ЖИЗНЕННО ВАЖНО

Артем Литвишков — заместитель генерального директора ООО «ФАРМ СКД». Мы пригласили его в редакцию, чтобы поговорить о наболевшем – ценах на лекарства, которые постоянно растут. А заодно разобраться в фармацевтическом рынке – в наших  и зарубежных препаратах и в медицинских инновациях.

 ~

Про повышение цен

— Существует  перечень медикаментов, которые так и называются: жизненно необходимые и важнейшие  препараты, на которые государство, начиная с 2009 года, регулирует цены. Есть целый реестр этих препаратов, где производитель регистрирует свою цену. И к этой цене может применяться лишь та розничная и оптовая надбавка, которая установлена региональной властью.  Мера по регулированию оказалась действенной, потому что в кризис 2008-09 годов ей удалось погасить повышение цен, когда производители начали массово поднимать стоимость лекарств из-за курса евро и доллара. Государство ввело такой механизм, и он работает.

— С точки зрения ассортимента, который не входит в этот перечень, всё гораздо хуже. Государство цены на него не регулирует. Производитель цены вправе повышать или вообще не ввозить этот ассортимент в Россию. И более того, те потери, которые производители несут на рынке жизненно важных препаратов, где они не могут поднимать цены, зачастую перекладываются на тот перечень, где у них эта возможность имеется. С одной стороны, это, конечно, плохо. Потому что в аптеках цены растут. Но с другой стороны, этот сегмент препаратов потому и не входит в перечень жизненно важных, потому что их эффективность или не доказана вовсе, или доказана частично. Возможно,  людям стоит задуматься, прежде чем покупать этот препарат, а еще лучше — посоветоваться с врачом.

— В качестве примера можно привести наш отечественный Арбидол, который выпускает компания «Фармстандарт». Он популярен, но его действенность многие врачи ставят под сомнение. На этот препарат, скорее всего, цены повысятся. А вот аэрозоль Клинил, который выпускает этот же производитель для астматиков, входит в число жизненно важных препаратов, и цена на него будет зафиксирована. И так почти везде. Так работает рынок.

— Если вы можете повышать цену на препараты, которые не входят в перечень жизненно важных, то вы, скорее всего, будете это делать, потому что вам нужно покрыть убытки, которые вы неминуемо понесете на перечне с закрепленными ценами.

Про фармацевтический рынок

— Фармацевтический рынок очень сложный, потому что реально на нем зарегистрировано более 30 000 препаратов. Их цена начинается от 3 рублей и доходит до 340 тысяч за упаковку. Так, флакон Солириса в России считается самым дорогим лекарством, он как раз и стоит 340 000 рублей (а на курс лечения надо 3 флакона). Но он выписывается исключительно по жизненным показаниям.

— Есть лекарственные препараты инновационные. И доля инновационной составляющей в препарате очень высока. Почему? Для того, чтобы одну успешную молекулу произвести, у производителя на это уходит, во-первых, не один год, а во-вторых, немалые средства, вплоть до миллиарда долларов на один препарат. Потом ему даётся патентная защита до 10 или 20 лет. И за этот срок производитель окупает свои затраты, потому что у него монопольное право на эту молекулу и только он может её продавать. Это МНН — международные непатентованные наименования. Такой механизм давным-давно придуман, чтобы стимулировать инновации в медицине. Потому что если вы придумываете препарат, а конкуренты тут же начинают выпускать дженерики, то какой смысл был вам изначально тратиться?

— Поэтому  в отрасли есть определенные правила и есть патенты,  которые позволяют производителям инновационных препаратов извлекать гарантированный доход.  В таком случае стоимость препарата — затраты на субстанцию, упаковку —  могут составлять всего 10 процентов или меньше, а 90% будет инновационная составляющая. В качестве примера можно привести так называемые орфанные препараты. Например, я вам Солирис назвал, это препарат из орфанного перечня. Почему он такой дорогой? Потому что пациентов очень мало. В мире людей, которые лечатся этим препаратом, может  быть, тысяча или две. Невыгодно массово производить и делать большие исследования для такого количества больных. Стоимость исследований в этом препарате очень высокая.

— Теперь про массовые препараты, которые давным-давно представлены на рынке, всем  известны и в которых нет никакой инновационной составляющей. Например, Но-шпа. При формировании цены на этот препарат речь идет о себестоимости, которая складывается из затрат на производство, самой субстанции и упаковки. В ситуации, когда цена доллара или евро начинает расти, такая часть лекарств страдает больше всего. Поскольку субстанция в основном импортная, даже на самые простые медикаменты. И ничего с этим сделать нельзя.

— Объем рынка лекарственных средств на рынке России выглядит так: 60% отечественных и 40% импортных, если говорить в упаковках. А если в рублях, то примерно 70-75% рынка — это импортные препараты, а остальные — российские. Отечественные препараты представлены преимущественно недорогими марками. В основном это дженерики. Поэтому общее снижение бюджета в госпитальном секторе в основном будет достигаться за счет высокотаргетных препаратов, таких, от которых можно отказаться. Для основной массы населения это не будет сильно заметно. Шприцы как были, так и будут, натрий хлор, антибиотики как были, так и будут, их не перестанут делать.

