ЗОНА КОМФОРТА

В мае в женской исправительной колонии № 15 в Самаре начал работать реабилитационный центр для осуждённых «Аврора». Главная цель — за полгода научить 23 женщины жить заново, чтобы после освобождения они смогли вернуться в общество. За годы пребывания в колонии можно не только растерять друзей, но и забыть самые элементарные вещи — как стирать не вручную, а с помощью машинки, пить из стеклянной кружки вместо пластиковой и спать в удобной постели, а не на нарах.

Мы съездили в реабцентр и узнали, чем он похож на студенческое общежитие, кого и почему жаль строгим тюремным воспитателям и достаточно ли полгода для того, чтобы вернуть себе себя.

---

В пути

Дорога в Кряж, где расположена ИК-15, занимает около получаса. Ещё минут десять нужно пройти по разбитым обочинам Новокуйбышевского шоссе. Навстречу попадаются одинокие старики, торговки и колченогие псы. Справа от женской колонии «первоходок» расположена мужская, рядом с ними — жилые дома. Обе можно отличить от обычных зданий по заборам с двухметровой колючей проволокой. На территории женской колонии также находится Дом малютки, где живут дети осуждённых до трёх лет, после чего их либо забирают родственники, либо они попадают в приют. Фотографировать почти ничего нельзя, особенно решётки, колючую проволоку, и детали приходится подмечать на глаз: вот тут недалеко от входа растут неприхотливые цветы, здесь на окнах — решётки, а там, на стенах внутри здания, развешаны стенгазеты и памятки по гражданской обороне.

На зоне

Чтобы попасть на реабилитационный центр «Аврора», нужно пройти через контрольно-пропускной пункт. «Видите, сколько решёток? Пока проходишь их, оставляешь позади всё, что было на зоне, всё забываешь», — рассказывает воспитатель колонии Елена Васильевна. Заходим: она открывает первую решётку и быстро закрывает, как только я вхожу. Этот короткий ритуал чётко делит пространство на «там» и «здесь». Чтобы пройти через вторую, сдаю паспорт, мобильник, зарядку и наушники, получаю номер с описью вещей. Сотрудница КПП в полувопросительной форме читает список запрещённых к проносу вещей: от колюще-режущих предметов и наркотиков до «денежных средств, добытых незаконным путём». «Не забудьте взять номер, — напутствует персонал, — а то останетесь у нас». Расплываюсь в мучительной улыбке и прохожу к выходу на зону, где в одном из зданий расположен реабилитационный центр.

В «Аврору» попадают только примерные осуждённые, за которыми не замечено никаких нарушений. С момента открытия центра туда не съездил только ленивый — осуждённые, что называется, уже сами знают, как вставлять микрофон в петличку, и привыкли к повышенному вниманию телевидения, газет и интернет-изданий. Мне разрешают пообщаться с двумя заключенными — Еленой и Ириной. Во время наших бесед рядом постоянно находятся несколько сотрудников исправительной системы, что, конечно, влияет на степень искренности рассказов обеих женщин.

От тюрьмы и от сумы

Елене 45 лет, она отбывает своё первое наказание уже третий год. Осталось примерно столько же, но через полгода можно будет пробовать выйти по УДО. Елена оказалась в колонии по одной из самых «популярных» в России статей — за мошенничество. На воле почти 20 лет проработала главбухом и, как ни странно, после освобождения планирует вернуться на прежнюю должность в ту же компанию — «там ждут». Дома тоже ждут — мать, муж и сын.

«Есть такая поговорка — от тюрьмы и от сумы не зарекайся, — говорит Елена. — Не все здесь такие плохие и не всё так ужасно, как показывают в фильмах или пишут в книжках. Я ни про одну женщину в нашем отряде не могу сказать, что вот она совершила преступление умышленно. Хотя сюда попадаешь, как в другой мир. Невозможно описать это ощущение. Тебя отрывают от дома, от семьи. Привыкаешь ко всему долго, примерно год. К людям, к обстановке, к образу жизни». Но в реабилитационном центре, считает она, даже стены помогают: «Девочки попадают сюда и прямо на глазах оттаивают. Сперва боятся даже стеклянную чашку в руки взять — так привыкли к пластмассовым, а потом ничего, осваиваются. Ну жили же раньше в коммуналках или в студенческих общежитиях, тут ведь на это и похоже», — рассказывает Елена.

Условия и сотрудники

Главное преимущество жизни в центре — условия, приближенные к домашним. В «Авроре» есть обустроенная кухня с деревянной мебелью (или компи», как называют её местные), небольшая библиотека, тренажёрный зал и главная гордость сотрудников — комната групповой терапии с психологом. Внутри неё — удобные кресла, расположенные полукругом, большой салатовый ковёр, шкафы с небольшим набором книг. Обстановка производит двойственное впечатление: с одной стороны, центр пока не обжит, да и вряд ли в нем когда-нибудь появятся те небрежность и легкость, которые придают настоящий домашний уют. С другой — нет никаких решёток, облупленной грязной краски на стенах и туалетов прямо в камере, которые ожидаешь увидеть в подобном месте. Кроме того, с жительницами центра регулярно проводят психологические занятия и воспитательную работу.

Елена Васильевна — воспитатель в ИК-15, курирует профильную работу в «Авроре». В исправительную систему пришла, когда ей было чуть больше 20 лет. Никаких высоких целей тогда не преследовала — работать толком было негде. «Из своего первого отряда всех поименно помню. Это лучшая должность в исправительной системе, хоть и самая трудная. Но тут ты чувствуешь результаты своего труда. Приходишь с отпуска, а у тебя на двери висит плакат, где нарисована курица с цыплятами и подпись: «Ну вот вы и снова с нами»,, — рассказывает она.

