Губернатор Самарской области Николай Меркушкин, выступая на днях в эфире канала «Россия-24» заявил, что все федеральные и областные памятники архитектуры будет отреставрированы. А вот деревянную Самару, похоже, ждут тяжелые времена: «Деревянные, прогнившие, аварийные дома мы восстановить не сможем, – заявил губернатор. – Поэтому мы рассматриваем возможность либо на стрелке, либо в другом месте создать музейную улицу, на которой можно будет показать, какой была деревянная Самара». Мы пообщались на эту тему с бывшим главным архитектором города Виталием Стадниковым, мнение которого с позицией губернатора, мягко говоря, не совпадает.

Беседовали Михаил Альков, Николай Потатуев, Андрей Кочетков 

Фото архитектуры: Андрей Кочетков

– Деревянная Самара — это лицо города. Он как деревянный возник и как деревянный развивался. В центральной части города был запрет на строительство деревянных зданий, поэтому тогдашние периферийные территории оказалась фактически аутентичной деревенской застройкой, это, в общем-то, уникальное явление в контексте российском. Совсем немного городов могут похвастаться таким количеством сохранившейся деревянной среды. Неслучайно все, наверное, знают массу случаев, когда приезжают иностранные туристы и удивляются такому обилию деревянной архитектуры. При этом она абсолютно своеобразна, региональна, о ней написано немало книг. Поэтому я не понимаю, почему несколько десятилетий приходится убеждать и талдычить населению города и чиновникам, что она представляет ценность и является неотъемлемой частью имиджа нашего города. И ее просто необходимо сохранять, поскольку не так уж много есть вещей, которые отличают Самару от других городов в выгодном плане.

— Деревянные дома еще с советских времен называют гнилушками, трущобами. Там уличные сортиры и помои выливаются на дороги.

— Вопросов нет, все так. Но надо сказать, что и в Венеции проблема мусороудаления решена не столько строительством контейнерных площадок и мусороприемников, сколько определенными ограничениями. И, конечно, тут вопрос приоритета: то, что важно сохранять, то нужно сохранять, жертвуя при этом некими удобствами. И масса примеров есть, как, например, в Скандинавии, в других европейских странах северных.

Деревянная застройка прекрасным образом приспосабливается к современным удобствам. Да и в России есть уже достаточно примеров приведения в порядок построек усадебного типа, с большой концентрацией памятников деревянного зодчества и просто рядовой застройки. Это и центральная часть Городца, и Коломна, и особо выдающийся пример – программа по сохранению деревянного наследия Томска. Там сразу был район Елань приведен в порядок, буквально за считанные годы, большой кусок города.

В частности, было отреставрировано здание, в котором жила Лидия Делекторская, личный секретарь Матисса. Здание, которое формально не являлось памятником, здание было осевшее. Я видел материалы по сохранению этого дома. Мужики пришли, поддомкратили его, вынули гнилой нижний деревянный венец, вставили новые венцы и здание сразу стало ровным. А то, что наличники какие-то висят криво – это вопрос обслуживания. Декоративные элементы необходимо вовремя заменять и вообще содержать здание в порядке. Равно как нужно делать зарядку по утрам, чтобы чувствовать себя хорошо.

— То есть все необходимые для сохранения деревянных зданий технологии есть?

— Технологии есть и они вполне посильные. Более того, они традиционные. А, следовательно, не очень дорогие. Вопрос в том, что для Самары это – не пройденный этап. Никаких попыток сделать адекватный по деньгам проект по реставрации деревянных зданий не было еще произведено. Мало того, я, зная самарский реставрационный рынок, могу утверждать, что у нас и специалистов в данной области нет. Но этот путь просто нужно пройти один раз и все появится – и специалисты, и технологии.

— Но если просто прийти с улицы и принести проект реставрации какого-то здания, то в бюрократии можно будет погрязнуть навсегда.

— Конечно. Если тупо идти по пути соблюдения всех существующих формальностей, это обернется дикой потерей времени и жутким удорожанием. В итоге получится, что проект реставрации тогда будет стоить больше, чем рыночная стоимость этого здания. Что сразу лишает реставрацию какого бы то ни было смысла. Себестоимость деревянных зданий – она невысокая априори. В Томске эти моменты были решены по ряду причин. Во-первых, была политическая воля. Была принята программа по сохранению деревянного наследия. Во-вторых, были привлечены местные специалисты, именно работяги, которые все и делали. Ну и плюс были специалисты в охране наследия, которые на общественных началах, в том числе, разрабатывали документацию. То есть, они смогли начать заниматься не просто получением бюджетных средств, а сохранением наследия.

