к 50-летнему юбилею театра состоялась премьера спектакля по повести «Фома Гордеев».

На три сезона (1931-1934 гг.) в Самарский драматический театр приехали семь актёров из Ленинградского академического театра драмы, среди которых в будущем великие артисты – Николай Симонов, Юрий Толубеев, Василий Меркурьев. В 1935 г. в театр приходит известный провинциальный режиссер А. Волгин, приведя с собой группу актёров, среди которых были замечательные Зоя Чекмасова и Георгий Шебуев. В 1937 г. И. Ростовцев ставит горьковских «Варваров», и спектакль становится победителем на фестивале горьковской драматургии в Москве.

В 1955 в театр приходит режиссёр Петр Монастырский и на долгие сорок лет остается в этом театре, определяя его эстетику и творческий путь. Вот такая длинная, славная история театра, которая, надеюсь, продолжается и будет продолжаться еще долго».

~

Актёры драмы о суевериях, спектаклях и отношении к профессии

Елена Лазарева, заслуженная артистка РФ, в труппе театра с 1981 г.:

«За тридцать пять лет работы в театре я сыграла более пятидесяти ролей. Знаете, нам дают «Маски» и другие разные награды, но для меня самая большая награда была такой. Одной из знаковых для меня была роль в спектакле «Необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (роль Нюры – прим. ред.). На больших гастролях в Нижнем Новгороде после «Чонкина» на вахте меня ждал Вацлав Дворжецкий. Он сказал: «Спасибо тебе, девочка, за всех русских баб». Это дорогого стоит. Это самая лучшая для меня оценка, особенно в то время.

Мне кажется, есть момент небольшого лукавства, когда актёры говорят, что все роли, как дети, любимые. Все-таки ролевой материал бывает разный. Актёр может совпадать или не совпадать с ролью, и совсем необязательно лучшая должна быть главной. Есть роли, которые дают возможность открыть в себе совершенно другие грани. Например, моя дебютная роль – Марья Антоновна из «Ревизора» – надолго стала моей визитной карточкой.

Сейчас у нас идет спектакль «Завтра была война». Люблю ли я его? Безусловно. Люблю и его, и свою Валентину Андроновну, даже когда зрители говорят, что в конце готовы её убить. Она – продукт времени, в этом её трагедия, так что можно только пожалеть ее. В финале спектакля есть момент, когда появляются фотографии наших родных, участвовавших в войне. В это время интересно наблюдать за нами, актёрами. Каждый из нас мысленно видит там свои фотографии, начинает вести внутренний разговор, возникает какая-то связь. Так что во время поклона за кулисами начинается другой спектакль.
Мне кажется, наш театр – какое-то намоленное место. Люди приходят именно в сам театр, а не на какую-то определённую постановку. Зритель может выбрать то, что хочет. Может пойти на «Тестостерон» или «Человек и джентльмен», а если они ему не нужны, то на другой, более серьезный спектакль. Например, «Варвары» или «Шут Балакирев». Мне кажется, люди к нам приходят, потому что во время спектакля всё-таки происходит диалог между актёрами и зрителями.

В эту профессию люди без наивности идти не могут. Они сохраняют эту детскую непосредственность до глубокой старости.

«Старосветская любовь» шла более десяти лет, и сыграли мы ее больше ста раз. Я вспоминаю начало работы над этим спектаклем – режиссёр тогда объяснял мне, что моя героиня уже много прожила, а мне тогда было сорок с небольшим и я не могла понять, как это так. Наверное, взрослела и мудрела я с этим спектаклем.

Я очень суеверный человек! Если перебежит дорогу черная кошка, я опоздаю, но в её сторону никогда не пойду. В эту профессию люди без наивности идти не могут. Они сохраняют эту детскую непосредственность до глубокой старости. Точно могу сказать, что перед «Детектором лжи» я никогда не пойду в бассейн, потому что очень много энергии уйдет в воду. Еще есть спектакли, перед которыми я обязательно ем мясо.

Моя дочь, когда окончила школу, спросила меня, может ли она стать актрисой. Я тогда ответила ей, что может, наверное, но если она об этом спрашивает, то не стоит. Если можешь обойтись без этой профессии – обойдись. Ведь профессия ущемленного самолюбия, зависимая – актёр всегда зависит от распределения ролей. Но нужно при этом сохранить себя и не изменить себе же.
Неслучайно говорят, что в театре не работают, а служат. Я думаю, те актеры, которые сегодня работают в театре, действительно служат, и служат очень честно».

---

Всеволод Турчин, заслуженный артист РФ, в труппе театра с 1966 г:

«В семидесятые годы мы каждую весну выезжали с какой-нибудь постановкой в область – несли культуру в массы. Спектакли раньше девяти вечера играть не начинали, потому что наши зрители должны были успеть подоить коров. И вот однажды мы играли «Притворщиков». Я и Ефим Кирьянович Григорьев играли бывшего и нынешнего мужа героини. По пьесе так получается, что нынешний муж застает бывшего в своем доме. Между ними начинается диалог, в котором они обмениваются колкостями. Вдруг в зале раздается голос мужчины: «Ребята, а ну перестаньте безобразничать!» Мы подумали, что попался какой-то особенно морально выдержанный зритель, и на секунду остановились, но потом продолжили. Тут он опять: «Ребята, я вам серьёзно говорю, сейчас же перестаньте безобразничать!» Нам и смешно, и выход какой-то искать надо. В это время мужчина идёт на сцену. За кулисами началась паника, а нам-то что делать, драться с ним, что ли? Хорошо, что колхозный парторг и председатель вовремя схватили его и вывели. Мы долго не могли прийти в себя, но зато запомнили на всю жизнь.