Основная задача воспитателя — сделать так, чтобы осуждённые больше никогда не вернулись в колонию. Хотя освободившиеся женщины нередко снова попадают за решётку: «Я однажды встретила бывшую осуждённую, которая снова попалась, и ничего не смогла ей сказать. А она увидела меня и только шепчет: «Простите». Я тогда очень долго думала, чего же я не сумела сказать ей еще такого, чтобы она больше не вернулась за решётку». Чтобы быть объективной, Елена Васильевна старается не вспоминать о составе преступления, когда общается с заключёнными. «Часто говорят, что нет хуже преступника, чем тот, кто совершил убийство. Но я в 90% случаев могу оправдать тех женщин, которые убили — это в основном преступления на бытовой почве или в целях самозащиты», — говорит она.

Ирина

36-летняя Ирина сидит почти 9 лет за убийство подруги, с которой застала своего гражданского мужа. Ей дали 14 лет, но уже через полгода наступает срок, после которого можно подавать прошение об условно-досрочном освобождении. На воле у неё почти никого нет, осталась только двоюродная сестра. Ирина старается рассказывать обо всем спокойно, хотя голос её постоянно дрожит. «Мама умерла четыре года назад, когда я была в колонии. Через два года после неё умер мой брат. Близких нет», — продолжает говорить, по щекам текут слезы. Рассказывает, что подружиться в самой колонии ни с кем не удалось: «Знаю всех, общаемся, но близкой подруги нет… Не хватает этого».

После школы Ирина училась на юриста, но не закончила образование. 12 лет занималась спортивной гимнастикой, потом лёгкой атлетикой и дзюдо. Уже в колонии получила несколько рабочих специальностей, любит ходить на занятия в местной школе и читать Бернара Вербера. На будущее строит практичные планы — в первую очередь дождаться решения по УДО, если выпустят — сразу искать работу. «Жильё свое есть. Надо как-то жить, хоть близких и нет. Потом замуж хотелось бы выйти, деток родить». Но после освобождения первым делом поедет на могилу матери.

«Приезжайте к нам ещё»

О том, что будет с осуждёнными, если прошение об условно-досрочном освобождении отклонят, пока никто ничего не может сказать точно. «Скорее всего, они останутся жить в реабцентре», — неуверенно отвечают сотрудники. Елена и Ирина, отводя взгляды, говорят, что будут жить, как жили — хоть в обычной колонии, хоть в «Авроре». Видно, что под пристальным наблюдением им сложно озвучивать очевидные страхи, но их выдают жесты: Елена крепко сжимает руки, когда речь заходит о том, что будет после выхода на волю и поможет ли полугодовая реабилитация, Ирина поправляет ровно сидящую косынку на тех же вопросах. Впрочем, обе осуждённые имеют отличную репутацию в колонии: все обитатели реабцентра на сто процентов уверены, что они-то уж точно больше не вернутся в эти стены.

Кроме центра больше ничего толком не удается осмотреть. По самой зоне проходим быстро, успеваю заметить лишь курящих полуукрадкой осуждённых, которые вытягиваются по струнке и безупречно чётко приветствуют нас всякий раз, когда проходим мимо. Стараюсь что-то снимать втихаря, но в конце встречи Елена Васильевна требует посмотреть карту памяти фотоаппарата и удаляет добрую треть снимков. Спорить нет ни сил, ни смелости — в этих стенах непроизвольно чувствуешь себя немного преступницей и стараешься быть осторожной во всем: «А то останетесь у нас».

На обратном пути снова проходим КПП, забираю вещи. В голове намертво отпечатались обрывки фраз осуждённых и глаза Ирины, полные слёз. Прошло всего несколько минут после нашей беседы, но теперь уже кажется, что минула вечность. Всё словно осталось где-то там, далеко позади. «Вы приезжайте к нам ещё», — радушно приглашают сотрудники. Лепечу, мол, обязательно.

Закрывается одна решётка — всё остается позади. Вторая — всё забываешь.

Агата Шапошникова, психолог:

«Человеку, который находился в местах лишения свободы, необходимо восстанавливать элементарные бытовые и коммуникативные навыки и учиться тому, что вошло в повседневный обиход на воле, пока он был за решёткой. Достаточно ли шести месяцев реабилитации? В целом это разумный срок, а вот результат для каждой конкретной женщины может отличаться, потому что они разные по характеру, темпераменту, обстоятельствам своей жизни в заключении и на воле. У них по-разному складываются обстоятельства — у кого-то есть группа поддержки на воле, у других нет, кого-то ждут дети, других никто не ждёт. Некоторым из них в любом случае будет труднее справиться, но сама попытка реабилитации и подготовки к жизни вне мест лишения свободы заслуживает положительного отношения и поддержки.

Конечно, те из них, кому будет отказано в УДО, будут вынуждены вернуться в общие условия колонии и переживать крушение надежды на скорый выход на свободу. В существующей системе решение об УДО принимает суд, и администрация колонии делает для этих женщин все возможное, помещая их в центр и проводя мероприятия, направленные на подготовку к жизни после освобождения, однако стопроцентного освобождения им никто гарантировать не может.

По поводу того, бывают ли рецидивы в связи с тем, что человек оказывается неприспособленным к социальной среде и пытается «вернуться» в места лишения свободы, — да, такие случаи известны и на самом деле не являются единичными. Другое дело, что иногда причина рецидива оказывается более глубокой, а недостаточная адаптированность используется как наиболее понятный и лежащий на поверхности повод».