Суть работы дружинника отлично схвачена в фильме «Самая обаятельная и привлекательная» (1985 г.) За полторы минуты автор картины успевает передать смысл обязанностей советского дружинника, очертить круг его полномочий и даже намекнуть на отношение к нему различных слоёв населения. Главная героиня фильма воспринимает свою миссию абсолютно всерьёз и реагирует на ситуацию как образцовый член народной дружины. Её напарница несёт вахту без особого рвения. Герой, который должен был отправиться с ними в рейд, попросту игнорирует свою «общественную нагрузку». Нарушители закона (скорее всего, «расхитители социалистической собственности») без колебаний оказывают им сопротивление (тогда как милиции они сразу подчиняются).

Текст: Станислав Фурман

17 марта 1954 года одиннадцать юношей и шесть девушек — комсомольцев Куйбышевского авиационного завода впервые с красными повязками на рукавах с надписью «дружинник» вышли на улицы района.

Образ дружинника в народном сознании действительно был каким-то половинчатым, неоднозначным. Функционал, вроде, милицейский, но полномочий – как у обычных граждан, а в качестве табельного оружия – свисток. Вступление в дружину – дело формально добровольное, но в то же время строго принудительное (за отказ от выполнения обязанностей дружинника или за прогул рейда можно было и выговор схлопотать, и премии лишиться).

В Куйбышеве 70-х с «добровольно-принудительной почётной общественной нагрузкой» было строго. Например, несколько раз в году в рейде обязан был оказаться каждый работник каждой кафедры каждого ВУЗа за исключением инвалидов.

 

Тамара Щелкова, доцент кафедры биологии Куйбышевского медицинского института с 1975 по 1995 годы:

К народной дружине я была приписана с первого года работы вплоть до распада СССР. В рядах дружины состояли все работники кафедры, вплоть до профессуры. И никто не имел права игнорировать свои обязанности. А в обязанности отряда дружинников входил контроль общественного порядка. Он мог выражаться в вечернем патрулировании улиц, в дежурствах на демонстрациях, в визитах с проверками домой к гражданам, находившимся под наблюдением (тунеядцам, неблагополучным, отбывающим условный срок, живущим под домашним арестом или подпиской о невыезде).

Конкретно наш отряд патрулировал Мичуринский микрорайон. Дежурство проходило так: к 19.00 мы приходили на сборный пункт, который находился в отделении милиции на улице Клинической. Отмечались, получали от участкового инструкции, красные повязки с белой или жёлтой надписью «дружинник» и отправлялись на дежурство. Если было тепло, то мы, как правило, гуляли по вверенному нам микрорайону и просто следили, не хулиганит ли кто, нет ли каких-нибудь опасных пьяниц. Но за всё то время, что я провела в дружине, на мою долю не выпало ни одного инцидента, да и историй никаких не ходило. Как-то спокойнее было тогда на улицах, особенно в центре города и близких к нему районах… 

В состав отряда входило от трёх до пяти человек. Причём, отряды могли быть либо мужскими, либо смешанными, но чисто женскими – никогда. Формировались они непосредственно на опорном пункте и состояли, как правило, из людей, близких по социальному статусу: инженеры, учителя, сотрудники вузов… Иногда, в хорошую погоду, дежурить было даже неплохо: бродишь по городу, беседуешь с коллегами о том-о сём…

А вот зимой приходилось туговато: мороз-не мороз, а раз очередь подошла – изволь дежурить. Однажды в день дежурства я с самого утра чувствовала себя простуженной и пожаловалась на это заведующему кафедрой (который обязан был контролировать не только мою работу, но и выполнение мной общественных нагрузок). С работы он меня отпустил, но на том условии, что к вечеру я подлечусь и выйду дежурить в составе дружины. Мороз был за тридцать, после дежурства я провалялась на больничном две недели.

Зимой у нас даже с железным здоровьем больше часа не погуляешь, поэтому визиты гражданам, находившимся под наблюдением, мы наносили преимущественно зимой. Осматривали условия проживания, опрашивали соседей, записывали свои наблюдения, чтобы после дежурства отчитаться участковому… Кто-то относился прохладно, кто-то, наоборот, готов был всю компанию чаем напоить. Кстати, ничего необычного в таких посещениях никто не видел, многие сами состояли в дружинниках, в общем, все всё понимали.

