Кобозева Зоя Михайловна — кандидат исторических наук, доцент кафедры Российской истории Самарского госуниверситета. Сфера научных интересов — история русского дворянства и мещанства. Эксперт в области истории моды.

Плачьте, дети!
Из-за белой реки
Скоро-скоро кузнечики к вам заторопятся.
Будет много кузнечиков. Хватит на всех.
Вы не будете, дети, гулять в одиночестве…»

Я стояла в ресторане гостиницы «Ренессанс» со студентами исторического факультета Самарского государственного университета, случайно запущенными в святая святых респектабельной буржуазной жизни города на лекцию по гостиничному сервису. Мой любимый пятый курс. Такие классные!

Я притащила их в эту гостиницу, ведомая не столько желанием продемонстрировать часть туристского сервиса, сколько ностальгирующая о собственных упущенных возможностях, связанных с этим пространством, с этим рестораном, из которого я когда-то опрометчиво сбежала, не соблазнившись даже на великолепный вид на Волгу, открывающийся из окна… Река в своей излучине лежит как Даная, прекрасная и дерзкая в раскинутой обнажённости. В этот день дождь шёл сквозь зебру-небо. Огромное волжское небо было поделено на чёткие пространства чёрных туч и яркого солнца. Из туч шёл дождь. На пограничье света и тьмы – светила радуга. Мы сбились в кучу около этого пролонгированного панорамного окна. Мне было больно видеть белоснежные крахмальные салфетки и приборы, на которые нас любезно запустили посмотреть. Больно за этих красивых и умных мальчиков и девочек, которым после исторического факультета так тяжко достанется старт в «жизнь наверху».

Кому принадлежит Волга? Тряпочке-бомжу, свернувшемуся калачиком около каменной лестницы на пляже Советской Армии? Его будут теснить и теснить в сторону Студёного оврага, новые каменные заборы и пристани для яхт. Сметут его, бедолагу, пока он не окажется на узкой полоске у подножия Лысой горы, где бьют родники и греются гадючки. Может быть мне и моему бывшему однокурснику, с которым я пошла после «Ренессанса» посидеть на скамеечке в Загородном парке, под моим большим клетчатым зонтом, который он теребил и теребил, вспоминая что-то из нашего прошлого… А я думала только о том, что мне нужно успеть к портнихе. И в какой-то момент забыла, к чему обязывает скамейка на пляже и раскрытый зонт. А он меня звал и звал в прошлое. И говорил: «Смотри, радуга…». А может быть Волга принадлежит тому характеру жителей излучины, её середины, средокрестия, или сам характер своим появлением обязан ей?

Характер, о котором сокрушался мальчик из Екатеринбурга, приехавший проводить у нас фестиваль дизайна. Я встретилась с ним в уже угасающий день-зебру в кафешке на Куйбышевской. Вот он, модернизм, пришедший в наш город. Худенький, нервный или просто уставший и одинокий блондин с затаённым взглядом, сидел за маленьким столиком, который ему позволили превратить в рабочий кабинет, место встреч с самарскими персонажами культурной жизни. Мы договорились о лекции. Я, сама не знаю почему, пристала к нему с вопросом, кому какая выгода от проведения этого фестиваля в Самаре. А он грустно ответил, что Самара – самый невыгодный город для дизайнерского бизнеса. Мне не нужно было объяснять почему. Я это знала всегда.

В Самаре – есть только два класса. Два мира. Богатые и бедные. У одних, как им кажется, всё уже есть. Есть конформизм в респектабельных брендах и есть нонконформизм, тоже для них освоенный и респектабельный. У других – ничего нет. Только одни мечты и любовь. Но пока ещё есть Волга. И пока ещё – мы не смотрим на неё на экскурсии из респектабельного буржуазного окна. И можем разбежаться и нырнуть… Я возвращалась домой с платьем от портнихи в то время, когда над Волгой сверкнул последний малиновый луч заката. А чернильные «крокодилы» туч дожёвывали его лениво и неспешно. Позвонил однокурсник из-под клетчатого зонта, из прошлого. « — Ты почему всё бродишь, и не идёшь домой?» — поинтересовалась. « — Я плаваю, я на пляже…» «Ох, уж эти бедные романтики!» — поёжилась я в своей нереспектабельной машине и включила печку.