Всем кажется, что артисты заводные куклы, а на самом деле мы тоже живые люди.

Искусство не должно говорить, что дважды два равно четырём, так оно ничего не дает. Зачем это зрителю? А вот если сказать, что дважды два – тридцать семь, и пытаться доказать это средствами искусства, то выходит совсем другое дело. Зритель получает удовольствие, если его заставили поверить. Он ведь понимает, что это неправда, но сам процесс убеждения ему нравится – в этом вся прелесть театра.

Не все роли мне одинаково легко давались, но я никогда не чувствовал от них усталости. Всем кажется, что артисты заводные куклы, а на самом деле мы тоже живые люди. Конечно, бывают болезни, но мы выходим на площадку, и происходит чудо: зуб болел – не болит, грипп проходит. Как только заканчивается спектакль, все возвращается обратно. Отчего так происходит? Наверное, это и есть волшебство творчества.

Тишина в зрительном зале в тысячу раз дороже, чем буря аплодисментов. Для артистов удовольствие необыкновенное, когда долгое молчание зрителей после спектакля прерывается этими аплодисментами. Значит, всё дошло.

Артист делает то же самое, что и гончар, который работает с грязной глиной. Крутя гончарный круг, он находится в творческом состоянии – делает вазу, которая еще только у него в голове, но он уже к ней подбирается. Артист получает роль – это слова. Затем он погружается в жизнь персонажа, начинает представлять себя на его месте с его проблемами и всем остальным. Наконец, когда он выходит на сцену, появляется третий обязательный элемент спектакля – зритель».

~

О реконструкции, будущих спектаклях и репертуарном театре

Вячеслав Алексеевич Гвоздков, заслуженный деятель искусств РФ, генеральный директор Самарского академического театра драмы им. М. Горького с 1995 г.:

«Работа над постановкой всегда идет тяжело. В моей жизни редко бывало так, что спектакль складывался сам, как самолёт, отрывающийся от земли в свободном полёте. Это очень редкие моменты, но очень счастливые. Тогда понимаешь, что всё получилось.

Я отношусь к типу режиссёров, которые панически боятся пустых мест в зрительном зале. Я люблю театр успеха. Прежде всего для меня такой театр связан с драматургией, хотя важен и состав труппы. Думаю, театр принадлежит молодым, он должен пополняться «свежей кровью», другого пути у него нет.

Финансовый кризис сильно сказался на нашей работе. Мы вынуждены зарабатывать деньги, но это противоречит самой природе театра. Репертуарный театр должен быть независимым. Конечно, театр – дело убыточное. Его ведь нужно содержать, где-то хранить декорации, платить труппе. В этом году резко сократились дотации со стороны области. Неплохо живут только те театры, которым выделяется федеральная поддержка. Мне даже обидно, что, кроме бюджетной зарплаты, у нас практически ничего нет, даже коммунальные услуги теперь оплачиваем сами. Существуем только за счет того, что много работаем.

Мы не антреприза, хотя я не против допускать в репертуар комедии. Если зритель в афише увидит трагедию, он наверняка подумает: «Зачем мне это нужно? У меня и без этого трагедия в жизни: мужа с работы уволили, батон подорожал на двадцать копеек». Сегодня настолько тяжёлая жизнь, что человек хочет отвлечься и забыться от реальности. Так что комедии нужны, лишь бы они не занимали большую часть репертуара.

Я собирался уходить из театра, когда мне исполнится семьдесят лет. Но на сегодняшний день я не могу предложить кандидатуру, которая была бы в состоянии возглавить драму.

В фойе нашего театра стоит макет будущего здания театра. Эту реконструкцию хотели начать еще десять лет назад. Сложность тогда была в расположении новой части здания. Я не смог договориться с градостроительным управлением по этому поводу, и деньги отдали на реконструкцию театра оперы и балета. Однако нам по-прежнему не хватает площадей, нет камерной сцены. Та, которая её заменяет, на самом деле репетиционный зал. Реконструкция нашего нынешнего помещения будет стоить не меньше шести миллиардов, из которых больше половины уйдет на техническое оснащение сцены. Но как в песне у Высоцкого: «Где деньги, Зин?» Так что все разговоры о том, что наше здание готовят к реконструкции, к реальности не имеют никакого отношения.

До конца этого года у нас не запланированы премьеры. «История лошади» – последний спектакль, а дальше просто репетируем то, что есть. Будут деньги – будем думать над чем-то новым. Возможно, «вытащим из сарая» старые постановки, которые не прошли на сцене должное время. Может быть, восстановим «Амадеус» или «Лес», хотя актёрскую замену паре Амелин-Белов найти будет очень сложно.
Почему в России возник репертуарный театр? Потому что театр – это вторая религия. Я воспринимаю театр как храм, как церковь. Он должен влиять на жизнь зрителей, ведь есть спектакли, которые годами не выходят из головы.

Я собирался уходить из театра, когда мне исполнится семьдесят лет. Но на сегодняшний день я не могу предложить кандидатуру, которая была бы в состоянии возглавить драму. К тому же, у меня еще есть какая-то надежда, что получится осуществить историческую миссию – реконструкцию театра. Новое здание построить дешевле, чем реконструировать старое, поэтому я предлагал администрации построить его на месте летнего театра в Струковском, но не получилось. Самара – один из многих крупных городов России с очень небольшим количеством театров. За всё время существования СССР в городе не было построено ни одного театрального здания, но, несмотря на это, Самара, как и прежде, остаётся театральной меккой».

Текст: Екатерина Аверьянова, фото: Дария Григоревская

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте