,
В Сети появилась уникальная кинохроника 1982 года с Грушинского фестиваля в Подгорах. Вернее, сам Грушинский тогда не проводился, а слёт официально назывался «Фестиваль патриотической песни», хотя сути это не меняло — всё те же лица, те же песни, но на противоположном берегу.
Авторская песня и туризм в СССР всегда были крепко взаимосвязаны, что вызывало у властей настоящую головную боль. Исполнители и слушатели, облачившись в штормовки, расползались по лесам и горам, и приходилось выдумывать различные причины, вплоть до эпидемии ящура, чтобы хоть как-то ограничить слёты.
Не избежал этой участи и самый массовый фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина — в 1980 году его всё-таки закрыли, и возродился официальный Грушинский только в 1986 году. А пока поляна на Мастрюках отдыхала от костров, барды собирались на фестивалях патриотической песни, притом в организации 13-го «Не Грушинского фестиваля» оказался замешан даже генеральный конструктор ЦСКБ «Прогресс».
Из воспоминаний Владимира Егорова для книги «Грушинское братство»:
— Мысль возродить фестиваль под предлогом посвящения его 400-летию со дня основания города Куйбышева высказали мы с Алексеем Ивановичем Вавиловым в конце 1985 года, когда оба работали в Куйбышевском горкоме КПСС. Это был тот самый Алексей Вавилов, который в 1979 году, будучи заместителем комсорга ЦСКБ, вместе с Яковом Зуперманом сумел заполучить от руководства предприятия мощную звукоусилительную аппаратуру и организовать на 12-м фестивале, последнем перед запретом, первый пресс-центр Грушинского.
Этот же тандем в 1980 году, с благословения генерального конструктора Дмитрия Ильича Козлова («Разрешить не могу, но не запрещаю!»), после отмены обкомом КПСС фестиваля в Мастрюках вместе с заинтересованным фестивальным сообществом спасал его честь в спортивном лагере «Сатурн» ЦСКБ в Подгорах. Там при его активном участии несколько членов оргкомитета из числа туристской общественности провели экспромтом «не 13-й Грушинский фестиваль». Участниками его были в основном гости из других городов, которые ехали на Грушинский, не зная о его отмене.
~
— Когда в 1980 году Грушинский фестиваль не разрешили, народ уже был расслаблен и никто ничего не организовал. В 1981 году на турбазе «Сатурн» в Подгорах прошёл фестиваль — это громко, конечно, сказано. Типа слёт, хотя там приехали люди из Москвы, Саратова. Но это не был полноценный фестиваль, такая судорога. Но попели в удовольствие, были рады, что собрались.
Всё проходило, как обычно, с пятницы по воскресенье. Были и другие «метастазы»: под Новокуйбышевском «Арго» проводило фестиваль — кстати, единственный, который открывали родители Валерия Грушина. Там была уже сцена, аппаратура, народу приезжало много. В 1985 году на острове вообще появился бард-лагерь, который длился полтора месяца, и он жив до сих пор, такие были последствия запрещения Грушинского.
А фестиваль в Подгорах запомнился тем, что нам поручили открывать этот фестиваль традиционной песней — «Балладой о Валерке» Бориса Есипова. Почему-то «грушинского трио» не было тогда, и мы квартетом в срочном порядке разучили её и разложили на голоса. Мы очень хорошо спели, но одна девушка у нас так переволновалась, что после выступления потеряла сознание.
Квартет назывался «Ку-Ку мажор» — по первым слогам фамилий участников: муж и жена Кудины, Ирина Молоканова и я, Александр Жаров.
~
— Я в то время студентка 4-го курса мехмата Госуниверситета. Еще со школы была членом КСП, ездила на фестивали и ходила в походы. Мой старший брат Михаил Овсищер — заядлый турист и бард, меня с собой везде брал. Я и представить себе не могла, что не пойду на концерт Визбора или Окуджавы, пропущу фестиваль или променяю ночь у костра под гитару на что-то другое.