— Очень многие аптечные сети в силу того, что в регионе большая конкуренция и уровень маржинальности невысокий, при росте арендных ставок и при падении продаж будут испытывать определенные трудности. Если говорить о росте цен, то они будут происходить именно в аптеках. Сети будут поднимать цены. Надо понимать, что свои наценки сети все равно получат. Просто спрос будет сжиматься. Скорее всего, те сети, которые менее рентабельны, будут сокращаться. И мы увидим через некоторое время, как некоторое количество аптек закроется.  Но это не скажется трагически, потому что аптек в Самаре вполне достаточно. Их больше, чем в общем по стране. У нас довольно емкий рынок.

О Большой Фарме

— Исторически Советский Союз реализовывал свою фармацевтическую стратегию следующим образом: в СССР были заводы по субстанциям, а готовые лекарственные формы делались в странах СЭВ — Польша, Болгария, Венгрия, ГДР. Наши восточные партнеры делали препараты для советского внутреннего рынка. Когда Советский Союз разрушился, случилось 2 вещи: западным странам стали не нужны венгерские и польские медикаменты. И в результате те заводы в большинстве своем или закрылись, или их выкупили западные компании и начали производить на них совсем другой ассортимент. Соответственно, разрушилась вся цепочка. Субстанции в России стали никому не нужны, а нужны стали лекарственные формы. Поэтому те заводы, которые производили субстанции, перешли на изготовление препаратов. Теперь субстанции изготавливают в основном Китай и Индия в общемировом графике. Это химически не очень чистое производство, поэтому многие страны не хотят размещать на своей территории подобные предприятия. Сложившиеся отношения в фармакологическом бизнесе всех устраивают, есть даже такое понятие «Большая Фарма» —  это крупнейшие транснациональные фармацевтические корпорации, которые не имеют четкой национальной принадлежности. И невозможно понять, это американская, швейцарская, французская компания, потому что работают они по всему миру. В основном они и устанавливают правила игры на мировом фармацевтическом рынке. Всем  выгодно закупать субстанцию в восточных странах с дешевой рабочей силой.

— Сейчас возрождать свои компетенции по производству субстанции в России достаточно затратно. А самое главное, что как только ситуация стабилизируется, станет еще и экономически невыгодно. Там это делают дешевле. Однако есть такой вопрос, как лекарственная безопасность. Это то же самое, что и продовольственная безопасность. Не могу сказать, что государство ничего не делает в этом направлении. Более того, и уровень российских заводов за последние 10 лет много вырос, и ассортимент широкий. За примерами далеко ходит не надо.

— У нас в Жигулевске есть хороший современный завод «Озон», недавно с нуля возникший и уже изготавливающий большой ассортимент лекарств. В Ярославле есть фармацевтический кластер, там сейчас запускается целый ряд производств. В России изготавливается очень много препаратов на финальной стадии упаковки. Та же «Санофи»  делает свои инсулины в городе Орел. «Ново Нордиск» запускает завод в Калуге. Заводы у нас есть. Другое дело, что  компетенции по инновационным препаратам у нас отсутствуют.

— Самые необходимые препараты мы всегда сможем для себя производить: те же антибиотики, основные расходные материалы, противомикробные препараты. Но то, что касается препаратов, где высока доля научного потенциала, можно с сожалением констатировать, что у нас есть только попытки возрождения школы. И надо очень хорошо понимать, что для рентабельной фармацевтической промышленности нужны мировые рынки. Только за счет России и внутренних продаж отбить исследования будет очень сложно. А на мировом рынке есть Большая Фарма, которая в конкуренции не заинтересована. Как правило, наиболее успешные разработки покупаются лидерами мирового рынка еще до выхода их на рынок. Но при этом хочу напомнить, что 30 000 медикаментов зарегистрировано только в Российской Федерации, конкуренция очень высокая, и западному производителю на российском рынке есть что терять. Если сейчас ими неадекватно высоко будут подняты цены, то в России их могут не зарегистрировать или на их место встанет, например, израильский производитель, который то же самое сможет продавать в 2-3 раза дешевле.

— Прогноз по ценам — дело неблагодарное. В 2008 году девальвация быстро завершилась, и ей на смену пришел достаточно быстрый экономический рост. Когда наступит экономический рост в ближайшем будущем, мы не знаем. Цены будут подниматься по-разному. Скорее всего, инфляция составит порядка 25-30%. Медикаменты не имеют ярко выраженного сезонного характера в отличие от продуктов. Понятно, что зимой больше покупают лекарств от простуды, весной – от аллергии, но это не так, как с овощами, когда летом они стоят 5 рублей, а зимой 50.

Интервью: Анастасия Кнор