Каждому из сотрудников нашей кафедры выпадало дежурить два-три раза в год, так что нельзя сказать, чтобы это было уж очень обременительно. Тем более, что за все эти 15 лет лично я не наблюдала ни одного инцидента.

Однако, одно дело – быть дружинником в благополучном Мичуринском микрорайоне, и совсем другое – вести патрулирование, например, на танцплощадке в сквере Калинина. Тут уж не до смешанных отрядов. Правда, обычных дружинников в такие места, как правило, и не направляли. Это была территория «комсюков» — так назывались члены комсомольской народной дружины, и с ними дело обстояло совершенно иначе.

Дружинником гражданин оказывался по обязанности, а вот «комсой» — только по желанию. Да ещё и принимали далеко не каждого: комсомольские дружины нуждались прежде всего в спортсменах – боксёрах, борцах, тяжелоатлетах. «Комса» патрулировала наиболее опасные зоны города – танцплощадки, пивные, кинотеатры, открытые кафе.
Назывались такие отряды в разные годы застоя по разному: и «комсомольская народная дружина», и «боевая комсомольская дружина», «комсомольский оперативный отряд», но суть «комсы» всегда оставалась неизменной – противостояние хулиганам. Тимуры против Квакиных. «Комсюки» против «фургапланов». Вечный лейтмотив.

Принципиальное отличие «комсы» от обычных дружинников состояло в том, что при опасности дружинники бежали за милицией, а «комсюки» — нет. Более того, нередко «комса» сама задирала «фуражьё» и провоцировала коллективные баталии. Многие даже шли в «комсу» ради того, чтобы в драках поучаствовать, самоутвердиться. Поэтому разница между Тимуром и Квакиным часто бывала совершенно незаметной.
Живя на Машстрое, я лично наблюдал драки между «комсой» и «фурагами» дважды. Оба раза побоище разворачивалось перед входом в кинотеатр «Дружба». И оба раза комсомольцы побеждали до появления милиции, то есть, бой длился не более семи минут.

Известны случаи, когда «комса» задерживала опасных преступников и рецидивистов. Например, однажды в пивбаре на улице Промышленности тремя бойцами комсомольского оперативного отряда был задержан преступный авторитет. Вот что рассказывает об этом эпизоде один из его непосредственных участников, пожелавший сохранить инкогнито.

Это было где-то в мае 78-го. Была суббота, часа где-то четыре. Мы только вышли «в дозор», успели дойти от оперпункта на Запорожской до Сад-Совхозного переулка (ныне – переулок Карякина – прим. редакции), как к нам подошёл какой-то дед и говорит: «Идите, пацаны, в пивнуху, там какой-то борзый объявился, скандалит». Мы бегом туда. Заходим. Народу – никого, за стойкой – бледная, зашуганная тётка-буфетчица, а посреди зала за столиком стоит какой-то хмырь. В разодранной рубашке, весь в блатных наколках, стоит и пиво пьёт. А вокруг на полу – пивные лужи и осколки. Когда мы подошли, он как раз последние глотки допивал. Допил, да как шваркнет кружку об пол! – Ну, тут мы подошли и его скрутили, он даже толком сделать ничего не успел. Скрутили, руки ремнём стянули и в опорник привели. Лейтенант его увидел, сразу к картотеке бросился, и фотку достал. Оказалось, мы задержали рецидивиста по кличке Хвост, который несколько месяцев во всесоюзном розыске находился. Нам за него благодарность объявили и грамоты выдали. И потом, когда один из наших в школу милиции решил поступать, ему эта грамота очень помогла.

В советское время «комса» нередко становилась стартовой площадкой для тех, кто хотел пойти работать в милицию. Но вот советские времена кончились, а вместе с ними пришёл конец и народной дружине. Сотрудничество граждан с милицией приобрело несколько иные формы.

Алексей Горланов (в 90-х — внештатный участник рейдов в составе опергрупп):

Участковый — основной потребитель услуг внештатников. С ними безопаснее ходить на поквартирные проверки и прочие мероприятия, где есть шанс выхватить в гычу (т.е. получить по морде – прим. редакции). Но у участкового, помимо приема граждан, есть неприятная обязанность — раскрывать каждый месяц несколько преступлений. Т.е., заводить дела. Палки рубить, если по-простому. Причём результат дела ему не особо интересен. Передадут в суд – неплохо, напишут отказной — тоже ничего. Было б дело до какого-нибудь логического конца доведено.

