Силовые и судебные структуры выдворяют из страны англичанина, посвятившего Самаре 20 лет жизни, а с закрытого номера ему поступают звонки о взятке в 2 миллиона.

Текст: Денис Лебедев Фото из архива Джона Гордона

Джону Гордону 77 лет. Он бакалавр наук с отличием в области прикладной биохимии, кандидат биологических наук. С 1993 года в течение 11 лет Джон работал в России в качестве консультанта по сельскому хозяйству по линии ЕС в нескольких регионах. Больше всего в Самарской области. Следующие девять лет Джон преподавал английский язык студентам и ученикам в Самаре, открыв, совместно со своей гражданской женой Мариной, которую встретил и полюбил здесь, «Оксфордский центр английского языка». В этом центре были созданы рабочие места для самарцев, в нем работали самарские преподаватели английского языка. Два-три раза  в год Джон посещал Британию для того, чтобы повидаться с детьми и внуками и продлить визу…

— Расскажите, с чего все началось?

Джон: В январе 2013 год мне поставили диагноз  — рак. Они предложили мне операции, но я отказался. Так как мне уже много лет, я не решился на это сразу, решил сначала пройти курс химиотерапии. Но лечение не дало положительного результата. Операцию решили провести в августе. Перед этим я летал в Британию, проведать своих детей и внуков. Второго августа я вернулся в Самару. Пятого августа я был госпитализирован в больницу с гипертоническим кризом. Несколько дней я пролежал там.

В это время, 6 августа, Марина пошла в УФМС, дабы продлить мою визу. Я неверно прочитал свою визу, так как расположение текста в ней стало иным. Я думал, что виза должна кончиться 27.08.2013. Марине же в УФМС сказали, что она заканчивается завтра. Она попыталась объяснить, что я нахожусь в больнице в тяжелом состоянии, четыре раза звонила в УФМС, просила разъяснить ей, как нужно поступить в данной ситуации. И все четыре раза получала разные ответы.

Девятого августа я поступил в Онкоцентр для проведения операции по удалению рака простаты.

Марина: Врачи сказали, что надо срочно проводить операцию, пока рак не перешел на кости. Любое промедление и всё… Джон на тот момент не знал о том, что, оказывается, неверно прочитал визу. Но у меня был выбор – либо сказать Джону и заставить его волноваться перед сложной операцией, либо промолчать и попробовать самой разобраться в ситуации. Я тогда не знала, что за такую маленькую просрочку по такой уважительной причине могут выдворить из страны.

Джон: Через три недели, 30 августа я был выписан из больницы. Мне было сказано явиться 26 сентября в Онкоцентр для проведения лучевой терапии.  Через несколько дней после того, как я вернулся, в семь утра раздался звонок в дверь. «Тук-тук, иммиграционная полиция». Они забрали меня в офис. Несмотря на то, что я не мог передвигаться, у меня были сильные боли и ужасное самочувствие. В офисе УФМС составили заявление, мне не предоставили ни юриста, ни переводчика, я не мог понять ни слова, ведь я не говорю на русском (по этой же причине Джон обучает только людей, уже знающих основы языка, на начальном уровне работают русские преподаватели его школы – прим.). Там была только девушка, у которой был low intermediate (уровень знания англ. языка – прим.). Она плохо говорила по-английски. Я был испуган, в замешательстве, и подписал бумагу. Я думаю, что это все было подготовлено заранее. Сразу же после подписания, опять-таки несмотря на состояние моего здоровья, меня повезли в суд, на котором мне также не предоставили ни адвоката, ни переводчика. Я так понял, что мне нужно было заплатить штраф. Но потом, в постановлении, я прочитал об административном выдворении меня за пределы РФ сроком на 5 лет.  Я, конечно же, подал апелляцию в областной суд. Но юрист, который должен был защищать меня, заболел и прислал вместо себя свою младшую помощницу. Против профессиональных юристов обвинения. Конечно, мы проиграли суд. В понедельник через два дня после суда мне позвонили с неизвестного номера и сказали, что за два миллиона рублей делопроизводство прекратят.

Марина: Тебе позвонили и сказали это?

Джон: Да, но я думал это тебе звонят. Они сказали, дайте нам 2 миллиона и мы снимем штраф.

— Вы обращались в посольство Великобритании, как подданный Королевства?

Джон: Да, но они сказали, что не вмешиваются в иммиграционную политику РФ.  И их отпустили, хотя они нанесли ущерб России. А я не наношу ущерб! Это несправедливо. После 21 года своевременных поездок (я покидал страну до окончания визы и прилетал с новой) у меня, наверное, около 40 виз за все время. Но я ни разу не нарушил визовый режим. Только подумай,  я живу здесь уже 20 лет. И с Мариной мы живем давно. Мы ­- семья. И они хотят её разрушить.

— Обращались ли вы в международные правозащитные организации, такие как HumanRightsWatch и другие?

Джон: Нет. Мы обращались к местным правозащитникам, но никто не брался за это дело. Они только порекомендовали обратиться к персоне, которая занималась правами человека в Самарской области. Это была Ирина Скупова, уполномоченная по правам человека в регионе. Она откликнулась и, в свою очередь, отправила запрос в прокуратуру на отмену депортации до тех пор, пока в деле не будет произведена тщательная проверка. Ведь в суде мне не давали сказать ничего, кроме моего имени, даты рождения и национальности. Я не мог ничего противопоставить, ведь я не понимал что происходило.

— Какая реакция последовала у прокуратуры?

Джон: Двадцать шестого декабря прокуратура отправила запрос в областной суд о приостановлении решения районного суда об административном выдворении. Девятого же января (в первый рабочий день (!) – прим.) областной суд провел слушание и отклонил запрос прокурора. Но мы не знали об этом слушании. И узнали о нем лишь через несколько недель.

— Вы продолжаете лечиться от рака?

Джон: В данный момент нет. Я ведь говорил, что должен был пройти курс лучевой терапии 26 сентября в Онкоцентре? Так вот, когда мы с Мариной пришли туда, мне отказали в прохождении курса.

— Официально?

Джон: Они сказали Марине, что их на этот счет проинструктировало УФМС. Также, осенью у меня опять случился криз. Мы пошли в больницу Пирогова.

Марина: Когда мы пошли регистрироваться, в Пироговке нам сказали, что они не будут лечить Джона и разрывают договор. Я сказала, что Джон болен и не может обходиться без квалифицированной помощи. На что мне ответили: «Нет, пожалуйста, уходите». Я позвонила юристу, он попросил узнать, на каком основании договор расторгают. Они ответили: «На добровольном». «Но я-то не согласна,» — говорю.

Пришлось звонить по разным знакомым юристам, адвокатам. Только с их помощью получилось оставить Джона в больнице.

— Как вы будете дальше бороться?

Джон: Необходимо привлечь общественность, юристов. Понимаете, тут есть две стороны сейчас. Первая – я болен и нуждаюсь в лечении, которое из-за УФМС мне не оказывают здесь, в Областном онкоцентре. Но если я вылечу сейчас из страны, я уже не вернусь, через пять лет мне будет 82 года и я буду считать дни до… А тут у меня любимая Марина, её дети, которые так же любят меня, работа, ученики. Это, кстати, вторая сторона – я, вероятно, один из лучших преподавателей в Самаре. Я не берусь утверждать,  но мне кажется, что город только потеряет, если меня выдворят.