Когда мы узнали, что власти запретили фестиваль, то, если сказать, что испытали шок, то все равно невозможно передать наших чувств и мыслей. Как?! Мы не поедем в тесном битком набитом людьми в штормовках вагоне электрички, где уже ощущалась фестивальная атмосфера и пели все 2 часа дороги? Не встретим друзей из разных городов, которые съезжались на поляну? А главная ночь на фестивальной горе? Короче, казалось, что что-то очень важное в жизни потеряно. Одновременно с чувством потери было чувство протеста. Как? Почему? За что?
Когда ребята сказали, что будет неофициальный фестиваль в Подгорах, то сомнений, ехать или нет, не было. Конечно, едем! Народу было не так много, но и лишних людей, приезжающих только ради того, чтобы сказать, что был на Грушинском, тоже было мало. Была какая-то особая атмосфера, несмотря на непривычные место и обстановку. Не помню, кто из известных бардов приезжал на этот фестиваль. Но мы сами испытывали какое-то чувство единения и удовлетворения от того, что, несмотря на запрет, фестиваль состоялся! И это было здорово!
А кадры видео, снятые тогда и бережно сохраненные другом, — это самый большой подарок, который только можно представить!
Бардов, привыкших уходить в леса для сверки своих песен, как известно, запреты остановить не могли. Кроме Подгор, в это же время на горе Верблюд тоже проходил небольшой слёт, участники которого посетили “не Грушинский”, преодолев 7 километров пешком, притом одна из туристов была на поздних сроках беременности.
~
— В 1981 году мы собирались на Верблюде своим лагерем, был такой небольшой слёт. Вовка Иванов-Перлин сходил в Подгоры, вернулся, сказал: «Парни, пошли, там такие интересные ребята из Челябинска приехали, пойдёмте, послушаем!»
Ну мы и пошли. И сильно беременная Алла (жена) ходила за семь километров в Подгоры, стоя слушала Митяева со Старцевым. Они там практически первый раз появились на «большом экране», никакие ещё не знаменитые, простой дуэт.
Потом мы вернулись на Верблюд, потому что у нас там был свой мини-фестивальчик, аж с 12 городов народ приехал.
А в 1982 году мы ездили буквально на день — сыну было меньше года, родственники отпустили потусоваться.
~
— Я думаю, что 1970-е — это был пик популярности Грушинского: количество участников измерялось сотнями тысяч. Помню, каждый год перед фестивалем обсуждали две темы: закроют или нет и приедет ли Высоцкий. И когда действительно отменили фестиваль в Мастрюках, это был шок. Но поползли слухи, что все-таки Грушинский будет, но не там и не для всех.
Представляю себе, какие титанические усилия приложили организаторы, чтобы фестиваль состоялся. Даже назвали его «Фестиваль патриотической песни», чтобы как-то успокоить власти.
Помню нервное возбуждение в Подгорах: до последнего было неясно — разрешают концерт или нет. И когда с большим опозданием на сцену вышло трио имени Грушина и запело «Где вода синей, чем небо, где?», поляна встала… Да, это не забывается. Мы потом смеялись: было ощущение, что мы, как революционеры в 1905 году, собрались в лесу на маёвку, поём вполголоса революционные песни и ждём — накроет нас полиция или нет.
Грушинский фестиваль подобно Мекке стал для туристов и поклонников бардовской песни священным местом. Словно вечные странники-хатифнатты из «Муми-троллей», они каждый год стекаются на поляну на 135-м километре в район Мастрюковских озёр, чтобы увидеть друг друга, и никакие запреты властей, внутренние разногласия и погодные катаклизмы не способны остановить их.
Фестиваль постоянно меняется и, по мнению старожилов, не всегда в лучшую сторону. Несколько лет назад он разделился на два лагеря, затем вновь объединился, и неизвестно, что ждет любителей авторской песни в будущем. Главное, что бардовское движение до сих пор живо и развивается, приобретая самые разные формы. А значит, будут новые слёты и, будем надеяться, новые песни.
Фотографии из архива Александра Жарова
Видео из архива Владимира Иванова-Перлина