Поэтому, если преступники не поймались сами по себе, их надо где-то брать. Как говорится, если вы до сих пор на свободе — это не ваша заслуга, а наша недоработка.

Участковый в качестве профилактической меры всегда может устроить контрольную закупку. Можно, конечно, прихватывать продавцов за обсчёт-обвес. Но это очень хлопотно, надо найти такого подставного, чтоб у него прям во весь лоб светилось Я ЛОХ, ОБМАНИ МЕНЯ. А обсчёт-обвес — преступление вполне себе уголовное. Так что даже по первому разу реально условняк словить.

Но настоящее веселье началось, когда вышел запрет на торговлю спиртным в обычных ларьках, которые не магазины и не модульные павильоны, и которых везде — как грязи.

Процедура контрольной закупки спиртного в ларьке выглядела так: подходит внештатник. Спрашивает водку. Продавщица высовывает голову из окошка (типа черепеха из панциря) и вертит ей во все стороны в поисках палева. А палево сидит в тачке с гражданскими номерами за тонированными стёклами. Не найдя палева, продавщица выдаёт водку, получая взамен купюры с переписанными номерами. ВСЁ. Контрольная закупка состоялось. Тут же возникает участковый с понятыми. В качестве одного из понятых можно взять подставного, сделав вид, что вы с ним незнакомы.

Дальше — варианты. Во-первых, никогда у продавца нет документов и санкнижки — они у хозяина на оформлении. Во-вторых, все продавцы — не местные. Беженцы. Из соседнего колхоза. С «кучай дитёв» и старушкой-матерью на иждивении. Им как будто методички выдавали — что вкручивать милиции при шухере. И все отказываются что-либо подписывать. Совершенно напрасно, кстати. Преступление запротоколировано и подписано двумя понятыми. Подпись продавца не влияет.

Продавцу предлагается вариант, если нет судимостей, — сотрудничество со следствием, единоличное рассмотрение дела в суде и гарантированный срок. Но — УСЛОВНЫЙ.

Если судимость есть — сложнее. Если она по такому же преступлению — ещё сложнее. А если у продавца условный срок не кончился – совсем беда.

Но всегда остается шанс договориться на коммерческой основе.

У несговорчивых продавцов вся алкопродукция изымается. На уничтожение. И ставится в «свои» ларьки. Или возвращается хозяину — тоже на договорной основе.

А если начальство спросит: «А действительно ли уничтожается контрафактный алкоголь??» — ответ: «Да вы посмотрите, сколько в опорнике пустой тары!!! Уничтожаем беспощадно».

А по поводу несговорчивых продавцов — был случай.

Одинокий киоск на НФС. Оформлен как дот: стальные листы, решетки, амбразура. Закупаемся, представляемся… и всё. Продавец выключил свет внутри киоска и прикинулся молчаливой галлюцинацией. И никак его оттуда не выцепишь, разве что ларек поджечь. Что тоже непросто — он железный.

Продавец на слова не реагирует. Сфинкс. Наш старшой, доведённый до белого каления, вышиб окошко в амбразуре и от души попшикал туда черёмухой. Продавец, ни слова не говоря, нашарил под прилавком… противогаз и так же молча его надел. Аут. Мы потом, конечно, вызвали наряд из местного отделения. Им он тоже не открыл. Но ребята из этого наряда знали хозяина, тот приехал и всё разрулил.

Что ж, вполне характерная для 90-х система отношений. К миллениуму она в Самаре тоже практически сошла на нет. Внештатные сотрудники милиции практически перевелись, став штатными сотрудниками ЧОПов и служб охраны…

Попытки возродить народные дружины предпринимались и в 2000-х, но успеха не имели. Мысли о создании подобной структуры периодически возникают и до сей поры. Есть даже такая организация «Добровольная народная дружина городского округа Самара» с загадочно пустым сайтом и слаборазвитым аккаунтом «Вконтакте». Судя по фото- и видео-материалам, в очень небольшом количестве присутствующим в сети, есть и добровольцы, принимающие участие в её деятельности. Их, видимо, не слишком много, но что-то они, кажется, делают. Интересно, что?