— И сколько у нас осталось времени, чтобы успеть пойти по томскому пути?

— В Самаре, в тех темпах, в которых сейчас происходят отводы под новое строительство в центральной зоне, в зоне оставшейся деревянной застройки, утрата деревянной среды, это вопрос 3-4 лет. И мы потеряем все. Сейчас уже, по нашему исследованию, практически нет ни одного квартала, который еще не затронут новым строительством.

А любое новое строительство это типология микрорайонного типа, у нас никто не умеет проектировать, обосновывать и строить новые дома, встраивающиеся в уже существующую среду, использующие принципы исторического планировочного строения города. А значит, любое вторжение с любым новым строительством – это другая типология, а, соответственно, диссонанс и разрушение. Тем более в Самаре есть ужасное заблуждение, о том, что чем выше дом, тем он представительнее и респектабельнее. Кстати, даже про экономическую выгоду строительства высоток это тоже заблуждение. Опыт проектирования, в том числе в столицах наших, показывает абсолютно обратное.

— «Заповедник деревянного зодчества», в который будут свозить деревянные здания, оказавшиеся в абсолютно неуместном окружении – как, например, дом Маштакова — это выход?

— Естественно, нужно искать зоны, в которые можно встраивать такие сооружения, но эти зоны должны находится в естественной среде. А не на острове Коровьем и не на той стороне Волги. Это исторически устаревшая парадигма – располагать отдельный заповедник, в который буду свозить какие-то ценные объекты со всего города, словно на свалку. Так делали в 70-е, 80-е годы, а сейчас это абсолютно неактуальная идея. И то, что в Городце и Томске все нормально получается – зачем тогда Самаре живую среду рушить, когда она может быть сохранена. У нас, к счастью, пока есть аутентичные кварталы. В зоне между Красноармейской и Полевой остался ряд кварталов, где-то 10-12 штук, однако на них уже масса прав распродано на аукционах по застройке территории. И здесь вопрос политической воли – какие из этих кварталов можно освободить от этих обязательств. Есть ряд реально нетронутых кварталов. Пока что. Но сейчас большая часть этих домов выведена из списков архитектурных памятников, нужно проводить новую инвентаризацию.

— Когда начался процесс выведения деревянных домов из списков?

— Где-то все это началось с 2002 года. Но за последние пару лет это приобрело просто катастрофические масштабы. Потому что, во-первых, никогда не велась внятная статистика по объектам культурного наследия и до сих пор она все время плавает. Были некие списки у министерства культуры, по которым давались справки всем и вся. Но когда организации заинтересованные шли получать справки, например, о выписке из государственного реестра в Минкульт РФ, оказывалась, что этих объектов в реестре нет.

Разумеется, в таких условиях запретить снос зданий через суд было практически невозможно. Как пример: баня Лебедева напротив тюрьмы на Арцыбушевской – до свидания, нету ее. Теперь там 25-этажный дом стоит.

Причем важно понимать, что нельзя делить дома на интересные (вроде дома Маштакова, дома Поплавского у Драмтеатра) и неинтересные. Все типы зданий абсолютно необходимы к отражению. Крестьянских домов, на самом деле, всего несколько типов существует, в этом случае уже должно возникать осознание того, что особенную ценность представляют элементы узоров, декора.

— Что в этой ситуации можно и нужно делать всем заинтересованным в сохранении деревянной Самары?

— Лучшая молитва — это пример. Создание прецедентов – лучшее, что может быть. Ну и, конечно, просвещение. Пусть кажется, что это не слишком эффективно, на самом деле это самая эффективная вещь. Выход в публичную плоскость, обсуждение проблемы – гиперважная вещь, которая откладывает отпечаток, пусть и не сразу, но лет через 5-7 это начнет считываться как неотъемлемая тематическая часть инфополя.

— Через 5-7 лет еще не поздно будет?

— Может быть уже поздно. Сейчас я считаю, что необходимо хотя бы небольшую часть зоны деревянной застройки обозначить либо как музей-заповедник, либо как зону, свободную от притязаний нового строительства. Необходимо получить некоторую политическую поддержку на сей счет, так как в рамках подготовки к чемпионату мира город категорически нуждается в темах, связанных с туризмом. Город должен быть интересен приезжим. И явно, деревянное зодчество Самары будет интересней туристам, чем новая застройка микрорайонного типа, спроектированная неграмотными архитекторами, согласованная с нарушениями законодательства и построенная кривыми руками.